Президент Беларуси Александр Лукашенко рассказал о том, как проходили его переговоры с Евгением Пригожиным. Также он подтвердил, что руководитель ЧВК «Вагнер» прилетел в Минск.
«БелТА» приводит расшифровку речи главы страны после церемонии вручения погон высшему офицерскому составу.
«Я понял: принято жестокое решение — мочить»
«С восьми часов мне уже поступает тревожная информация о ситуации в России. Через ФСБ и наш Комитет госбезопасности мне докладывают: президент Путин хочет связаться. Он позвонил и подробнейшим образом проинформировал меня о ситуации в России.
Самое опасное, как я понял, — в том, как ситуация могла развиваться, и ее последствия. Я также понял: принято жестокое решение (оно и прозвучало подтекстом в выступлении Путина) — мочить. Я предложил Путину не торопиться. Давай, говорю, поговорим с Пригожиным, с командирами его. На что он мне сказал: „Слушай, Саша, бесполезно. Он даже трубку не берет, ни с кем разговаривать не хочет“.
Я спрашиваю [у Путина]: „Где он?“ — „В Ростове“. Я говорю: „Хорошо. Худой мир лучше любой войны. Не торопись. Я попробую с ним связаться“. Он в очередной раз говорит: „Это бесполезно“. Я говорю: „Хорошо, подожди“.
Мы разговаривали, наверное, с полчаса. Потом он меня проинформировал, что на фронте. Помню его слова: „Ты знаешь, а на фронте, как ни странно, лучше, чем когда‑либо было“. Я говорю: „Вот видишь, не все так печально…“»
«У Евгения полная эйфория»
«Надо было еще эти телефоны найти. Мы уточнили. Установили к середине дня целых три канала, по которым мы можем разговаривать с Ростовом.
Кроме [замминистра обороны России] Евкурова на первом этапе и Бортникова, директора ФСБ, в этих переговорах никто не участвовал. В 11.00 он [Пригожин] мгновенно снял трубку. Евкуров его позвал, отдал ему телефон: „Вот, президент Беларуси звонит, будешь ли разговаривать?“ — „С Александром Григорьевичем буду“. Я слышу их разговор. Взял трубку. Разговор — эйфория. У Евгения полная эйфория.
Разговаривали первый раунд минут 30 на матерном языке. Исключительно. Слов матерных (я потом уже проанализировал) было в 10 раз больше, чем нормальной лексики. Он, конечно, извинился и начал мне матерными словами рассказывать.
А я думаю: с чего зайти к нему, чтобы начать эти переговоры, так сказать. Ребята только с фронта. Они видели тысячи своих погибших ребят. Ребята очень обиженные, особенно командиры. И, как я понял, они очень влияли (я это предварительно вычислил) на самого Пригожина.
Да, он такой, знаете, героический парень, но на него оказывали давление и влияние очень те, кто руководил штурмовыми отрядами и видел эти смерти. И вот в этой ситуации, [Пригожин] выскочив оттуда в Ростов, в таком полубешеном состоянии, я с ним веду этот диалог.
Я говорю: „Женя, никто тебе ни Шойгу, ни Герасимова, никого не отдаст, особенно в этой ситуации. Ты же знаешь Путина не меньше, чем я. Во-вторых, он с тобой не то что встречаться — по телефону разговаривать не будет в силу этой обстановки“. Молчит.
„Но мы хотим справедливости! Нас хотят задушить! Мы пойдем на Москву!“ Я говорю: „На полпути тебя просто как клопа раздавят. Несмотря на то что войска (мне об этом Путин долго говорил) отвлечены на соответствующем фронте“. Подумай, говорю, об этом. „Нет“, — такая вот эйфория».
«Думали, что рассосется, — и я, и Путин. А оно не рассосалось»
Лукашенко подчеркнул, что развивающаяся ситуация в России коснулась бы в итоге и Беларуси, а потому пытался убедить Евгения Пригожина остановить движение войск:
«Долго я его убеждал. И в конце сказал: „Знаешь, ты как хочешь можешь поступать. Но на меня не обижайся. Бригада подготовлена к переброске в Москву. И, как в 41-м (ты же книжки читаешь, образованный, умный человек), мы будем защищать Москву. Потому что данная ситуация не только в России“.
„Пойдем на Москву, нам нужна справедливость. Мы воевали, мы честно воевали. Вы же, Александр Григорьевич, знаете, как мы воевали“ — „Знаю“.
В свое время началась конкуренция между армией и ЧВК, в результате чего „межличностный конфликт между известными людьми перерос в эту драку“.
И вот тут я еще хотел бы сделать одно замечание, почему поручил ни в коем случае не делать из меня героя, из Путина и Пригожина. Потому что мы прошлепали эту ситуацию. Мы ее упустили. Когда она начала развиваться, мы видели и думали, что рассосется, — и я, и Путин. А оно не рассосалось. И столкнулись практически два человека, которые воевали на фронте. Я, опять же, в этой теме, в этом котле был постоянно. Я знаю работу Шойгу. Незаслуженно его порой критикуют.
Гарантии безопасности, как он [Путин] вчера пообещал, были предоставлены. Я вижу, Пригожин летает уже на этом самолете. Да, действительно, он сегодня в Беларуси. Как я и обещал, если вы хотите какое‑то время у нас перекантоваться и прочее, мы вам поможем. Естественно, за их [вагнеровцев] счет
Но, как Хренин (министр обороны Беларуси Виктор Хренин. — Прим. ред.) говорит: „Мне бы такое подразделение в армии не помешало“. Я согласен. Разговаривай с ними».