Новые рецензии «Афиши» Свечин, Постнов, Секацкий о прогрессе, ЖЗЛ Кэрролла
«Пуля с Кавказа» Николая Свечина
В пятом, про 1885 год, романе действие разворачивается на Кавказе. Лыкову вручают таинственный груз — заспиртованную голову одного важного покойника — и командируют из Петербурга в Дагестан, в помощь уже известному читателям подполковнику Таубе — с миссией найти логово опаснейшего турецко-британского эмиссара, который портит русским много крови. Известно, что в составе экспедиции есть предатель — который ведет очень тонкую игру, нарочно подставляя невиновных. Как и почти все повести Свечина, новая книга — мультижанровое произведение: военный детектив, шпионский роман, беллетризованная история кавказских войн второй половины XIX века. Свечину надо не «Пули с Кавказа», а сценарии «Джеймса Бонда» отливать — тут есть и ураганная вступительная новелла, и экзотические пейзажи, и зрелищные бои, и агата-кристиевский финал, и чрезвычайно привлекательный герой, и комические реплики, и — а чего стесняться-то — освежающий в своем роде патриотизм, такой же, как в бондиане, только наоборот: не антироссийский, а антибританский. «Всегда и везде, — проницательно замечает один из героев, — где только начинаются козни против России, проглядывает британский след».
«Последний виток прогресса» Александра Секацкого
«Эпоха Просвещения, — иронически констатирует в новой книге петербургский философ Секацкий, — успешно завершена, мир вступил в эпоху Транспаренции». Все стало общедоступным, все демократизировалось: политические права, экономика, культура и даже истина. Традиционная человеческая единица уступила место недавно синтезировавшемуся хуматону — Форресту Гампу, «носителю незамутненного счастливого сознания», способному любую мысль редуцировать до СМС-сообщения. Однако, вместо того чтобы «обличать пошлость культурного выбора масс» и ругать «современную профанацию духовного производства», Секацкий взялся описать последствия внедрения «нового ускоренного способа дистрибуции культуры». Поскольку Секацкий здесь как бы Фукуяма, объявивший конец истории и прогресса, как бы поп-философ, как бы всерьез рассуждающий об эталонах пошлости, изъясняется он демонстративно герметично. Ну а как еще разговаривать о «Макдоналдсе» и Микки-Маусе, кроме как на языке Канта и Гегеля?
«Льюис Кэрролл» Нины Демуровой
Викторианец Чарлз Лютвидж Доджсон сочинял нонсенсы под псевдонимом Льюис Кэрролл, подвизался священнослужителем, фотографировал маленьких девочек обнаженными, читал лекции по математике, переписывался с английской королевой, придумывал логические головоломки и разрабатывал методику расчета рейтингов теннисистов. Он прожил по-настоящему странную жизнь, заслуживающую целого консилиума биографов, и Нина Демурова — первая советская переводчица «Алисы» — смогла бы рассказать коллегам много такого, на что они сами вряд ли бы обратили внимание; только что вышедшая в высшей степени оригинальная биография тому доказательство. Центральной частью повествования стала не слишком известная история поездки Кэрролла в Россию.
«Антиквар» Олега Постнова
Новый «Антиквар» оказался сборником из полдюжины вещей. Интонационная манера постновских рассказчиков напоминает о Горлуме, начитавшемся «Героя нашего времени» и «Шинели»: «Однажды мне попал в руки том Энциклопедии, бесценное — не с моей точки зрения — первое издание. Запершись у себя, я прилежно сжег лист за листом этот волюм на свечке, а обложку телячьей кожи (экая мерзость, кстати!) отправил в мусорный бак». Все сочинения написаны от Я, и, пожалуй, это необходимое условие их существования, иначе «готичные», «ночные» — с двойниками, слепящей тьмой и «отклонениями» — истории выглядели бы заведомо неправдоподобными, а тут рассказчик своим голосом удостоверяет сфабрикованное признание. Этот постновский Я и раньше был если не литературным некрофилом, то расхитителем гробниц — Достоевского, Пушкина, Гоголя; теперь автор пошел дальше и сочинил — от первого лица — эксцентричную повесть про настоящего некрофила.