Новые рецензии «Афиши» «Лавр» Евгения Водолазкина, «Как нам стать договоропригодными» Александра Долгина, «Терешкова летит на Марс» Игоря Савельева, «История мира в 100 предметах» Нила МакГрегора
«Лавр» Евгения Водолазкина
«Лавр» есть постмодернистское — нафаршированное, словно кусками битого стекла, шокирующими анахронизмами — житие целителя, святого, праведника Арсения, которого в разные периоды его долгой жизни (рубеж XV–XVI веков) называли также Устином, Амбросием и Лавром. Арсению дан дар — излечивать тех, кто верит в его силу, однако отгородить от смерти тех, кто дорог ему больше всех на свете, он не может; после каждого кризиса герой трансформируется, на долгие годы, — то в юродивого, то в паломника, то в монаха. Действие «Лавра» разворачивается на пространстве от Пскова до Иерусалима; персонажей — сотни. Нейтральный регистр романа — скрупулезная имитация древнерусского «сказания», однако скорее лишь на уровне интонации, повествовательной манеры, чем лексики, синтаксиса и грамматики; иногда, однако, автор форсирует степень архаичности — обычно для того, чтобы эффектнее выйти из этого пике на противоположный курс. Водолазкин то есть постоянно встряхивает читателя — нарушая инерцию дискурса: ты только-только приспособился, душой и глазами, к одному типу речи (и смысловому шлейфу, соответственно) — как проваливаешься в совершенно другой; особенно болезненны такие кувыркания, когда между собой сталкиваются условно «древнерусская», автоматически связываемая в нашем сознании с сакральными смыслами, и «современная» — обсценная, бюрократическая, повседневно-бытовая — речевая практика; отсюда ощущение не иронии автора, нет, но карнавальности — удивительного мира, где верх в любой момент может стать низом и наоборот.
«Как нам стать договоропригодными, или Практическое руководство по коллективным действиям. Начала экономической теории клубов» Александра Долгина
Автор «Экономики символического обмена» и «Второй невидимой руки рынка», А.Б.Долгин всегда был склонен к манифестам, смысл которых — скорейшее достижение обществом максимального блага; но никогда еще они не были столь остро-злободневными. Нам нужно научиться сплачиваться. Стать то есть договороспособными; и попасть в рай, где нет автомобильных пробок, граждане, при помощи автоматизированного софта, помогают друг другу советами относительно чего б почитать детям и вообще царит подлинная демократия — нам помогут сети клубов, являющиеся «высшей формой развития сетей социальных». Фейсбука и «Имхонета» мало, от рекомендаций в области культуры и разговоров о сексе пора переходить к изменению общества.
Социальная утопия Долгина — процветающий мир, состоящий из самоорганизовавшихся сообществ: клубов. Клуб автомобилистов, клуб экспертов, клуб посетителей одного и того же бассейна… Интернет «дал старт консолидации общества», но на одном фейсбуке в мир будущего не въедешь: на теперешней ступени эволюции подлинное взаимодействие не получается. Не беда — надо лишь разработать правила. Ничего особенно сложного — управлять гетерогенностью состава клубов можно с помощью коллаборативной фильтрации, сокращать издержки — с помощью IT-инструментария, а выявлять участников — на базе трех эврик.
«Терешкова летит на Марс» Игоря Савельева
«Терешкова», история меланхоличного юноши, любопытна для социального антрополога — как документ, свидетельствующий о том, что происходит в голове нынешних 24-летних людей, автопортрет очередного героя-нашего-времени — вызывающего уважение, с каким-никаким, но моральным стержнем. Важнее, однако ж, что это хорошая проза — составленная из ладных фраз и точно подобранных слов, классно сделанная технически; автору никогда не будет за стыдно за эту повесть, и лет через пятьдесят она будет очень прилично смотреться в первом томе собрания сочинений; однако издержки «молодости», конечно, тоже присутствуют — странноватый сюжет про секту пассажиров местной авиакомпании, которая каждую неделю собирает своих клиентов на бизнес-радения и эксплуатирует их аэрофобию.
«История мира в 100 предметах» Нила МакГрегора
Нил МакГрегор — директор Британского музея; в прошлом году этот человек стал продавать вещь, которая — раз уж есть истории, которые лучше всего рассказывать при помощи предметов, — свидетельствует о том, что назначили его на эту должность не за красивые глаза; он явно на своем месте. Это книга — про 100 предметов, 100 биографий вещей. Не каких-то там бог весть откуда взявшихся — а из коллекции Британского музея, в котором, как оказалось, хранятся не только Розеттский камень и ритуальный стул таино, найденный на территории Доминиканской республики, но и, допустим, футболки Месси и карточка VISA с ориентальным узором, выпущенная в Арабских Эмиратах; Британский музей понимает «историю» чрезвычайно широко и тащит в закрома все, что гипотетически может стать посланием для потомков, «сквозь толщу времени», — если, конечно, те соизволят расшифровать «сведения о людях и местах, событиях и взаимосвязях, о различных событиях истории и современности». Вещи эти необязательно эстетически прекрасны — главное, чтоб по ним можно было понять, «что думали представители древнего общества о себе и окружающем мире» — и «как менялись взгляды общества во многих сферах» (от сексуальности до техники курения).