Сапрыкин о духе времени Побег кота Дорофея и вирусный эффект

От Дмитрия Медведева сбежал кот. Должно быть, вы слышали эту новость, трудно было ее не заметить: любимец семьи Дорофей удрал в рублево-успенские леса, к поиску подключены лучшие ­силы МВД и МЧС, планируется сбор волонтеров. Не уверен, что вы заметили опровержение, появившееся в президентском твиттере, — хотя ответственный за ведение твиттера старался отыграть общий идиотизм ситуации и даже употребил мерзкое слово «котэ». Так или иначе, ведущие информационные ресурсы полдня cледили за судьбой Дорофея, некоторые даже находили «подтверждения из информированных источников», в результате чего побег стал фактом котовьей (да и президентской) биографии. В сущности, единственное, что мы знаем об этом коте, кроме имени и породы, — что он сбежал. Пройдут годы, но люди будут помнить об отважном поступке ­кота — даром что с самого начала было понятно, что это чистый, беспримесный гон.

Первоапрельские шутки в газетах и на новостных сайтах страшно раздражают, когда их шутят именно 1 апреля, в другие дни они не выглядят такими уж шуточными. Посмотрите на самые обсуждаемые в блогосфере новости — это закон о дресс-коде в общественных местах, сообщение о закрытии в России сети McDonald’s, информация о том, что Госдума собирается запретить держать в квартирах животных, в лучшем случае — история о том, как спасатели не могли пробраться к двум застрявшим на льдине детям из-за того, что на Кутузовском перекрыли движение для кортежа с мигалками. Все это даже не «сплетни в виде версий», а полнейший фейк — но если про специализирующийся на выдуманных новостях американский The Onion всем давно все понятно, то ссылки на сайт, к примеру, fognews.ru пока что принимают за чистую монету — и новости с него начинают жить своей жизнью.

Понятно, что при нынешней концентрации абсурда в информационном потоке поверишь не то что в сбежавшего кота — а в черта лысого; рядом с цитатой из министра Нургалиева, объясняющего зверства своих подопечных тем, что деятели культуры не учат их видеть прекрасное в повседневном, ни одна новость не покажется слишком странной. С другой стороны — в своем легковерии публика чрезвычайно разборчива, на том же FogNews в день появляется туча недостоверных данных, однако вирусными становят­ся сообщения единственного сорта — новости об очередных властных чудачествах, несправед­ливостях и злодеяниях, уже случившихся или еще грядущих.

Так называемый вирусный эффект — это проекция наших ожиданий: мы распространяем ту информацию, которой сами готовы верить. Скорость, с которой по сети расходятся слухи о том, что скоро нельзя будет ходить по улице без трусов, говорит лишь об одном: мы заранее уверены, что сейчас еще что-нибудь запретят, закроют, залезут в нашу частную жизнь и никого не пожалеют (а про будущего премьера уже известно, что от него бегут даже домашние животные). ­Бессмысленно спрашивать, грядет ли закручивание гаек: даже для тех, кто в силу ряда причин не интересуется судьбой Pussy Riot или законами о пропаганде гомосексуализма, оно стало таким же бесспорным фактом, как побег кота Дорофея. И даже если кот никуда не собирается дальше ­бежать — с ним все уже понятно: в газетах ведь врать не станут.