Сапрыкин о духе времени Гражданская оборона, или Про дурачка

Философ Олег Аронсон сказал недавно, что понятие «природа» полностью изменило свой смысл: если исходить из изначального смысла этого слова — природа как естественная среда обитания человека, то природа теперь — это не березка, ­травинка и лесок, а социальная сеть. Чтобы вы­браться даже на мало-мальскую лужайку, приходится делать над собой усилие, а социальная сеть всегда с тобой — на экране, перед глазами, или же, в редкие минуты отсутствия экрана, где-то в глубинах сознания, где безостановочно расставляются лайки и сочиняются комменты. Если исходить из этой концепции, в том природном поясе, где обитаю я, преобладают неравнодушные люди, которые отстаивают свои права. Право не уступать дорогу машине с мигалкой. Право снимать на видео машину с мигалкой в тот момент, когда ты не уступаешь ей дорогу. Право снимать на фотоаппарат милиционеров, или вокзал, или стройку. Право вести блоги, не стесняясь в выражениях. Право собираться на митинг там, где хо­чется собираться, — впрочем, это уже, кажется, прошлый сезон. Право получать информацию о том, куда тратятся деньги госкорпораций, — впрочем, это право интересует более-менее одного человека, а остальные поддерживают его за компанию. Право не участвовать, не состоять, не иметь ничего общего с прогнившей преступной властью, которая довела страну до ручки.

А в это время где-то в совсем другом природном поясе — который состоит не из твитов и лайков, а из маленькой пристани, реки, у которой не видно берегов, и едва заметного перелеска на горизонте — люди садятся на теплоход, чтобы весело провести воскресенье, а через несколько минут мир вдруг переворачивается вверх тормашками, и они обнаруживают себя в холодной воде, среди железок, досок и масляных пятен, и не могут нащупать дна, и внезапно понимают, что под ногами в эту минуту уходят на дно их дети.

Я знаю, что обитатели нашего природного пояса в этом совершенно не виноваты — а виновата преступная, прогнившая власть, которая развела вокруг себя мигалки, жемчужных прапорщиков и прочий распил, вместо того чтобы чинить теплоходы. Но предположим, завтра прогнившая власть со своими мигалками сгинет в тартарары — кто-нибудь верит, что на следующий день теплоход отремонтируют или что арендатор перестанет набивать его людьми вдвое больше сверх нормы и отправлять в рейс с опасным для жизни креном, а портовая администрация перестанет за бутылку коньяка и коробку конфет закрывать на это глаза? Их что, Путин заставляет все это проделывать или коррупционеры с мигалками? А люди с проплывающих мимо кораблей, которые снимают барахтающихся в воде пассажиров на мобильные, вместо того чтобы вытащить их из воды и закутать в одеяло, — они это делают из-за того, что нарушается законное право граждан фотографировать на вокзалах, или как? Бездна, которая вдруг открывается у тебя под ногами, — это не то, что можно победить ютьюбовским роликом и перепостом, это в некотором роде наша естественная среда обитания, та самая в подлинном смысле природа, и в ней есть единственный способ отстоять свои права — надевать спасательный жилет, пристегивать ремни безопасности, сначала обеспечить маской себя, потом ре­бенка, и если видишь перед собой ржавое пере­кошенное корыто, на котором тебе предлагают отдохнуть воскресным вечером, — разворачиваться и уходить домой, даже если сто рублей уже уплачены.