Сапрыкин о духе времени Что угрожает Дворцу пионеров

Пожалуй, это самое странное место в Москве. Огромная асимметричная площадь, по одну сторону — распластавшееся по земле модернистское здание, похожее на постройки Оскара Нимейера в городе Бразилиа, по другую — типичный позднесоветский обком, в центре (а вернее — как-то вкривь и сбоку) возносится в небо металличе­ская игла, непонятно кем и для чего созданная. От иглы тоже куда-то вбок и по кривой уходит дорожка — к странному и опять же асимметричному козырьку с колоннами, рядом с ними — памятник Мальчишу-Кибальчишу. На этой площади нет парковок, торговых центров, ресторанов с открытой верандой — но на ней бьет сильнейший, непонятной природы ток. Это площадь перед Дворцом пионеров на Воробьевых горах — пространство, которого в нынешней Москве просто не может быть.

Когда общественность бросилась защищать Дворец пионеров от захвата, или закрытия, или разрушения, мало кто понимал, в чем дело; да­же самые пламенные защитники Дворца вряд ли могут в точности сказать, что ему угрожает. То ли тренер Алины Кабаевой решила открыть там гимнастическую школу, то ли гимнастики не будет, но кружки сделают платными, а может, кружки оставят, зато учинят реконструкцию с выселе­нием — в любимом лужковском жанре. Мы еще не знаем, в чем угроза, — но сразу соглашаемся, что она есть. И понятно почему: по любым параметрам Дворец не выдерживает конкуренции — не то что с элитными новостройками, которых можно без счета навтыкать на его территории, а даже с другими, более прогрессивными детско-юношескими учреждениями. Его населяют ан­самбль «Купавушка», коллектив «Соловушка», фотостудия «Московское окно» и кружок судо­моделистов; любой сторонний наблюдатель со­гласится, что этому месту необходима модер­низа­ция. И помимо гимнастики от Ирины Винер тут нужно немедленно открыть школу фотографии Ольги Свибловой и школу современного искусства Иосифа Бакштейна, соорудить бар с безалкогольным мохито и устроить на площади концерт группы «Тесла Бой». И конечно же, люди за это проголосуют — в том числе рублем. И Дворец с его нынешним содержимым истает как дым — хотя бы потому, что все эти соловушки и вереюшки никого не хотят победить и сдадутся без боя. Смущает одно.

Странно видеть эти слова на страницах журнала «Афиша» — но вообще, с какой стати мы ре­шили, что люди, которым нравится «Тесла Бой», больше заслуживают права на жизнь, чем люди, которым нравится ансамбль «Соловушка»? И почему мы считаем, что дети должны любить все то, что мы считаем прогрессивным? И отчего нам кажется, что социально одобряемые занятия для них важнее, чем бесполезные, на первый взгляд, знания — ценные не как преимущество в будущей взрослой конкурентной борьбе, а сами по себе? Даже если исходить из той предпосылки, что любой квадратный сантиметр должен приносить если не прибыль, то пользу — о’кей, давайте сделаем из Дворца музей той эпохи, когда детей учили не эффективности и современности, а са­мой способности познавать, открывать, удивляться неизвестному, выходить за собственные преде­лы; ведь другого места, где об этих утраченных ценностях говорила бы сама архитектура, может, и в мире нет.

Но в сегодняшней Москве польза понимается иначе — оттого и страшно за Дворец, что бы там ему ни угрожало.