Новинки нон-фикшна ЖЗЛ Артюра Рембо, «Русско-еврейский Берлин» и другие книги
Раз в две недели «Афиша» рассказывает о новинках нон-фикшна, вышедших за отчетный период.
Жан-Батист Баронян «Артюр Рембо»
В прошлом году в серии ЖЗЛ уже выходила книга бельгийского критика Жан-Батиста Бароняна. После камерного исследования вполне замечательной жизни не менее замечательного и хрестоматийного французского поэта Бодлера «Молодая гвардия» выпускает еще одно, посвященное уже другой поэтической гордости Франции, — более масштабное, скорее напоминающее авантюрный роман. Жизнь Артюра Рембо, написавшего свои главные вещи к двадцати годам и тогда же разочаровавшегося в дружбе, любви и, собственно, в поэзии, сложилась примерно так, как могла бы сложиться судьба одного из его героев. Рембо — жизнетворец, и его биография — главное произведение, которое продолжало создаваться и после разрыва с Верленом, литературой и Францией. Таинственных биографических домыслов в книге нет, она написана на основе документов, и поэтому ответы на вопросы, почему же Рембо отправился на Восток и что он там искал, имеют под собой фактическую основу. Баронян не принадлежит к тем литературоведам, которые находят в отъезде Рембо мистические или даже алхимические подтексты, связывая их с его последним сборником «Лето в аду», в котором произошел резкий разрыв с традиционной поэзией. Книга Бароняна реалистична, и этот документальный реализм, как ни странно, оказывается очень действенным методом в постижении загадки Артюра Рембо.
Владимир Ловчев «Алкоголь в европейской культуре»
Одна из ключевых фатальных ошибок в истории человечества, которая перевернула его, случилась, как представляется автору монографии об алкоголе в европейской культуре, в тот день, когда люди узнали, что такое «продукты спиртового брожения». Это обернулось тем, считает автор, что сегодня общество стремится к обратному — к излечению от алкогольной зависимости, в которую было ввергнуто много тысячелетий назад. Ловчев показывает, как, изначально являясь прерогативой класса жрецов, алкоголь и другие «дурманящие» вещества стали продуктом массового потребления. В этом переходе особенно важным было то, что экстаз, эйфория, одухотворенность — в принципе, состояние опьянения можно определить любым из этих понятий — это не реальный физиологический эффект, испытываемый организмом после употребления алкоголя, а внушаемое состояние. И внушение это выгодно было, понятное дело, все тем же «властителям духа», жрецам, которые по большому счету с помощью алкогольного воздействия сохраняли свой статус и власть. В общем, настрой у Ловчева весьма критический. Но удержать и одурманить читателя, как это делали те же жрецы, ему никак не удается. Так и остается непонятным, для чего написана подобная книга — то ли пропагандистский образец борьбы с алкоголизмом, завернутый в якобы интеллектуальную обертку, то ли попросту неудачный пример культурологического исследования с тонной цитат из классиков, как это обычно и бывает в подобных монографиях.
Роберт Такер «Сталин-диктатор. У власти. 1928–1941»
В ушедшем году наметилась своеобразная тенденция к изданию книг, осмысляющих советскую историю, но написанных западными исследователями — со стороны. Профессор Роберт Такер, возможно, самый влиятельный американский исследователь истории марксизма и его советских особенностей, — один из тех авторов, чье мнение в данном случае можно выслушать. Правда, его в некоторой степени можно причислить и к инсайдерам: в конце 1940-х Такер жил в Москве, поэтому закат сталинской империи смог познать изнутри. Но как раз эта часть сталинской биографии так и не была написана: профессор скончался, не успев завершить свой монументальный труд. В той книге, что посвящена непосредственно годам правления, Такер делает упор на психологические аспекты личности Сталина и выстраивает политическое повествование, основываясь на этих аспектах. В такеровской книге Сталин в первую очередь личность и только потом вождь, диктатор.
Джироламо Кардано «О моей жизни»
Герои Чинквеченто — это, конечно, Леонардо да Винчи, Микеланджело Буонаротти, Джордано Бруно, ну или как минимум Мартин Лютер и Эразм Роттердамский. Едва ли кто-то так вот сразу вспомнит и добавит в этот список Джироламо Кардано, который тем не менее представляет собой классический образец человека Чинквеченто. Врач, философ, астролог, физик, сам он определял свое значение так: «В натуральной философии я устранил из числа элементов огонь; я учил, что все — холодно, что элементы не могут заменяться взаимно и переходить один в другой, что существует палингенезис, что действительных свойств вещей имеется только два: теплое и влажное. Я раскрыл свойства соли и масла; я указал, что в смешанных телах не имеется, кроме небесной теплоты, иного начала для воспроизведения совершенных животных». Не самое скромное заявление по меркам сегодняшнего человека, особенно если учесть, что Кардано преуспел еще и в «новых звукорядах музыки», а в арифметике и вовсе «почти все переделал». Но его открытия растворились в течении европейской культуры, а автобиография всегда будет в тени монтеневских «Опытов», к которым она намного ближе, чем к исповедальным текстам Августина или Руссо. У Кардано — тоже «опыты», над человеческой природой, над ее возможностями, над ее силой и слабостью. Отсюда в тексте много интимных и физиологических подробностей. Кардано наблюдает за собой, а заодно и за человеком вообще. Но точку в этом эксперименте Кардано поставить не смог, как, впрочем, и его современники.
Олег Будницкий, Александра Полян «Русско-еврейский Берлин (1920–1941)»
После 1917 года Берлин стал одним из главных пунктов назначения для бежавших из России. Историки Олег Будницкий и Александра Полян, авторы исследования жизни русско-еврейской диаспоры в Берлине, считают, что из почти 400 тысяч граждан Российской империи, приехавших в Берлин, около четверти были евреями. Книга — об этой четверти, о жизни еврейской диаспоры в промежуток между революцией и началом Великой Отечественной войны. В тексте много внимания уделяется социально-общественным аспектам жизни эмигрантов, особенно их юридическому статусу, который во многом провоцировал те разногласия и конфликты, которые зрели внутри самой диаспоры, а не только в ее отношениях с «внешним» миром. Большая часть эмигрантов стремилась к интеграции в новую для них культуру, теряя при этом свою самобытность, за сохранение которой как раз и боролась другая часть диаспоры. Неизвестно, куда бы зашла эта борьба, если бы не приход в 1933 году к власти национал-социалистов, которые изменили политику в отношении к русско-еврейским эмигрантам. Этот год стал началом конца той уникальной берлинской атмосферы, сложившейся в начале 20-х годов. Уже к концу 30-х то общество со значительной долей русско-еврейских вкраплений, повлиявших и на литературу с искусством, будет окончательно уничтожено.
Книги предоставлены магазином «Циолковский».