Казусы Спасение русской литературы

Представьте себе, что вы серьезный — не какой-то там автор детективов — писатель; недавно вышел ваш роман, о нем много говорят, вы до какой-то степени знаменитость, и вот вы сидите в кафе — и к вам подходит незнакомая женщина (явно вас узнавшая по фотографиям) и благодарит вас. За что? Как за что?! Вы спасли для нее русскую литературу.

Именно такая история произошла некоторое время назад с Михаилом Шишкиным — о чем он сам рассказал в одном из своих недавних интервью. И какова же была реакция писателя на это восхитительное антре? «Простите-вы-ошиблись»? Нет, разумеется, нет: «В такие моменты, — резюмирует М.Ш. свое впечатление от инцидента, — человек может умереть спокойно».

Шишкин, таким образом, представляет собой вызывающий глубокую симпатию тип писателя, озабоченного выполнением МИССИИ, писателя-рыцаря, с копьем защищающего некие старозаветные идеалы, некое духовное наследие предков, некий тип письма, за которым стоит некая идеология, признанная классической.

Это все очень хорошо — и, возможно, после «Взятия Измаила» «умереть спокойно» действительно было бы для М.Шишкина наилучшей стратегией; но что-то в этой ситуации не так; что-то здесь режет все-таки ухо. Вопрос, пожалуй, вот в чем. 

А от чего, собственно, — или от кого — можно по нынешним временам спасать русскую литературу? От условных «донцовых» и «устиновых» — то есть представителей сугубо коммерческой, массовой литературы? От дилетантов-графоманов? От концептуалистов («Мне не смешно, когда маляр негодный мне пачкает «Мадонну» Рафаэля, мне не смешно, когда фигляр презренный пародией бесчестит Алигьери»)?

Удивительным образом, мы оказались в мире, когда пресловутой «русской литературе» (то есть классическому канону, который по каким-то — экстралитературным, на самом деле, причинам — однажды был признан эталоном, которого следует придерживаться) не угрожает НИЧЕГО. Экс-концептуалист Сорокин сам стал каноном, его «Метель» скорее встраивается в пушкинско-тургеневский ряд, чем подрывает его. «Коммерческие» литераторы не конкурируют с «хай-брау»: даже Акунину и то ни разу не давали ни одной солидной литературной премии; то есть иерархия, где Шишкин — бог, а Донцова — червь, существует и работает. Дилетантов/графоманов, да, миллион — но даже если кто-нибудь из них прорывается сквозь оцепление на поле и с воплями носится между настоящими игроками, все это, как правило, крайне скоротечно; у нас нет ни одного случая, когда совсем уж бездарный писатель стал бы не просто халифом на час, а плотно закрепился бы в обойме и долго, на протяжении многих лет, выдерживал бы конкуренцию с тем же Шишкиным, Славниковой или Маканиным.

С «шишкинским» типом литературы не конкурирует никто и ничто.

И раз так, он умрет медленно, от собственного величия, от чрезмерной серьезности и от отсутствия иммунитета к благодарностям экзальтированных женщин.