Горелов о советских хитах «Тридцать девять ступеней»

Серия смертей тузов английской разведки ставит на уши Лондон в канун Первой мировой. Горный инженер из Кейптауна Ричард Хани облыжно обвинен в одной из них, к тому же преследуется германской агентурой как похититель блокнота покойного. Увертываясь от плащей, кинжалов и полицейских облав, Хани распутывает клубок, ведущий к адской машине под палатой лордов, которую должен привести в действие часовой механизм Биг-Бена. Джентльмен-лев разбивает циферблат и виснет на минутной стрелке главных часов страны, пока Скотленд-Ярд бьется с немецкой разведкой внутри. Попытка остановить время засчитывается. Хичкок рад.

Конечно, фильм был чудесным оммажем Хичкоку — только не одноименной его картине 1935-го, а легендарной «К северу через северо-запад». Как и Кэри Грант, герой Пауэлла хватался за нож, воткнутый в спину знакомого, и на этом основании обвинялся в убийстве. Как и на Гранта, на него пикировал в поле злодейский биплан-кукурузник. Посадка опоенного Гранта за руль машины без тормозов остроумно пародировалась гонкой обездвиженного барбитурой Пауэлла в инвалидной коляске, а висение в ноздре гигантского президента Вашингтона на скале Рашмор — болтанием на стрелке Биг-Бена. Осевший в Англии американец Дон Шарп как будто оспаривал Хичкока, объяснявшего творческое равнодушие к родине ее некиногеничностью. В том числе — забив в стоминутный фильм все сорок сороков туристических штампов о Британии: псовую охоту, смог, волынку, даблдекеры, поезда, саквояжи, молочные бидоны, трость со стилетом и полицейские цепи в зеленых холмах. Игра в добрую Англию была сродни экзерсисам Акунина.

В Союзе все приняли за чистую монету. Аутентичными иностранцами нас не баловали, а постановки переводных водевилей и детективов сами грешили стилизацией: Англия — кэб, крылатка, констебль, котелок, Франция — фрак, флирт, фасон, фехтование, Германия — «прозит», порядок, пиво, подтяжки. Казалось, у них и по жизни так, чего смешного. Дошло до того, что вход колбасы поезда в черную дыру тоннеля, фривольно символизировавший у Хичкока случайную связь Гранта с попутчицей по купе и процитированный Шарпом, был слепо купирован редактурой: попутчица осталась, дыра тоннеля тоже, а хоть какой-то намек на близкие отношения канул в корзину. «Ленфильмовский» редактор, как и его русская паства, видеть Хичкока и считать намек не мог, а считал бы — отстриг бы эпизод целиком.

И все же картине в нашем прокате повезло несказанно. Злокачественная пленка «Свема» убила весь цвет, сообщив происходящему бурый оттенок благородной сепии, что пошло ему только на пользу. К тому же Роберт Пауэлл в мелких рыжих кудряшках был вылитый Сан Саныч Блок (неверующий — проверьте), живший и гремевший аккурат в те же времена кануна великой войны. Блок, в щегольской тройке висящий на стрелке Биг-Бена или закладывающий виражи в инвалидной коляске по спиралям фамильного замка, это уже был такой грандиозный сюр, которого авторы и хотели бы, — все равно б не вышло. А кому постмодерна мало — так шефа шпионов лорда Эплтона играл «соломенный пес» Дэвид Уорнер, памятный среди прочего ролью г-на Треплева в люметовской «Чайке»!

P.S. Сэр Альфред, вероятно, фильм видел: умер он только на следующий год. Надеюсь, не от впечатлений.