перейти на мобильную версию сайта
да
нет

Состояние ресторанов

Евгения Куйда и ее робот-критик

Еда

Бывшего обозревателя «Афиши» Женю Куйду ругали читатели, обвиняли в хамстве коллеги и пытались засудить рестораторы. Бросив журналистику, она сделала IO — приложение, которое человеческим языком говорит вам, где лучшие бургеры. «Городу» она рассказала, как это работает и почему Комм был неправ.

  • Насколько сильно влияют последние новости на то, чем вы сейчас занимаетесь? Схлопывание экономики, падение рубля, закрытие ресторанов…
  • Мы начали строить все по-русски, потом в какой-то момент просто нажали на кнопку «Стоп» и потратили довольно много времени, чтобы побыстрее перетащить всю систему на английский язык. 19 ноября мы запустили тестовую версию IO в Нью-Йорке, раздав инвайты через TechCrunch и The Next Web, и это самое главное. Наше решение не связано с последними событиями. Просто в России как не было индустрии стартапов до этого, так и сейчас она в нерабочем состоянии. Я походила по каким-то инвестиционным фондам и выяснила, их большая часть не хочет инвестировать в рисковые идеи с большим потенциалом. А хотят более простые и понятные бизнес-модели: если у вас есть бизнес и он приносит доход, мы, может быть, дадим вам еще немножко инвестиций. Если вы продаете дешевые китайские ботинки через интернет, тогда мы вас поддержим, чтобы вы масштабировались и мы заработали страшное бабло.
  • Как это? Ведь России пытаются придать репутацию стартап-страны: все это «Сколково» и куча самых разных проектов — от «Островка» и билетных сайтов до Zvooq и Stampsy.
  • Смешно, что ты приводишь примеры всех компаний, которые делают мои друзья. Либо Феликс Шпильман (соинвестор «Островка». — Прим. ред.), либо Рома Мазуренко (бывший арт-директор «Стрелки», основатель Stampsy. — Прим. ред.), либо Леша Быстров (дизайн-директор Look At Media, основатель Cirqle. — Прим. ред.), с которым мы сейчас в Дублине на веб-саммите были.
  • Ты хочешь сказать, что проект международного уровня, как Uber, в России с русскими программистами и русскими деньгами не появится?
  • Может, появится, но не с русскими деньгами. За последние полтора года я научилась тому, что стартап-индустрия — «old boys club», своя закрытая система авторитетов. Если ты не получишь себе в инвесторы Andreessen Horowitz (калифорнийский инвестфонд, вкладывавший в Instagram и Skype. — Прим. ред.), Шервина Пишевара (один из создателей Uber. — Прим. ред.), Шона Паркера (на его счету Napster и Facebook, ведь все смотрели «Социальную сеть» Финчера. — Прим. ред.) или какие-то классные фонды с именем, то бизнес сложно сделать. Историй про каких-то хакеров, которые дома создают какой-то фантастический продукт, который потом взрывает весь мир, — таких историй давно не было, и их на самом деле фактически нет. Индустрия устроена так, что нужно вкрутиться в какое-то количество людей со связями. Да, ты можешь сам придумать ресторанное приложение — и его скачает, скажем, тысяча человек. Другой вариант, когда ты делаешь ресторанное приложение, но у тебя в инвесторах сидит News Corporation, а в совете директоров — владелец Time Out, и тогда у тебя будет супердистрибуция — и скачают твое приложение миллион человек.
  • То есть ваш проект не зависит от того, в каком состоянии находится русский потребитель, как работает наша ресторанная индустрия, ты не зависишь от русского рынка и курса доллара.
  • Более-менее так. Есть сравнение: скажем, ты играешь в регби. Можно играть в регби в России, в которой никто не играет в эту игру, но если ты хочешь профессионально заниматься этим спортом, то надо играть в регби там, где им серьезно занимаются.
  • Так и кто вас в итоге финансирует?
  • У нас есть первый инвестор, который вообще в принципе в нас поверил и дал нам фантастическую возможность заниматься тем, чем мы занимаемся, — вот кто настоящий визионер. И вот теперь появился еще один человек, который сказал: «Черт, это жутко талантливые дети». Это настоящий дотком-сарвайвер, который создал компанию когда-то в Англии, продал ее за миллиард с небольшим долларов и с тех пор сделал еще две очень успешные большие компании. Это Брент Хоберман, основатель lastminute.com, он нам очень близок, потому что все проекты, которыми он занимался, были про то, чем заняться в последний момент, куда полететь, чем развлечься. Мы у него одни — другими стартапами в таком режиме он не занимается, и в этом самый кайф. 
  • Как вы нашли своего бизнес-ангела? Можно вкратце предысторию? Насколько я понимаю, у тебя была компания, работающая над приложениями для коммерческих заказчиков?
  • Когда-то давно мы делали банк для одной русской телекоммуникационной компании. У нас был внутри такой маленький исследовательский департамент, который как раз занимался решением проблемы коммуникации. Мы думали, как бы нам сделать банк, который разговаривает с тобой через текстовые сообщения. Собственно, мы закончили проект с банком и оставили себе эту технологию общения, решив применить ее для чего-то еще. Применили к тому, чем я занималась: я писала про рестораны, мне это было близко. К тому же я подумала, что идеальный тревел-гид — это человек, который с тобой разговаривает, советует классное место, и мы это захотели воссоздать. Год мы работали, буквально опустив головы в мониторы. Потом поехали в Сан-Франциско делать презентацию. Нашли много научных советников, потому что мой партнер Филипп Дудчук — лингвист и кандидат наук.  
  • Он, собственно, придумал вашего робота?
  • Да, вместе с нашей командой. Его история такая: он работал в РИА «Новости» и делал там большой проект про извлечение смысла из всяких новостей — семантический анализ текста. Нас с ним познакомил общий друг, я встретила лингвиста — представителя довольно специфической профессии, в которую обычно идут ну такие аутисты-социофобы слегка. А Филиппу стало интересно заниматься именно венчуром между наукой и развлечением, и мы с ним потихоньку подружились и решили сделать собственный проект. На следующем этапе мы поехали на битву стартапов TechCrunch. Это было, наверное, самым главным событием в нашей истории. Мы мечтали там оказаться, потому что все смотрели сериал «Силиконовая долина». Там сложный конкурс: выбирают 15 проектов из полторы тысяч. Нужно три раза летать в Лондон на репетиции, на это уходит много денег на нашем уровне.
  • Ты тратила свои деньги?
  • Билеты EasyJet за 7000 р. позволили нам три раза слетать в Англию. После нашего участия в TechCrunch нам написали почти все европейские инвесторы. Так мы познакомились с Брентом и разными фондами. Это как карабкаться по социальной лестнице в новом городе или в новой индустрии — надо со всеми познакомиться.
  • Любимый вопрос «Афиши», который ты наверняка сама задавала: зачем вы это сделали? Собственно, почему ресторанный робот? Ведь сейчас под влиянием соцсетей именно личная рекомендация стала цениться в институте экспертизы, а у вас рекомендации дает машинка. Пускай и довольно живая.
  • Как я выбираю ресторан сейчас? Я не говорю про Москву, в которой у меня есть друзья и я могу спросить у них, где сейчас классно. В других городах я иду в Yelp, Foursquare, Urbanspoon, изучаю рецензии Time Out. IO — то же самое, только наша штука обрабатывает для тебя всю существующую информацию и дает тебе финальный ответ. Плюс у нее есть личный подход, она окрашивает информацию в определенные цвета, потому что уже знает что-то про тебя. На основе общения с тобой она ведет бесконечную базу о твоих предпочтениях и предлагает умный выбор. Ты можешь сказать: «Я не люблю суши». И тогда мы не будем тебе больше предлагать суши-места. Люди в разговоре сообщают гораздо больше о себе, чем они говорят сайту «Афиша», например. Мы знаем, что они не едят еду с глютеном, что они вегетарианцы или любят рестораны для модников.
  • Какая база ресторанов и рецензий должна быть в городе, чтобы ваша система начала эффективно работать? Я так понимаю, что московского количества не хватает.
  • В Москве все-таки немножко другая ситуация: тут, если мы ходим в рестораны, то, скорее всего, все их знаем. С другой стороны, я лежала в больнице в Измайлово и спросила IO, куда мне сходить рядом, в итоге за мной заехал друг и мы отправились в какое-то итальянское заведение — единственное пристойное на районе. То есть сразу сработала фильтрация, потому что IO знает о моей нелюбви к этническим и сетевым ресторанам. В результате я получила то, что хотела, и там было вкусно, особенно после больничной столовой.
  • С какой базой работает московский IO. У тебя есть редакция? Кто следит за работой базы?
  • Есть. У нас есть редакция, но вся информация собирается автоматически — Yelp, Foursquare, afisha.ru. Плюс обзоры критиков: в Нью-Йорке это The New York Times, New York Magazine, Eater.


  • То есть кроме робота вы изобрели анализатор больших данных, который умеет раскладывать и систематизировать различную информацию.
  • Да, а еще подсовывать правильные цитаты. То есть если ты спросишь у IO, кто ходит в Door 19, он сможет ответить, что сюда ходят адские богачи, потому что у всех остальных сейчас в Москве денег нет. Дальше мы дадим такую цитату из Foursquare, по которой ты составишь представление о еде или интерьере. Мы анализируем информацию, которая есть в открытом доступе, анализируем данные, которые пользователь дает про себя, и буквально пытаемся поставить одно в другое, выдав результат. А в середине IO лежит наше сердце — диалоговый менеджер, который ведет с тобой разговор.
  • Вы решили проблему, по которой Siri кажется жутко тупой?
  • Siri не пытается с тобой разговаривать. Она пытается ответить на одну твою команду и дать тебе какое-то решение. Ты десять раз задашь один вопрос и получишь на него один и тот же ответ, а разговоры, как в фильме Спайка Джонза «Она», не пытается сделать никто. IO на каждый вопрос, где мне поесть, может отвечать по-разному — в зависимости от района, твоих предпочтений, времени. Она самообучающаяся. Это очень сложный технологический продукт, нас западные инвесторы называют deep tech company, то есть компания глубокой технологии, которой еще долго предстоит развиваться. Моделировать разговор — такого не делает никто!
  • То, что это глубокая технология, и то состояние, в котором IO сейчас можно протестировать, значит, что мы не скоро сможем с ней поговорить как друг с другом?
  • 19 ноября мы запустились в Америке. Как я уже говорила, это закрытая бета-версия на 300 человек. В Москве мы планируем до весны 2015 года выйти уже в App Store, потому что русский продукт лучше сделан.
  • А вы не боитесь, что все-таки рановато, и на теперешнем уровне развития IO приложение может не прозвучать так же, как Secret. Все поиграются неделю, выйдет пара осмысляющих текстов про продукт, и про него забудут?
  • У нас много запланировано функций, которые выведут IO на новый уровень. Я при этом все равно думаю, что в Москве рынок ресторанных рекомендаций очень ограничен, здесь ресторанный потребитель уже очень эрудированный, ему не нужны никакие советы. В Нью-Йорке поиски ресторана, чтение и написание на него отзывов превратилось в городской спорт. Ты каждую неделю можешь открывать для себя какое-то интересное место в новом районе. А в Москве все ходят в один-единственный ресторан, его и обсуждают. Ну хорошо, в три ресторана. И IO, конечно, не совсем для Москвы. Тем не менее мы все равно выложим приложение в русский App Store.
  • Как робот понимает какие-то нюансы, связанные с богатством русского языка? Разницу между словами «душистый», «духовитый», «духовный», «душный» по отношению к еде он различает?
  • Между чем-то понимает. Между чем-то нет. Но потенциал у IO огромный. Эта история даже не про год, и не два, и не три. И не про рестораны, а про путь разных вертикалей — это можно переключать на театр, на кино, на все что угодно. Наша главная идея была в том, чтобы сфокусироваться на одной вертикали, тогда получится классный разговор. Потом мы доказали себе действенность этого концепта — осталось, чтобы наши пользователи смогли нам доказать, что это работает именно так, как мы запланировали. А следующий шаг — применить IO к другим вертикалям от поиска гостиниц до выбора кино.   
  • Если говорить о твоем опыте в качестве ресторанного критика, насколько IO является твоим ответом тому, как тебя воспринимали рестораторы и читатели? Дескать, вам не нужен критик — вам нужен робот!
  • Ну я, конечно, никогда так не думала про это, но действительно мне до сих пор не хватает общения, как когда я тебе пишу: «Куда все ходят?» И ты мне говоришь, куда все ходят.
  • Никуда. В Москве больше нет «всех», и это главное изменение в индустрии, произошедшее с твоего ухода из профессии. Сможет ли робот так же ответить, как я?
  • Никуда, окей. Это тоже ответ. Сможет! Допустим, ты приезжаешь в город Даллас и спрашиваешь у нее, куда здесь все ходят. Она ответит: «Мы в Далласе! Никуда! Здесь такой темы нет!» Мне до сих пор кажется, что про рестораны надо говорить только так — относительно их важности или незначительности для условных «всех». Обидно, что этого до сих пор никто не сделал. Все эти рецензии с обсуждением еды работают гораздо хуже, чем разговоры о том, что «хот», где сейчас бьется жизнь и энергия.
  • Просто рестораны в определенный момент развития индустрии досуга встроились в систему развлечений, как кино, театр или выставки. Появилось два больших экспертных веса: один связан с пониманием предмета, и этой темой занимаются профессиональные критики, а другой связан с субъективным ощущением от места, и его определяют так называемые лидеры мнений. У тебя может быть жутко популярный ресторан с ужасной кухней и мерзким обслуживанием. И, собственно, создавая IO, ты заявляешь, что в будущем умрет ресторанная критика, всем будет управлять система пользовательских рецензий? Что, собственно, ждет индустрию?
  • Слушай, мне кажется, что уже сейчас ресторанная критика волнует только ресторанных критиков и рестораторов. У меня есть любимый сайт theinfatuation.com в Нью-Йорке. Это два бывших музыкальных продюсера, которые ведут блог про рестораны, — они пишут про места как пользователи, и получается бесконечно смешно. И про еду, и про публику — такой правильный микс. У них вся рецензия на какое-нибудь дурацкое дорогое место может быть выстроена из насмешек над женщинами на каблуках. Дескать, хотите поржать над этими адскими европейскими телками — вам сюда. Они думают про ресторан как про социальную вещь.
  • В ресторане действительно можно больше представлений об обществе почерпнуть, чем отправившись, скажем, в кино.
  • Да, и рассуждать о ресторане, только описывая его еду, — это неправильно. Я всегда так считала и думаю так до сих пор. То есть мы сегодня съели вкусный ужин в Door 19, но это место все равно про то, что здесь огромные потолки, видно высотку из окна и вокруг нас сидит московская буржуазия.
Работая ресторанным обозревателем, Куйда отваживалась на радикальные поступки: как-то казнила ресторан Артемия Лебедева, в другой раз неделю проработала официанткой в баре GQ

Работая ресторанным обозревателем, Куйда отваживалась на радикальные поступки: как-то казнила ресторан Артемия Лебедева, в другой раз неделю проработала официанткой в баре GQ

Фотография: www.facebook.com/kuyda

  • Кажется, что сфокусироваться исключительно на еде можно, либо когда собираешься проглотить бизнес-ланч не глядя, либо, выезжая за границу, где ты ничего не знаешь про местную тусовку.
  • Сейчас существует довольно много людей, которые любят еду. Но в целом с ресторанами как с дискотекой. Если ты обозреватель клубов, у тебя нет права писать про вечеринки, исходя только из музыки. Диджей, безусловно, важен, но в клуб ты отправляешься за определенным набором компонентов: за музыкой, за людьми, за коктейлями, за весельем. С едой то же самое. Я не пойду в невкусное место никогда, но кроме повара и блюд мне важны интересная публика, интерьер, вид из окна. Мне странно, что до сих пор критики в своих рецензиях рассуждают про тающее во рту телячье бедро.
  • Ну ведь этого на самом деле хочет читатель. Когда ты пыталась насадить свой тип светско-социологической критики, людям это не нравилось. Да, они получали удовольствие от злых текстов — всем нравится ненависть, скандалы, — но твои статьи не работали как рекомендация.
  • Моей проблемой было то, что я не очень понимала про еду, несмотря на то, что была уверена в своей компетентности. Я правда знаю, где вкусно, где невкусно, потому всю свою жизнь ем в ресторанах. Но при этом я не могу компетентно рассуждать о рецептах и блюдах, выстраивать связи между этим поваром и другими, сослаться на Робюшона, цитировать гид Michelin — что тут говорить, я, например, почти не ем мясо. Вряд ли это простительно для ресторанного критика — но, в конце концов, всем же было очень весело.
  • Ты 5 лет назад бросила критику. Есть ли какие-то результаты того крестового похода, объявленному кальянами и суши? Что ты вообще думаешь по поводу московской гастросцены: кого стоит убить, кто недооценен?
  • Когда я только начинала писать про рестораны, был только Новиков, и даже Ginza Project еще не было. Все места были одинаковые, дико дорогие. Там не было интересной еды вообще, там не было приятно почти никогда. Это были такие специальные загоны, в которые приходили богачи и развлекались. Изменения совсем не связаны со мной — изменились глобальные тренды, но здорово, что появилась куча энтузиастов, которые просто готовят еду, — типа Crabs Are Coming. Там вкусно, там приятные люди работают, они свое дело любят, не пытаются вынуть любыми способами деньги из посетителей. С другой стороны, есть еще много, куда стоит стремиться, и любопытно, когда мы до этого наконец доедем. Я до сих пор с огромным интересом слежу за появлением новых заведений в Москве, так как считаю, что самое интересное место в городе — это ресторан. Все эти кафе, забегаловки, бары, закусочные — удивительные места, где мы проводим много времени. В Лондоне мы с огромным удовольствием оценили, что такое Зельман сделал в Burger & Lobster. Это такая занимательная антропология: почему людям хочется есть целого лобстера за 20 фунтов и почему за ним стоит очередь? В чем феномен? Наверное, в условиях кризиса и Эболы совсем не к месту задумываться о том, что происходит в ресторанах, но я уверена: еда и общество — очень показательная индикация того, что в жизни происходит.
  • А старых героев тебе не жаль? То, что Ginza поскучнела, Новиков уехал из России фактически, Комм…
  • Мне кажется, мемуары Комма доказывают, что мы были когда-то правы. Когда мы срывали маски с надутых героев.
  • История из его фейсбука про критика, который неправильно перевел слова итальянского посла, была про тебя?
  • Да, это втройне искаженная история, потому что итальянский посол играл с моим знакомым в теннис, и я процитировала его слова в пересказе знакомого. Не думаю, что я могу что-то неправильно перевести с итальянского — это практически мой родной язык. Мне на самом деле приятно упоминание Комма. Если можно было бы вернуться в то время, я была бы гораздо менее жесткой, любила бы и Анатолия Анатольевича, потому что смешно называть себя «маэстро» и здорово быть поваром-авантюристом. Всех обдуривать, продавать сеты русской кухни за 200–300 долларов… Он молодец, Остап Бендер. Он был частью московского пейзажа. Просто тогда я была максималисткой, и мне хотелось заявить, что это неправильно.
Ошибка в тексте
Отправить