Гражданские манифесты Ольга Седакова, поэт

Я думаю, что произошли необратимые вещи. Вызов брошен — и принят.

Вызов брошен не обществом, а властью, которая позволила себе то, что можно делать только с населением, которое ты абсолютно ни во что не ставишь. Объявить: «Вот мы решили, что теперь президентом опять буду я, и вообще-то говоря, давным-давно это решили». Эту новость я услышала в подмосковной ветеринарной клинике от хозяина огромной овчарки. Он вошел и сказал: «Еще 12 лет!» Нужно было видеть немую сцену: ветеринаров, хозяев с больными собаками и кошками… Никто ничего не сказал, но было почти слышно, как мы все вместе подумали: нет! Просто потому нет, что так с людьми не обходятся. За этим вызовом последовали еще и еще. И наконец, на все это было отвечено декабрьским шествием.

Власть не заметила, что люди в нашей стране сильно изменились. Что они давно говорят на другом языке, и требуют к себе другого отношения. Образовался широчайший круг людей, для которых культурный и социальный уровень этой власти просто несовместим с жизнью. И само общество это вполне осознало, только когда вышло на московские улицы. Все помнят, что главным словом белых шествий было «достоинство». «Честные выборы» были скорее поводом, ответом на последний к этому времени вызов. Я писала об этих мирных шествиях и не буду повторяться. Скажу только, что меня глубочайшим образом тронул не экономический, даже не политический в узком «партийном» смысле слова, а этический смысл этого движения. Возвращение к этике и норме.

Эта эпоха кончилась 6 мая с применением силы против манифестантов и последующим — совершенно неслыханным в мирное время — военным режимом городской жизни. Такой режим могло бы оправдать только осадное положение: неприятель у городских стен! В духе подготовки к смертельной битве обращался кандидат к своим избирателям: «Умрем же под Москвой!» Почему умрем? От кого и что защищая?

С собственными гражданами эта власть умеет говорить только на языке насилия, принуждения и клеветы (в советское время это называлось «давать отпор»). Других стратегий она не ищет. Каждый следующий день это подтверждает. Естественным ответом на это может быть только радикализация протестов. И клянусь, перспектива прямых столкновений и хаоса меня ничуть не радует — как, я уве­рена, и большинство моих сограждан. А перспектива «новых красных» просто ужасает (нельзя не видеть, что именно они становятся самой активной частью протеста). Но еще раз подчеркну: не оппозиция, а власть готовит возможную катастрофу.

Но то, что в актуальном положении дел мне представляется замечательным и внушает настоящую надежду, — это то, что мы увидели новое лицо России: ­людей современных, самостоятельных, одаренных, мирных, доброжелательных, умеющих общаться и делать что-то вместе. Москва мирных шествий останется одним из лучших событий моей жизни. Те, кто пишет об этих людях презритель­но и злобно (а это не только официозная пресса, но и некоторые просвещенные критики), явно не видели их вблизи. И это явление нового тоже необратимо.