Где ты теперь Группы «поколения Афиши», которые прекратили существование, — а жаль

«Ночные грузчики»

Кто: Считавшийся одним из пионеров абстрактного хип-хопа московский дуэт с участием Евгения Алехина из «Макулатуры». В отличие от последней пестовал ад не снаружи, а внутри. Поверх семплов из Incubus и Arctic Monkeys два монотонных голоса рассказывали о том, как быт, сытость и спокойствие постепенно ведут тебя в могилу, и с этим ничего не поделаешь.

Чем были интересны: Минор в хип-хопе к моменту появления «Грузчиков» был или бытовым, или политическим, или любовным. «Ночные грузчики» стали первыми, кто в минорный бит встроил описание внутреннего ада, происходящего от внешней неустроенности. Ну а с учетом того, что все это проговаривалось равнодушным и безмятежным голосом, получалось совсем невесело и страшно.

Что теперь: Выпустили три альбома — в целом одинаковые (тем и хорошие) и об одном и том же — после чего тихо и спокойно разошлись. Алехин продолжает читать в «Макулатуре» и в проекте «Шляпа Шаляпина». Второй участник группы Михаил Енотов ушел совсем в другую сторону: Дугин и прочий русский мир на его странице в «ВКонтакте» — это всерьез. Хотя при этом его новый проект «Или» — это такой очень добрый вариант «Петли пристрастия»: то есть вроде бы герою и больно, и плохо, но он еще верит. Удивительная история.

Михаил Енотов: Лично у меня было ощущение, что мы уже не совсем на одной волне. Кризиса не было. После распада у меня, наоборот, был духовный подъем. Фактически новая жизнь началась.

Евгений Алехин: У меня было ощущение, что будет еще альбом. Было много черновиков, но они остались незаконченными. Хотя в последнем альбоме уже ощущается, что мы смотрим в разные стороны, я думаю, что это нормально. Еще был провальный концерт в Минске, когда я заболел и напился, читал совсем плохо. Стало понятно, что мне не очень уютно вообще выступать с «Ночными грузчиками». По-моему, ни разу мы так и не сделали ... [безукоризненного] концерта, всегда было какое-то смущение. «Ночные грузчики», может, изначально были проектом не для выступлений. Сложно из этого выбить кураж. «Макулатура», например, дает мне этот кураж. Она более рэповая, и там стихи больше похожи на математику.

Михаил Енотов: Я вообще изначально не понимал, как можно на наши концерты ходить. Два человека стоят и читают под фонограмму. В жизни бы на такой концерт не пошел.

Евгений Алехин: Гумилев, сказал, что, если ты не соображаешь в математике, говноед ты, а не поэт. Но в «Ночных грузчиках» я старался писать без математики: стараться не придумывать каркас, а просто, как оно от сердца идет. И когда я слушаю наши «хиты», так сказать, то видно, что они все нанизаны на скелет. Все слова нанизаны на какие-то кости драматургические.

Михаил Енотов: Я сейчас тоже как-то более рационально пишу, хотя образов использую больше. Наверное, в «Или» нет эха идей «Ночных грузчиков». Да, зародыши некоторых текстов появились еще во времена «Грузчиков», но я сразу понимал, что это для какого-то другого проекта.

Евгений Алехин: Мои тексты в разных проектах не очень-то отличаются. Я просто посижу за одним столом, сяду за другой. Это и есть великое счастье. Я никогда так не думал: «Как важно, что именно я это пишу». Просто мрак свалился на меня.

Михаил Енотов: Мрак не может свалиться. Он всегда на нас. Это просто мы иногда просыпаемся.

More Oblakov

Кто: Представители народившейся в 2011–2012 годах генерации «новых милых» — любителей безобидного звука и доброго слога с почти обязательной петербургской пропиской.

Чем были интересны: В отличие от остальных «няшных» групп, предпочитавших пастельные тона и плавный расфокусированный звук, они звучали четче и напряженнее. Кроме того, во многом ввиду серьезного образовательного бэкграунда More Oblakov были куда более изобретательными в смысле саунда: там, где у большинства были теплые и клетчатые песни под гитару, они были способны и ввернуть бойкий ритм, и окунуться в безнадежный с эмоциональной точки зрения дрим-поп. Ну и голос Тоси Чайкиной: так нежно и одновременно резко мало кто пел и мало кто поет.

Что теперь: Распались буквально через пару месяцев после записи дебютного альбома. Тося Чайкина начала петь сольно, а с недавних пор еще и является бэк-вокалисткой в группе Sunsay. Андрей Мартынов на днях выпустил первый EP своего нового проекта «Эхо».

Андрей Мартынов: Что случилось? Куда-то ушло взаимопонимание, были всякие непростые моменты, но говорить об этом уже нет смысла. Когда взаимопонимания нет, о творчестве уже не приходится говорить.

Наверное, у группы были перспективы, но для этого нужно было сильно меняться. Ну и нас, мне кажется, потянуло в разные направления. Меня все время разрывает между какой-то шумовой-гитарной историей и более электронными вещами. И очень хотелось от совсем уж ванильно-кофейного направления уйти. Меня больше цепляет, когда в музыке есть что-то, что выкидывает из зоны комфорта, как будто чуть-чуть раздражает. Когда нет нерва, становится скучно.

Сам я сейчас в основном работаю — например, в Александринке. Но музыкой не перестал заниматься. Я уже достаточно давно пишу понемногу.

Dsh! Dsh!

Кто: Одна из самых удивительных русских групп конца нулевых. Евгения Борзых (на тот момент — главный голос новой русской музыки), Алекс Кельман из Punk TV, электронщик Андриеш Гандрабур и популярный диджей Cross играли музыку легкую, летнюю, по-хорошему советскую, безобидную и в то же время не расплывающуюся на солнце.

Чем были интересны: Во-первых, составом, объединившим людей с довольно разных музыкальных сцен. Во-вторых, вот этой безобидной и ненапускной ностальгией. Из трогательных и незлобивых песен про небо, море и облака выйдет весь российский инди-поп, но никто даже близко не подберется к Dsh! Dsh! ни в эмоциональном, ни в мелодическом плане.

Что теперь: Евгения Борзых профессионально играет в театре. Недавно ее ненадолго вернул в популярную музыку Кирилл Иванов — их совместная песня «Африка» вышла на альбоме «СБПЧ» «Здесь и всегда». Андриеш живет на Бали, занимается группой The Denp. Алекс Кельман официально не закрывал Punk TV, но их последний тур был в 2013 году, сам же он больше времени посвящает проекту Alex Kelman. Стас Кардонов (DJ Cross), муж Евгении Борзых, записывает электронную музыку под именем Sickdisco и выпускает ее на собственном лейбле Fox Trax.

Евгения Борзых: Что мы вспоминаем, когда вспоминаем Dsh! Dsh!? Веселье, молодость, любовь.

Алекс Кельман: Мы просто собрались пошуметь, ни о чем таком никто не думал, просто играли, потому что перло. Группа распалась перед выходом второго альбома, что было неожиданно. Сказать почему — сложно.

Евгения Борзых: Распались мы потому, что надоели друг другу как музыканты. Так бывает. Разные взгляды на творчество. Но это не помешало нам дружить. Жаль только, что никто не услышит классных песен, которые не были записаны. Не думаю, что мы повлияли на музыкантов, что кто-то стал нас копировать или что мы открыли новое направление. Но мы определенно выразили наше мироощущение, которое оказалось близким многим молодым людям. Получилась смесь советского детства и юности в новом мире. Думаю, многим, кто слушал нас, на какое-то время становилось проще и веселее.

2H Company

Кто: Бойкая хип-хоп-формация из Петербурга. Первыми удачно соединили скорострельную читку с экспериментальной электроникой производства группы «Елочные игрушки». Записали два альбома диких историй, от которых было и весело, и страшно. Озвучивали балет в Мариинском.

Чем были интересны: Группа Михаила Феничева и Михаила Ильина написала тот хип-хоп, который стали слушать те, кто сознательно избегал местной рэп-продукции. Все, что было после, — ранние «СБПЧ», «Есть Есть Есть» и вплоть до группы NRKTK — так или иначе несет на себе их отпечаток.

Что теперь: Разошлись без всяких объяснений, оставив незаписанным третий альбом. Александр Зайцев и Илья Барамия отправились рулить звуком в «СБПЧ» (сейчас там остался только Барамия). Михаил Феничев же конвертировал идеи 2H Company в группу «Есть Есть Есть», звучащую приблизительно так же, только живее и сырее.

Михаил Феничев: «По моему внутреннему ощущению, все произошло не внезапно. Саша и Илья — новаторы по натуре. И когда почувствовали, что проект достиг максимума, пошли дальше. После 2H Company с моими текстами не произошло принципиальных изменений — не было такой внутренней и внешней установки. Да и не получилось бы у меня полностью изменить шаблон. Более того — большая часть текстов песен первого альбома «Есть Есть Есть» была записана в черновом варианте еще в 2H Company.

Да, очень предвзято и ревностно относился я тогда ко всему российскому рэпу, хотя сейчас тоже этим сильно грешу. Все нормально было с развитием, а сейчас и того лучше: «Птицу емъ» — больно, что закрыли ребята группу; «Кровосток»; обожаю у Айвана песню про червоточинку; МС Василий был крутой. Думаю, еще до фига кайфовых групп появилось, просто я не вспомню сейчас и не слежу специально. 

Я не чувствую себя проводником нового стиля, но это с сожалением, конечно, ведь этот статус так мощно звучит. Что касается воссоединения, тут как с бывшей любовью: хочется всегда к ней вернуться, пока новая не появляется. Хотя, скорее всего, нашей 2H-связкой мы выработали все, что могли. Иначе бы уже договорились и встретились сделать что-то еще.

NRKTK

Кто: Самая живая из всех новых русских групп. Синоним слова «угар». Авторы трех десятков удивительных опорно-двигательных боевиков про сатану, кеды Vans, кровь, ненависть, биеннале, Кобзона и саморазрушение. Кажется, единственные «новые русские», кому «Афиша» после распада посвятила огромный гид (и было за что).

Чем были интересны: Многим казавшиеся изначально придурками, они были куда интереснее и глубже: на первом альбоме «Планета Любовь» есть злободневный дэнс «Менты веселятся», а весь второй альбом «Разочарование года» — это одна большая громкая отповедь группы как самой себе, так и поколению ее слушателей, которые из героев танцпола на время перевоплотились в героев протеста. Все это напоминало — и напоминает — сожжение огромного чучела в комнате, облитой бензином: все в огне, все орут, но, черт возьми, как же это весело.

Что теперь: Как и любой хороший праздник, NRKTK закончились внезапно и вовремя: спустя год после второго альбома, в апреле 2013 года, они напоследок закатили грандиозный концерт и разбежались кто куда. Барабанщик Сергей Ледовский уехал в Америку, где его можно слышать в составе группы One Hundred Percent. Евгений Горбунов одной рукой играет шумный инди-рок в Glintshake, другой — абразивное техно в Interchain. Андрей Касай окончательно ушел заниматься дизайном и иллюстрациями, сделал три клипа «Мумий Троллю». В 2014 году он внезапно вернулся с записанным на пару с другим экс-участником NRKTK Жданом Филипповым проектом «Captain Hell», в котором играл кипучий и скоротечный хардкор на псевдояпонском языке. Музыка была записана для мультфильма, который Касай до сих пор не доделал.

Андрей Касай: Да, [историю NRKTK мы] закрыли [окончательно], конечно. Выдавили из себя все и закрыли. Что там еще записать-то можно? Разве что, когда совсем на дно упадем, можно будет собраться и покряхтеть. Надеюсь, это произойдет не раньше шестидесяти, чтобы выглядело как можно беспомощнее.

Евгений Горбунов: Я обычно вспоминаю про NRKTK в связи с какими-нибудь новостями — происходит какая-нибудь дичь, а я думаю: «О, у нас и об этой херне была пара строчек». Думаю, если бы NRKTK не распались, то могли бы сейчас вполне успешно существовать и быть таким опальным коллективчиком. Но перед тем как наши песни заинтересовали бы какой-нибудь всезапрещающий орган, мы успели бы выступить в «Вечернем Урганте» и что-то еще в этом духе.

Андрей Касай: «Капитан Хелл» — саундтрек к мультфильму, который я никак не могу доделать. Я считаю, что это вообще лучшее, к чему я приложил руку в музыке. Да и лучшая рок-группа на сегодняшний момент. Песни короткие, не надоедают. А теперь представьте себе 10-минутный концерт. Это вообще мечта. Перспективы? Их и не будет, мы ничего для этого не делаем. А мультфильм будет обязательно. Моя последняя выставка «Достижения Андрея» — не совсем подведение [итогов], скорее, наоборот, это старт. Но старт куда? Вот это вопрос. Возможно, в никуда. Рановато еще подводить, еще ничего толкового не сделано, чтобы подводить-то. Это выход в новое для меня пространство. Сидишь в интернете, света белого не видишь, а так вышел, посмотрел на людей.

Евгений Горбунов: Когда мы распадались, у меня не было идей, куда же мы дальше пойдем в творческом плане. Сейчас соображения и предположения есть, но к черту — все равно пришлось бы петь «Пуму» на каждом концерте. [Мои нынешние проекты] Glintshake и Interchain не так далеки друг от друга, как кажется: техно по жизни, панк по нужде, кайфарик по масти, романтик в душе. Приоритеты задает сама мать-природа.

Андрей Касай: Что я вынес из истории NRKTK? Что без толкового менеджмента и лютого маркетинга ничего не выйдет.

Евгений Горбунов: Я не думаю, что из игры в группе вообще можно вынести какие-то полезные мысли — сама по себе эта деятельность разрушительна для личности и организма. Нам, кстати, предлагают реюнион примерно раз в год, а то и чаще. Но рановато еще, а то и поздновато.

Padla Bear Outfit

Кто: Спорные претенденты на место главной группы, поющей по-русски. Петербуржец Арсений Морозов сперва записывал сыромятный и скоротечный рок, в итоге пришел к витч-хаусу. А между всем этим — большая история, феерическое буйство красок, записи дома, записи на кассеты, песни про хипстеров, песни про смерть, интервью с БГ, параллельные проекты с Галей Чикис... В общем, сложнее было Морозова не заметить, сложнее было не найти что-то великое в этой сумятице.

Чем были интересны: Тем, что стали голосом поколения, не сказав ничего громкого. Тем, как подминали под себя любую попадающуюся под руки шершавую стилистику. В сущности, именно Padla Bear Outfit можно сказать спасибо за то, что сырой неприятный звук с текстами на русском стал сначала модным, а потом — неизбежным увлечением жителей больших городов.

Что теперь: PBO были группой одного человека — Арсения Морозова, который что хотел с ней, то и делал. В какой-то момент он от нее устал и закрыл, немедленно запустив Sonic Death — прямолинейный сырой гаражный рок по-русски с песнями, прежде всего, про большие и маленькие чувства, спетыми то ли с апломбом, то ли с безнадегой. Какая страна, такие и Wavves.

Арсений Морозов: Группу заметили после выхода дебютного альбома, который я записал один дома. Тогда мне предложили выступить на разогреве у «СБПЧ». Нужен был состав, я попросил знакомого гитариста Женю из The Pharaons помочь, он согласился. Первый концерт у нас был акустическим. После этого мы устроили пару электрических, музыкантами на которых были наши знакомые. Все это напоминало джем по мотивам песен Padla Bear Outfit. Позднее к нам присоединился Данила из Raindeer, который сначала выполнял роль перкуссиониста, потом стал барабанщиком. Так мы на полгода устаканились в виде трио. Но так как второй альбом я опять записал совершенно один, то и его живое исполнение сильно отличалось от записанного. То, что мы на тот момент пытались записать в студии, мне, к сожалению, не нравилось. Поэтому оптимальной формой записи на начальном этапе оставался домашний звук.

Последней каплей стал альбом «Слоу». После него стало ясно, что продолжать дальше не имеет смысла. Когда я сообщил об этом ребятам, не было ни злости, ни обиды, ни сожаления. Потому что по-хорошему группа умерла где-то на третий месяц своего существования. Ну не умерла, а, скажем так, направилась не туда.

Мне не хотелось в новой группе повторять ошибок старой. Изменчивость была скорее следствием неуверенности, чем творческим методом. Я достаточно консервативный человек, чтобы любить импровизации и свободные формы. Для меня каждый раз было микрострессом выходить на сцену с неотрепетированной на сто процентов программой. Что до влияния, то просто мы первые запели песни на русском языке, которые бы не отдавали провинцией и русским роком. Наверное, это и есть фишка этой так называемой волны. Жаль только, что пока 100% групп из этой волны — невнятнейший мусор.

Почему я стал назвать Padla Bear Outfit «группой из трех слов»? Хотелось максимально абстрагироваться от этого явления, подспудно его унизив.

Эпоха этой группы прошла. Коммерческого успеха у нее не было, так что не стоит рассчитывать на аншлаги при реюнионах, а значит, и устраивать это все. А я продолжаю оставаться собой, и не важно, как называется группа.

Moremoney

Кто: Двое студентов журфака РУДН, игравшие плотный электророк с тонким голосом Надежды Грицкевич, певшей простые и важные слова о любви и ненависти.

Чем были интересны: Параллельно с Cheese People Moremoney меняли положение дел в женском мейнстриме, где на тот момент общепринятыми были или бесцветный коктейльный лаунж, или заламывания рук с претензиями на Земфиру. Нездешний звук при несовершенстве технических возможностей у Moremoney не казался ни местечковым, ни претенциозным, что тоже было в то время редкостью.

Что теперь: В один прекрасный день Грицкевич и второй участник группы Иван Калашников решили, что пора петь по-русски. Так появилась «Наадя», одна из удивительнейших новых русских групп, сумевших вместить и здешнюю песенную традицию, и злободневную тонкокостную электронику в диапазоне от The xx до Caribou. А Moremoney просто заморозили до лучших времен.

Иван Калашников, клавишные: Это было конкретное решение. Не помню, при каком количестве людей оно было принято. Мы просто хотели попробовать петь на русском, и это все превратилось в «Наадю», стало достаточно много занимать времени. Время идет, наша занятость повышается и не дает возможности вдохнуть жизнь в группу, которая находится в непонятной стадии заморозки. Я бы хотел, чтобы она приняла какой-то вид и возродилась. 

Мне кажется, мы слишком легкомысленно относились к Moremoney, и я в том числе. У этого проекта больший потенциал, чем мы рассчитывали. Наверное, мы провели какую-то работу над ошибками после Moremoney. Начало процесса работы над каким-нибудь треком было в стиле «как получилось, так и получилось». И темп продюсирования был больше связан с фаном. В «Нааде» мы уже определились с тем, с каким звуком хотим выступать, и отталкивались от того, как все это будет звучать живьем. А в Moremoney мы просто записали пластинку, а потом думали, каким образом ее адаптировать для сцены.

В Moremoney всегда был такой компрессированный, грязный звук — мне казалось, что лоуфайные записи звучат вне времени. По ним сложно сказать о технологическом процессе изготовления. Ты слушаешь такие записи, сделанные в 1973 году, дома — и то же самое ты можешь выстроить сейчас. Если у тебя есть микрофон, какие-нибудь палочки, ты можешь все это компресснуть, а потом издать — и это в целом не стыдно. Вся эта шероховатость — мне казалось, что в ней есть какой-то дополнительный шарм, дилетантство. Мне это нравится в звуке.

Наверное, первые записи были экспериментальными во многом от неумения, а уже потом все это превратилось в стиль. А Надин голос, конечно, перешел в «Наадю». У нее прекрасные вокальные данные, и мне всегда нравилось немножко издеваться над слушателем. Потому что это полнокровные песни, но ты за этими всеми вокализами можешь делать все, что хочешь. Мне нравилось подспудно заставлять людей слушать что-то другое. Что теперь? Может, мы просто повзрослели, лучше научились использовать свои знания.

Human Tetris

Кто: Редкий — наряду с Motorama — пример англоязычного постпанка из России, от которого не становится мучительно больно. Под струистый минималистичный гитарный звук и поступательный монотонный ритм вокалист Арвид Кригер то резко, то разливаясь по колонкам, что твой Том Смит, пел о лете в Крыму, дожде и прочих радостях-печалях тех, кому чуть за двадцать.

Чем были интересны: В отличие от большинства подобных групп, переизбыток которых чувствовался в конце нулевых, Human Tetris не пестовали мрак и не воспевали боль. Это была крайне жизнелюбивая музыка, сделанная крайне холодными средствами. Сравнения с иностранными аналогами, конечно, пошлость, но ведь и вправду могли бы получиться наши The Drums.

Что теперь: The Drums не получились, и группа тихо распалась в 2012 году. Спустя два года она собралась вновь для последнего выступления на фестивале Motherland. Все музыканты разбрелись по небольшим инди-проектам, самый известный из которых — Der Keller.

Максим Зайцев, гитара: Думаю, на вопрос о причинах распада тебе все по-разному ответят. Но по мне подобное решение назревало задолго, так что я был не против. Как музон, так и отношения внутри группы попросту изжили себя.

Я почти не контактирую ни с кем из ребят, кроме Арвида. Все работами и семьями заняты, а если о музычке — Макс делал Der Keller какое-то время, а Саня барабанит в Brandenburg, насколько я знаю. У меня тоже есть парочка прожектов: с Адей не так давно начали шпилить молодежный рок (Lil Swan) плюс с Егором Саргсяном делаем секси-песни (Laid Black). Думаю, тоски по постпанк-временам никто особо не испытывает, иначе бы пересобрались уже давно в каком-то виде.

С последним концертом вышло очень мило. Мы ведь распались довольно внезапно для окружающих, отменив несколько концертов. Немного по-жлобски получилось. Поэтому классно, что все-таки удалось поставить точку и сыграть на приятном летнем фестике. Плюс все увидели, какие мы стали жирные и перестали кручиниться.

«Птицу емъ»

Кто: Участники самобытнейшей уральской группы «4 позиции Бруно» под изобретательный бит читают рэп об униженных и оскорбленных.

Чем были интересны: «Птицу емъ» умели просто быть смешными там, где другие выбирали бы либо слезы, либо издевку. При этом «Птицу емъ» не изымали своих героев из локального контекста. И потому их вязкие хтонические треки служили отличным напоминанием о том, что ад существует и он буквально за окном.

Что теперь: В чем-то повторили путь NRKTK: если те умело вворачивали бойкую читку с сюжетом в электропанк, то у «Птицу умъ» все то же происходило на фоне грузного бита, ностальгических мелодий и бруновского мрака. Сходство и в том, что обе группы свернули лавочку, пока не стало хуже. В сентябре 2014 года «Птицу емъ» выпустили свой лучший альбом «Доброе чувство», сказали «Встретимся за гаражами» — и, собственно, все. «4 позиции Бруно» же продолжают деятельность и совсем недавно выпустили самый песенный альбом в своей дискографии. Обсуждать обстоятельства закрытия проекта его участники отказываются наотрез.