Arrival

что это было Arrival, одна из главных электронных русских групп 90-х, пионеры танцевальной музыки, одни из тех, кто донес до российского уха техно, эйсид-хаус и рейв. Arrival удавалось балансировать между условным электронным андеграундом и радио- и телеэфирами: для модной тусовки они играли концерты, для ротаций сочиняли поп-песни вроде «Пространства и времени» или «Простых слов». Дмитрий Постовалов, половина дуэта, в конце 90-х проявил себя еще и как востребованный сонграйтер: он написал несколько песен для Лики (в том числе «Одинокую луну») и сделал групу «Демо» и песню «Солнышко».

где они теперь В середине 2000-х Arrival распались на два проекта: вокалист Олег Радский стал делать музыку под именем Night Trip, Дмитрий Постовалов — выступать и записываться как Arrival Project. Сейчас Arrival снова вместе, спорадически играют концерты (причем совершенно разного формата — от «Дискотеки 90-х» до сольников в China Town) и вроде бы даже готовят новый альбом.

Дмитрий Постовалов

Arrival

«Мы с Олегом Радским учились вместе в училище на улице Краснодеревщиков, там познакомились, так и появилась группа. Когда мы только начинали, это была чистая самодеятельность. Мы играли песни «Машины времени», то, что на тот момент было прогрессивным. А потом поняли, что музыка не наша, лучше авторов мы ее не сыграем, — и начали писать свои песни. Сначала у нас были неоромантические душевные песни про любовь, с гитарами, потом стало появляться что-то ближе к нью-вейву. На нас, конечно, очень сильно повлияла политическая ситуация в стране, перестройка. Мы первые десять-пятнадцать лет существовали под эгидой ветра перемен. В воздухе витало такое настроение, оно передавалось нам и нашей музыке.

Я вообще сам из музыкальной семьи, мать с отцом познакомились в институте культуры, она заканчивала музыкальное училище, когда была беременна, — как раз сдавала экзамены по дирижированию и хоровому пению. Так что я, еще не родившись, впитывал музыкальные вибрации и флюиды. Отец вообще мультиинструменталист, владеет семью разными музыкальными инструментами. Видимо, у меня была заложена какая-то музыкальность. В школе я ходил в походы, там все пели песни под гитару. В том числе песни Окуджавы. А у меня были записи Окуджавы, и я понимал, что почему-то все песни Окуджавы у них на трех аккордах идут, а у него намного все сложнее и музыкальнее. Я ради этого научился играть на гитаре, разучил аккорды, подбирал эти аккорды и потом этих же людей учил, как правильно играть песни Окуджавы под гитару.

В конце 80-х я пошел служить в армию. Там я тоже занимался музыкой, был директором музыкальной комнаты, пытался  делать какие-то электронные штуки, записывал их на кассетный магнитофон. У меня были советские синтезаторы — «Поливокс» и другие. Когда я вернулся, в группе остались мы с Олегом (до того у нас еще были барабанщик и бас-гитарист), и мы уже четко понимали, чего хотим. Мы стали делать то, что тогда сами называли техно, а сейчас назвали бы техно-поп или синтипоп.  У Олега было много друзей-рокеров, они посоветовали ему нашу первую студию. Мы там записывались по ночам, потому что это было дешевле. Причем наши сессии были ровно после Алены Апиной: она записывала «Юбочку из плюша», а мы — «Простые слова» и «Мелодекламацию». Звукорежиссером был Ян Миренский, который работал потом с диджеем Грувом.

Мы никогда не стремились стать мейнстримовой группой. У нас вообще странный путь. Еще когда мы в училище были, мы сами устраивали все мероприятия, дискотеки, какие-то перформансы. И с 1990 года мы начали общаться с электронной тусовкой. А тогда же очень мало было постоянных дискотек. «Молоко», «Метелица». Было такое место — ДК «Орион», студия «Класс». Это была танцевальная студия, оттуда вышли и Володя Фонарь, и Лика Стар, там очень много групп выступало. Нас пригласили там играть — а потом Сергей Обухов, который там был директором, предложил посотрудничать с Ликой, делать ей аранжировки. В то же время мы познакомились с Олегом Красавцевым, у него была закрытая частная студия в академии Жуковского. Там записывалось всего три группы, одной из них были мы. У нас была возможность развиваться. К чему я все это говорю: мы всегда были рядом с танцевальной тусовкой. И в принципе можно сказать, что мы были пионерами и родоначальниками танцвеальной электронной музыки у нас в стране.

Тогда стали появляться первые FM-радиостанции. В частности — «М-Радио». Они были первыми, кто стал крутить немейнстримовые русские группы, в том числе нас. Потом радио «Максимум» тоже заработало, мы дружили с ними. У нас творчество, можно сказать, параллельно развивалось. У нас были песни, и сразу же мы стали делать на них ремиксы. То есть убирался вокал — и получались инструментальные электронные композиции, клубные. Был долгий период, когда мы выступали только с такой музыкой. Да и вообще мы работали во всех стилях, в каких только можно было, от эйсид-хауса до хэппи-хардкора и эмбиента.

Мы никогда ничего особо не пытались продвигать. Как-то оно продвигалось само. Но в свое время Олег Красавцев, директор студии, про которую я рассказывал, отвез наши песни на лейбл Mute. У нас где-то до сих пор лежит письмо, из которого понятно, что они заинтересовались. Можно было все это продвигать, но обстоятельства не позволили. Вокалист у нас в группе — Олег Радский, а он не очень владеет английским: нужно же было не только на нем петь, но и сочинять.

Ничего вообще не знаю про наркотики. (Смеется.) Вы поймите, сейчас время поменялось, а тогда все мы смотрели на мир открытыми глазами, и многие вещи происходили по наитию. Нам казалось, что вот-вот что-то светлое произойдет, расширятся границы сознания. Восемьдесят процентов людей, которых я знаю с тех времен, прошли эту школу. И сейчас среди них, наоборот, стало модно вести более здоровый образ жизни: спорт, всевозможные велосипеды, ролики, плавание... Человек себя раз, два простимулировал, но постоянно же невозможно так жить. Я ничего положительного в этом не вижу. Но все это да, было, и на Западе это было и продолжается. Хотя я считаю, что все зависит от людей. От настроя. И от музыки тоже. Музыка тоже разная бывает. Проще, когда развеселый хаус — под него и так все танцуют, выпили вискарика и в пляс отправились. А когда музыка задумчивая, может быть, ее сложнее понимать в трезвом состоянии.

Я себя не считал каким-то электронным альтернативщиком. Я более многосторонен, мне нравится разная музыка. Есть композиторы, которые пишут хиты, для них это работа. Для меня это никогда так не было — если бы я так работал, наверное, немножко в другой ситуации находился бы сейчас, все было бы в шоколаде. Просто так получилось, что я написал несколько хитов. Та же «Одинокая луна» была написана еще в Arrival в 1986 году — там пел я, и там был другой текст. Потом она была переделана — и неожиданно стала хитом. Вообще то, как песни становятся хитами, — это мистика, предугадать невозможно. Скажем, в случае песни «Солнышко» — просто на тот момент времени у меня был любимый человек, это абсолютно искренняя песня. А когда мы начинали с Вадимом Поляковым этот проект как два продюсера, мы вообще не думали, что будем делать поп-группу. Мы думали, что делаем клубный проект, что они будут ездить по клубам и небольшие деньги зарабатывать.

Я слежу за электроникой. Хотя сейчас все сложнее это делать — поток дешевых поделок перекрывает интересные треки. Есть конкретно хитмейкеры, которые делают коммерческую музыку, чтобы она всем нравилась. А есть люди, которые делают музыку с очень хорошим саундом, но боятся, что их обвинят в том, что они попсовики, и вставляют какой-нибудь кривой аккорд. Меня как музыканта это коробит. Или вот Леди Гага. Она сейчас популярна, но если посмотреть: что у нее есть? Современное звучание, аранжировка, подача, скользкие темы, китч. А возьмите и напойте песню Леди Гаги? Одну-две кто-то напоет. А что останется? Вот у Мадонны очень много именно музыкальных песен. Даже через двадцать лет эти песни вспомнят и будут петь. А насчет Леди Гаги я очень сомневаюсь. В современном мире так: надо быстро зацепить, а музыки может и не быть. Это, кстати, не касается моих песен, которые стали хитами. Прошло тринадцать лет с момента создания, а песня «Солнышко» до сих пор востребована. Я вообще считаю, что песни, которые можно петь под гитару в подъезде, вечны. Есть мелодия — песня будет всегда.

Завязывать с музыкой никто не собирается, я думаю, что люди еще услышат от нас материал. Просто когда становишься старше, поднимаешься на какую-то ступеньку музыкального развития, не можешь позволить себе делать плохо. Нет смысла торопиться. У нас с Олегом иногда бывают дискуссии на эту тему, он говорит, что надо записать альбом, а я ему объясняю, что я лично как профессионал в этой области не могу позволить себе сделать что-то ниже того качества, которое я хотел бы видеть. Тем более что для нас Arrival — некоммерческое творчество. В принципе, всегда было некоммерческое, хотя иногда получалось попасть в мейнстрим. И вообще, что такое поп-музыка? А если бы песня «Солнышко» группы «Демо» не стала бы хитом? Там же и другие песни были на альбоме. И все они делались искренне. Рано или поздно это найдет своего слушателя, просто надо делать — и все.

Как говорил Марк Твен, слухи о нашей смерти несколько преувеличены. Arrival существует, но есть некоторая бытовуха, суета. Олег по работе музыкой не занимается, я, наоборот, занимаюсь, но коммерческими вещами, которые отнимают очень много времени. Но мы двигаемся к своей светлой мечте. В ближайшее время будет большое мероприятие «Дискотека 90-х», там западные представители будут, а из наших — «Технология», Лика Стар и мы. Готовимся, пару композиций исполним. А так у нас в наработках почти готов новый альбом, мы просто его хотим записать, максимально используя студийные возможности. У меня очень большая коллекция всевозможных аналоговых синтезаторов — в том числе знаменитый Moog Prodigy с росписями самих участников The Prodigy, мы как-то выступали вместе, — и сейчас один наш знакомый практически все их замидировал. То есть все в боевой готовности, по большому счету, нам надо просто сесть и записаться».