Москва изнутри Александр Архангельский о Сивцевом Вражке

Добросердечная инициатива Булата Окуджавы превратить Арбат в пешеходную зону фактически уничтожила эту улицу, потому что сюда люди приезжают только для того, чтобы бесцельно побродить. Здесь по определению не может быть хороших ресторанов, встречаются только забегаловки или очень средненькие места. Здесь шумно; я не завидую людям, у которых окна выходят на Арбат: тут сплошные пьянки, гулянки, волынки. Какая-то жизнь наблюдается, только если спрятаться в подворотне. Вот туда мы и направимся.

Это дом 51, строение 1, который сейчас знают по матрешкам, но здесь, за рекламой, спряталась памятная доска Анатолия Рыбакова — он тут жил. Действие «Детей Арбата» тоже происходит здесь, и, как я понимаю, одноименный сериал снимался в этой подворотне.

Здесь вообще везде кто-нибудь из великих да жил. В одном из корпусов дома 51 в свой последний приезд в Москву останавливался Блок. И, как ядовито пошутил один из крупнейших его исследователей, здесь же он, вероятно, в последний раз в жизни предавался плотским утехам.

Это типичный район доходных домов, какие строили в начале XX века. Многих из них уже нет — и это мы тоже увидим. В недавно появившемся неподалеку здании должен был находиться Центр Булата Окуджавы. По крайней мере, пока его строили, так писали на плакатах. Я думаю, что сейчас там есть какая-нибудь комнатка, отведенная под центр, а на самом деле это обычное элитное жилье, которое, как это чаще всего с элитным жильем случается, пустует. Я за несколько лет лишь раза два или три видел, чтобы кто-нибудь въезжал в подземный гараж, вечером окна не горят.

На этом месте, когда земля перешла Поповичу и Леонову, в конце 1990-х планировали построить Центр космонавтики. Они долго не могли найти инвесторов, а когда нашли, инвестор быстро и аккуратно их отсюда выдавил. Получившиеся в ходе этих операций руины — это все, что осталось от усадьбы Лопатиных начала XX века. Инвестор, который в 2005–2006 годах получил права на эту землю, с тех пор ежегодно их продлевает. Каким-то образом ухитрился провести субботник так, что рухнула кладка. Вообще, скандальное место — соседний дом очень долго пытались расселить: во дворе загорались автомобили, жильца избили бейсбольными битами до полусмерти. На инвестора открыто уголовное дело, а он ничего — борется за продление инвест-контракта. А разбирать эту кучу по закону нельзя — так и лежит. Вы бы видели проект того, что собирались здесь построить: восемь этажей, монумент провинциального постмодернизма. Эта стройка отражает то, как живет история в районе: плохо.

Вдоль всего Плотникова и Денежного переулков стоят цекашные дома, которые в этом районе выглядят как заколоченные гвозди, но образуют свой, советский Арбат. Одним из первых построили этот отель, он когда-то был маленькой гостиницей ЦК КПСС — кажется, под вывеской «Октябрьская». Теперь называется «Арбат», но ни снаружи, ни внутри почти не изменился.

Не знаю, работает он сейчас или нет, но раньше во дворике гостиницы был настоящий советский ресторан с шашлыками, подмигивающим официантом (который говорил, что такое-то блюдо сегодня брать он не советует) и прочими ужимками советского времени.

По легенде, которая не находит никакого документального подтверждения, здесь раньше был публичный дом. И его процветающие сотрудницы из любви к русской литературе заказали многофигурные барельефы с изображениями обнимающихся классиков. Сто процентов из ста, что никакого публичного дома на этом месте не было, но почему появилась эта многофигурная композиция, я на самом деле не знаю — и сколько ни искал, так и не нашел. Думаю, что это просто постмодернистский выверт. И скоро это все исчезнет — барельефы потихоньку опадают, и, более того, им в этом помогают. И все-таки большая загадка: отчего, кто изобразил целующихся и лапающих друг друга Толстого, Гоголя и других писателей в виде сатиров? Других аналогов такого уровня хулиганства в московской архитектуре нет. Наверняка это как-то освещалось в прессе того времени, и надо поднимать подшивку, но ехать в Химки в Ленинку, к сожалению, совершенно нет времени.

Это купол поликлиники главного управления, которая символизирует присутствие могучего и давящего сталинского времени на Арбате. На ее месте были две усадьбы: Толстого-Американца — знаменитого авантюриста, скандалиста и шулера, и Танеевых — часть их усадьбы сохранилась в виде одного дома.

Особняк спасает то, что в нем существует Музей Герцена. Живет бедно. Потому что как-то кто-то из постсоветских начальников сказал про культуру: «Она как свинья: шерсти дает мало, а визга много». Поэтому закрыть музей невозможно, но и финансировать его особо не хотят. Но там происходит жизнь, какие-то бесконечные вечера и встречи, и я регулярно вижу афиши на входе.

В районе Арбата много конструктивизма. К сожалению, с домами этого времени беда: в середине 1920-х годов кончилась лиственница, из которой строили до революции, и в ход пошли новые материалы. И как ты ни спасай конструктивистские дома, от них, скорее всего, ничего не останется — они сделаны из тех материалов, которые были под рукой, практически из отбросов. А это все-таки великая архитектурная эпоха.

В этом доме жил Матусовский, придумавший песню «Подмосковные вечера», в которой есть строчка «Если б знали вы, как мне дороги подмосковные вечера». Про нее есть такая легенда: песню Матусовский сочинил, когда достраивал свою дачу в Подмосковье, в которую вложил много денег и сил. Эта история пошла из рассказа Маргариты Алигер, хотя на самом деле — все вранье, потому что сначала он написал песню «Ленинградские вечера», которые потом превратились в московские, а еще позже — в подмосковные.

Еще один документ эпохи. Вокруг цекашного дома — стена из кирпича. По цвету кирпича мы легко можем определить время постройки. Мутно-желтый — значит, семидесятые. А сырой (какой достали), неформатный, красный кирпич — это 90-е. Из этого же кирпича в 1995 году построили часовню, ведь это тоже было странное время, когда всем хотелось сделать что-то хорошее, и это хорошее выполнить в несоветских формах. И кто-то решил построить во дворе дома часовню, хотя уж где-где, а на Арбате недостатка в церквях нет. Я в Москве такого больше нигде не видел — и ни разу не видел, чтобы здесь служили, хотя есть лампадка, освящение и цветочки. Такой придомовой храм.

Совершенно фантастическая вещь — полквартала отданы под творчество скульптора Бурганова. В Москве есть особо избранные художники, которым при жизни ставят памятники, — Бурганову же дали целый сад под его монументы: тут и огромная рука, и мальчик на коняшке, и другие интересные скульптуры.

Самый жуткий памятник новейшего времени — памятник Шолохову на Гоголевском бульваре. Почему лошади? Почему Шолохов сидит в опрокинутой лодке? Почему эта опрокинутая лодка плывет в бездну? Что это за река — Дон? Тогда почему она здесь: Москва впадает в Дон — или Дон в Москву? Не понимаю. В общем, торжество абсурда.

Здесь начинается самое прекрасное, на мой взгляд, московское место, с которого начались мои отношения с этим районом. В юности я приезжал сюда в Обыденский храм и бывал на Кропоткинской практически каждое воскресенье. К сожалению, район Обыденки сейчас тоже испорчен — все поделено на пятачки и застроено. Не могу сказать, что эти дома плохие, они интересные с архитектурной точки зрения, но совсем не московские. Раньше после подъема к церкви глазу открывался огромный спад вниз с убегающими в разные стороны улицами и домами. Да, подчас было грязновато и заброшенно (и это очень плохо), но был простор и кипела жизнь. А район не может жить без людей, как сейчас, и Остоженка тихо вымирает. Зачем очень богатые люди покупают здесь квартиры, которые потом пустуют, я не понимаю; можно устроить из этих денег костер — всяко веселей будет.

Так вышло, что храм Ильи Пророка в Обыденском переулке стал в 80-е годы интеллигентским местом. Не то чтобы сюда специально к кому-то ездили, просто сложилась прекрасная атмосфера. Здесь служили удивительные люди. Есть совершенно фантастическая история про крупнейшего геолога Глеба Каледу, который курировал большие геологические разработки в СССР. В 1990 году выяснилось, что Каледа в 1972 году был рукоположен в священники и параллельно со своей работой служил в Обыденке и у себя, в кабинете без окон.

А за свечным ящичком сидела тетенька, про которую мало кто знал что-либо. А потом все узнали, что она мало того что внучка митрополита Серафима Чичагова, так еще и доктор технических наук. Когда началась перестройка, она стала первой настоятельницей Новодевичьего монастыря; звали ее Серафима Черная.