12 знаменитых зданий 20-х годов от Моссельпрома до Планетария

Дом-мастерская архитектора К.С. Мельникова

Архитектор К.С. Мельников, 1927–1929

Этот, пожалуй, самый необычный в мире особняк имеет оригинальную форму — он представляет собой два сопряженных вертикальных цилиндра. Он настолько не похож на обычные дома, что случайные прохожие вряд ли смогут понять, что именно скрывается за невысоким дощатым забором. Конструкция особняка еще более уникальна, чем собственно архитектурная форма: решетчатая кирпичная кладка, шестигранные отверстия, появившиеся за счет сдвижки кирпичей. Некоторые из проемов заделаны фанерой и не видны под наружной штукатуркой, другие же оставлены в качестве окон.

Архитектор Мельников в Кривоарбатском переулкеФотография: pereplet.ruМельников был уверен, что закругленные стены на порядок эконо- мичней, чем прямые. Незадолго до создания дома-мастерской архитектор вернулся из Парижа, где представил свой знаменитый шедевр – советский павильон на Выставке декоративного искусства и современной художественной промышленности, прошедшей в 1925 году. Мировое признание сыграло свою роль, и он смог получить небольшой участок в самом центре Москвы. Планируя жилище, Мельников думал не столько о себе, сколько о будущем, потому представил Моссовету экспериментальное строение как прототип для массового строительства. Речь шла о блокированных домах-цилиндрах, составленных в линию, причем их внутреннее устройство автор видел более простым, чем обстановку своего дома.

Внутренняя организация дома поражает воображение: c уличной стороны мы видим здание с большим витринным окном, освещающим столовую на первом этаже и гостиную-мастерскую на втором. Через прихожую можно попасть сразу в столовую или на лестницу, ведущую наверх. Там расположены гостиная-мастерская и спальня с группой окон-шестигранников. А еще выше находится святая святых — мастерская, из которой можно попасть на крышу-террасу одного из двух цилиндров, более низкого, стоящего ближе к Кривоарбатскому переулку.

ИнтерьерФотография: Flickr/arch_museumОднако не стоит считать этот дом идеальным жилищем будущего. На самом деле он олицетворяет настоящий манифест новой архитектуры. Мельников провел своеобразный эксперимент, фактически устроив для своей собственной семьи дом-коммуну. Об этом говорит не только заведенный распорядок дня, но и установленная архитектором система коллективного отхода ко сну с предварительным переодеванием в пижамы и ночные рубашки в специальной гардеробной, расположенной на первом этаже. Спальня была общая: в центре находилась большая двуспальная родительская кровать, а по двум сторонам от нее за стенками- ширмами — кроватки детей. Более того, вся структура здания обусловливала жесткую организацию быта. Здесь фактически нет изолированных помещений, кроме двух комнаток по 4,2 м2, предназначенных для приготовления уроков (у архитектора было двое детей — сын Виктор и дочь Людмила). Спальня отгораживалась от гостиной остекленной дверью, равно как и прихожая внизу.

Как рассказывает внучка архитектора Екатерина, двери были устроены только в крохотной уборной и в относительно просторной ванной комнате. Только там, устроившись на старинном сундуке, могли спокойно отдохнуть уже пожилые архитектор и его жена, так как больше в доме просто некуда было спрятаться от привычного детского шума, особенно когда в доме появились внуки. Екатерина полагает, что во многом из-за отсутствия приватности, элементарного личного пространства, детям Мельникова не удалось сохранить свои семьи и оба брака в конце концов распались.

Виктор Мельников. Интерьер спальни дома Мельникова в Кривоарбатском переулке, 1933Архитектура дома — компромисс между брутальной эстетикой авангарда и декоративностью. На эту декоративность работает и необычная внутренняя отделка дома-мастерской. Стены оштукатурены и окрашены в сиреневый (в столовой), розоватый (в гостиной) и медово-желтый (в спальне) цвета. Только мастерская оставлена полностью белой, тогда как потолки в учебных комнатах детей украшены ярко-синими и ярко-желтыми треугольниками, а потолок в гардеробной покрашен в сиреневатый оттенок.

В доме много старинной мебели. Планируя будущее своей семьи, Мельников давно мечтал о собственном доме и потому купил заранее эту мебель у знакомого американца, так как тот не смог ее вывезти из страны. Окна нижнего этажа и спальни украшают кружевные занавески, которые изготовила жена архитектора. Кроме того, в доме было несколько авторских предметов интерьера. Например, сохранились придуманные им ступенчатые стеллажи для журналов, круглый столик на одной опоре на антресоли мастерской, где он любил работать, а также его легкий мольберт. К сожалению, самые интересные объекты, задуманные в стиле нарождавшегося ар-деко, не сохранились. В частности, кровати на основании в форме волны, с толстыми валиками по обеим сторонам матраса. В спальне также был шкаф с закругленной оштукатуренной стенкой и стеклянной дверцей. 

Дом Моссельпрома 

Гражданский инженер В.Д. Цветаев, инженер А.Ф. Лолейт, гражданский инженер Н.Д. Струков, 1912–1925

Как и некогда раскрашенные греческие статуи, дошедшие до нас лишь в виде строгих мраморных форм, образ архитектуры авангарда поблек и в нынешнем своем состоянии стал «бесцветным». Яркие фасады дома Моссельпрома, воссозданные в 1997 году, меняют это представление.

 Фотография: pastvu.comНеобычная многогранная форма дома, напоминающая корабль, выплывающий к Арбатской площади, сложилась исторически. Здесь с давних времен были три переулка, образовавших своеобразный «мыс» в районе Кисловки и Калашной слободы, жители которых трудились
на Сытном дворе Кремля, заготавливая продукты.

Непростая история дома Моссельпрома началась со строительства в 1913 году для мещанина А.И. Титова высокого семиэтажного доходного дома по проекту инженера Николая Струкова, известного автора проекта Белорусского (Брестского) вокзала. Но дом рухнул сразу после возведения (сохранилась только его первая часть, по адресу Калашный переулок, 4). Автора проекта отстранили от дальнейшей строительной практики. К 1925 году сохранившуюся часть отдали жилтовариществу, а на пересечении трех переулков надстроили над сохранившейся нижней частью новое административно-складское здание по проекту гражданского инженера В.Д. Цветаева, имя которого значится в архивных документах (многие называют авторами этого здания Я.И. Райха и Д.М. Когана).

Кирпичный дом Моссельпрома украшает железобетонная башня, спроектированная известным инженером Артуром Лолейтом. Стены дома напоминают железобетонный каркас с большими остекленными поверх- ностями. Для достижения этого эффекта, по замыслу художника Александра Родченко, фасады треугольного в плане объема покрасили в яркие цвета: синий, голубой, добавив красные и синие надписи. Так получилась внешне легкая, устремленная вверх композиция. 

 Фотография: pastvu.comС северной стороны на торцевой стене, также по эскизу Родченко, была выполнена роспись-реклама треста, где многократно повторялся слоган Владимира Маяковского «Нигде кроме как в Моссельпроме».
А на боковых фасадах появилась шрифтовая композиция «Моссельпром и МСНХ» (Московский совет народного хозяйства).

Могущественный трест объединял в период НЭПа едва ли не все кондитерские и табачные фабрики, пивоварни, мукомольные заводы, причем не только Москвы, но и всей страны. И со временем все окружение подчинилось новому гиганту — символу сытости и примирения всех сторон после стольких лет революций, Гражданской войны и разрухи:

«Поэт, художник или трагик,
Забудь о днях тяжелых бед.
У “Моссельпрома” в бывшей “Праге”
тебе готовится обед».
И далее там же: «... враги
друг на друга смотрят ласково —
от Мейерхольда до Станиславского», 

— писал В.В. Маяковский, приветствовавший трест от представителей «различных фронтов искусств».

В бывший ресторан, а теперь столовую люди устремлялись, ориентируясь на часы дома Моссельпрома, которые были установлены на башне и хорошо видны с Арбатской площади. На фасаде дома Моссельпрома никогда не было «ильичей», а впоследствии и «сталиных», а круглая эмблема треста с рогом изобилия размещалась на дымоходе торца здания со стороны двора.

В собрании сочинений Маяковского рекламе отведен целый том. А для оформления продукции Моссельпрома много сделал А.М. Родченко, которому поэт передавал заказы. Но почему же их шедевр-роспись с изо- бражениями пивных и молочных бутылок, дрожжей и шоколада попал
на задворки? Оказывается, именно во дворе был вход в полуподвал-склад. Здесь каждое утро собирались три тысячи лоточников, в том числе и воспетая в популярном тогда фильме «Папиросница от Моссельпрома». Именно на такую пропускную способность склад и был рассчитан, а хранившиеся в нем товары были изображены на стене.

На первом этаже дома Моссельпрома размещались хранилище муки, а также администрации пивных и магазинов. Выше — дирекция, бухгалтерия, отдел статистики, а на седьмом этаже — комячейка и местком.

Кремлевская поликлиника

Архитектор Н.В. Гофман-Пылаев, 1929

История Кремлевской поликлиники начинается с переезда осенью
1918 года Cоветского правительства в Москву. Для его членов в Потешном дворце Кремля начала действовать амбулатория. В новом медицинском учреждении работало всего пять человек: врач-терапевт, он же заведующий амбулаторией, два фельдшера, сиделка и санитар, а в прилегающем помещении располагалась больница на 10 коек с приемным покоем.

Одновременно для оказания медицинской помощи членам правительства, работающим вне Кремля, в домах ВЦИК были организованы медпункты. В то время «домами ВЦИК» называли гостиницы, где до конца 1920-х жили преимущественно ответственные работники. Первый дом ВЦИК — «Националь», второй дом ВЦИК — «Метрополь», третий дом ВЦИК — на Садово-Каретной (Делегатская, 1), четвертый дом ВЦИК, «Петергоф», находился на Воздвиженке, 4, а пятый — на углу Воздвиженки и Романова переулка. 

 Фотография: Николай КарповВ 1925 году Кремлевская больница обосновалась на углу Воздвиженки и Романова переулка. Там же организовали и поликлинику (позднее стала называться «Центральная Кремлевская поликлиника»). Она заняла здания бывшей усадьбы графа Шереметева.

В 1928 году на Воздвиженке заработал новый корпус поликлиники, в то время уже относившейся к Санитарному управлению ВЦИК. Сегодня трудно представить, что четырехэтажное здание, автором проекта которого стал Н.В. Гофман-Пылаев, являет собой по сути переделанные надворные постройки старинной усадьбы.

Архитектура соседнего дома, принадлежавшего также Шереметевым, явно оказала влияние на облик нового сооружения. Гофман-Пылаев решает применить и в новом здании ряд цилиндрических форм: закругленные углы главного фасада, выходящего на Воздвиженку, выступы-ризалиты, между которыми, в образовавшемся по центру главного фасада углублении, организован обширный вестибюль. Здесь над дверями главного входа устроен широкий балкон, играющий роль навеса. Центральная часть постройки увенчана приподнятым над ней цилиндром с ленточным остеклением. Ленточные окна есть и на двух уличных фасадах, они придают архитектуре нового здания современность. Окна эффектно «заворачиваются» на закругленных стенах, поверхности которых были тщательно оштукатурены. 

Центральный телеграф

Инженеры И.И. Рерберг, С.С. Гинсбург, 1927

Целый квартал в начале главной улицы столицы занимает здание Центрального телеграфа. Конкурс на эту престижную постройку проходил в 1925 году. И несмотря на то что в нем участвовали такие архитекторы-новаторы, как братья А.А., В.А. и Л.А. Веснины и А.В. Щусев, сделавшие блестящие проекты, опубликованные в журнале «Современная архитектура», исполнять такой крупный государственный заказ правительство поручило И.И. Рербергу, авторитетному инженеру. К моменту строительства Центрального телеграфа он имел значительный опыт создания больших сооружений, общественных и жилых зданий Москвы. Самое известная его постройка — Киевский вокзал.

 Фотография: pastvu.comВ то время телеграф был символом новых информационных технологий, и символично, что именно выдающийся инженер реализовал этот проект здания с впечатляющими фасадами. Здесь сказался опыт Рерберга в декоративном оформлении конструктивных элементов. Чаще всего он работал в неоклассическом стиле, упрощая античные мотивы и неразрывно соединяя их с металлическим или железобетонным каркасом. Примечательно, что в случае с Телеграфом он действовал иначе, украсив только уличные фасады конструктивно-декоративными формами, предвосхитив нарождавшийся тогда новый стиль ар-деко, типичный для европейской архитектуры 1930-х годов. Здание хорошо вписалось во всю позднее выполненную архитектурную декорацию Тверской (улицы Горького). Это была одна из немногих построек, соответствовавших гигантскому масштабу «сталинской» реконструкции Москвы 1930–1950-х годов.

Общая композиция здания типична как для стиля модерн, так и для последовавшего за ним авангарда: главный фасад имеет граненую башню, вход организован с угла. Здание четырехэтажное, а башня — высотой в пять этажей. С Тверской улицы постройка имеет очень представительный и нарядный вид, в то время как лестничные блоки выходят во двор, полностью лишенный декора. Как и все промышленные сооружения тех лет, башня завершена орнаментальным ограждением, поставленным между выведенными выше карниза заостренными вертикальными элементами, имеющими острые силуэты-шпили. Над центральным входом расположен большой вращающийся глобус, символизирующий контакт со всем миром. Эту эффектную часть Телеграфа до сих пор пышно украшают в праздники, превращая в феерию из светящихся лампочек.

 Фотография: pastvu.comНесмотря на значительную декоративную составляющую, здание было возведено с учетом самых актуальных строительных тенденций. В частности, был использован несущий каркас, подчеркнутый каменной облицовкой. Такая конструкция позволила сделать внутри свободную планировку, поставив перегородки в любом нужном месте, а также применить огромные окна от пола до потолка для освещения высоких операционных залов. Оставить такой каркас без покрытия в нашем климате невозможно, поэтому все участники конкурса предполагали, что на фасаде будут оштукатуренные колонны и перекрытия. А Рерберг смог добиться от заказчиков редкого в Москве, но значительно более выигрышного, хоть и очень дорогого, материала — натурального камня.

Здание было завершено к 1927 году. Для его основания инженер решил применить уникальную тогда конструкцию фундамента в виде монолитной плиты, не предполагая, что это ноу-хау приведет к трагедии. Рассказывают, что когда постройка стала чуть крениться, И.И. Рерберг не выдержал и, ожидая ареста за «вредительство», попытался свести счеты с жизнью. Однако дальше процесс разрушения не пошел, а И.И. Рерберг выжил и в дальнейшем избежал репрессий. 

Жилой дом МХАТа в Брюсовом переулке 

Архитектор А.В. Щусев, 1928 

Историю создания второго «Дома артистов» подробно описал младший брат архитектора Щусева, Павел Викторович: «В 1927 году Алексей Викторович был приглашен К.С. Станиславским для создания декораций к пьесе «Сестры Жерар», готовившейся к постановке в Московском художественном театре <...> Сблизившись таким образом с актерами <...>, Алексей Викторович вскоре по их просьбе составил проект жилого дома для кооператива МХАТа в Брюсовском переулке и, со свойственной ему быстротой и решительностью, построил его в 1927–1928 годы. Дом, выполненный в чрезвычайно простых и четких формах и оштукатуренный с мраморной крошкой, имел на верхнем этаже большую террасу, с которой открывался прекрасный вид на Москву и Кремль».

 Фотография: Александр ИвановФорма этого второго по счету «Дома артистов», в отличие от первого, который был выстроен раньше в том же переулке, напоминала три соединенных между собой параллелепипеда. Самый низкий из них завершался террасой со стороны церкви Воскресения на Успенском Вражке, храма XVII века, сохранившегося в годы советской власти. «После окончания проектной работы над Казанским вокзалом, — писал брат архитектора, — Алексей Викторович поместил в надстройке, выходящей на террасу, свою новую мастерскую, где разрабатывались варианты проекта гранитного мавзолея Ленина и других зданий. Здесь же Алексей Викторович написал маслом много живописных этюдов и эскизных зарисовок Москвы и Кремля...» Сегодня щусевский «Дом артистов» надстроен и утратил свои гармоничные пропорции и вместе с ними — часть своего очарования.

Его архитектуру можно охарактеризовать как строгую: любой советский человек не должен был выделяться среди коллег и сограждан, неслучайно это здание смотрится довольно аскетично. Поскольку дом для жильцов — представителей богемы — был кооперативный (сам архитектор был председателем товарищества), то квартиры он сделал в расчете на конкретных заказчиков с их специальными запросами. Так, на одном этаже располагались всего две огромные квартиры — из шести и одиннадцати комнат (последняя — с двумя санузлами и двумя кухнями).

Но при желании такую большую квартиру можно было разделить на две: трех- и восьмикомнатную. Примечательно, что комнаты в квартирах были устроены в виде анфилады, свойственной, как правило, постройкам эпохи классицизма XVIII–XIX веков.

 Фотография: pastvu.comЗдесь жили самые известные драматические артисты Москвы, певцы, танцоры. Голодные времена вынуждали их выходить из положения, разводя на дачах домашний скот. Курьезный случай описал тот же П.В. Щусев, упоминая о знаменитой обитательнице «Дома артистов», балерине Гельцер, которая была дружна с женой архитектора: «Занимаясь хозяйством, Мария Викентьевна очень привязалась к домашним животным, особенно к маленьким козам, которые уморительно кричали, сидя на ее руках. Возвращаясь в город, она захватила их с собою и подарила одну из коз давнишней знакомой Алексея Викторовича — балерине Е.В. Гельцер, которая не раз выступала с ней в балете «Эсмеральдa» на сцене Большого театра в Москве».

История нового дома, несомненно, связана и с первым домом, где
в 1920-е годы поселились многие московские артисты. Он располагается также в Брюсовом переулке, в доме No 12. На фасаде много мемориальных досок, например, посвященная одному из самых известных жильцов — Всеволоду Мейерхольду. Сейчас в его квартире открыт мемориальный музей. 

Жилой дом Госстраха 

Архитектор М.Я. Гинзбург, при участии В.Н. Владимирова, 1926–1927

Шестиэтажный дом Госстраха, спроектированный архитектором Моисеем Гинзбургом, интересен не только своей внешне элегантной архитектурной пластикой, но и рациональной внутренней структурой. Помимо комфортабельных квартир в нем есть и общежитие на крыше, и терраса для прогулок, и магазин на первом этаже. Такое совмещение разных типов жилья являло собой один из реальных путей решения острейшей жилищной проблемы. Ведь даже правительственные чиновники, переехавшие из Петербурга в Москву, жили вплоть до конца 1920-х годов в гостиницах (а в Кремле — до 1950-х!).

 Фотография: В. ВладимировДля популяризации своих идей Гинзбург опубликовал ряд статей на страницах журнала «Современная архитектура», который возглавлял вместе с А.А. Весниным. Он был инициатором создания специальной секции типизации при Стройкоме РСФСР для разработки и внедрения новых типов жилища в государственном масштабе, а дом Госстраха стал его первой экспериментальной площадкой.

На каждом этаже дома Госстраха находится по четыре квартиры, и этим здание не отличается от дореволюционных доходных домов. Из этого типа архитектуры Гинзбург берет важную составляющую — вариативность и потому все квартиры делает разными по конфигурации. В каждой есть ванные комнаты, уборные, кухни. Продуманы многие бытовые детали, характерные для дореволюционного времени, но тогда еще не забытые, например двухстворчатые входные двери, через которые удобно вносить мебель. Каждая передняя устроена так, чтобы в ней поместился шкаф для одежды, и если в одной квартире есть угловое окно-эркер, то в остальных это преимущество компенсируется балконами. Общежитие наверху за счет своей компактности имеет выход на обширную кровлю-террасу. Такое решение потребовало организовать внутренние водостоки и широкий парапет по внешнему контуру здания. 

Фотография: В. ВладимировГордясь своим произведением, архитектор опубликовал его чертежи и фотографии в журнале «Современная архитектура».

Разнообразие квартир Гинзбург отразил, в частности, на уличных фасадах. С противоположной стороны его постройка вместе с соседним домом образует традиционный двор-колодец. Самый выразительный элемент — угол здания, выходящий на перекресток (пересечение Малой Бронной со Спиридоньевским переулком). Внизу в угловой части дома расположен магазин, над ним внимание привлекают угловые окна, выходящие на две стороны.

Позже Гинзбург продолжает экспериментировать с еще более разнообразными типами квартир, проектируя другие объекты, самым знаменитым из которых стал дом Наркомфина. 

Клуб Общества политкаторжан и ссыльнопоселенцев

Архитекторы А.А., В.А., и Л.А. Веснины, 1927–1934

Сегодня название «Дом каторги и ссылки» звучит странно, однако в 1920-х годах оно воспринималось вполне нормально. В 1921 году по инициативе Ф.Э. Дзержинского, Я.Э. Рудзутака, Е.М. Ярославского и других деятелей было основано Общество бывших политкаторжан и ссыльнопоселенцев. Оно занималось сбором, изучением и публикацией материалов по истории царской тюрьмы, каторги и ссылки, а также оказывало материальную помощь бывшим политическим каторжанам и ссыльнопоселенцам. В 1926 году Общество организовало музей с библиотекой и архивом. С расширением масштабов деятельности встал вопрос о строительстве нового здания, которое трактовалось как центр научно-исследовательской, политико-просветительской и культурной работы Общества. Проект был заказан опытным мастерам, известным еще до революции, а затем ставшим лидерами конструктивизма, — братьям Весниным. В 1927 году архитекторы спроектировали новое здание. Но место для него отвели позднее, на Поварской улице, около Кудринской площади, на месте снесенной церкви Рождества Богородицы в Кудрине.

Снаружи здание было задумано в виде живописной группы параллелепипедов разной ширины и высоты, соединенных вместе. Стены про- резаны горизонтальными окнами, что отражает каркасную конструкцию. Над фойе кровля превращена в две открытые террасы, расположенные над первым и вторым этажами. Остальные кровли имеют небольшой уклон, но забраны в мощные парапеты, имитируя модную в то время плоскую кровлю.

Фотография: pastvu.comИзначально в проекте дом Общества политкаторжан был четко разделен на две части — клубную и архивно-музейную. Строить здание начали с клуба, а музей так и остался на бумаге, поэтому сегодня архитектурная композиция Весниных может показаться несбалансированной. Над большой парадной лестницей, устроенной со стороны Поварской, нависает параллелепипед малого зала. Этот объем играет роль мощного козырька, он опирается на круглые столбы, между которыми расположен главный вход. Малый зал освещен через ленточные боковые окна. Над входом на поверхности глухого торца малого зала было намечено декоративное панно, которое в итоге не было выполнено.

Далее, в глубине корпуса, расположено обширное фойе. С левой стороны относительно входа было намечено крыло Г-образной формы для архива и музея, а правее — большой театральный зал. Как раз к нему и примыкает фойе с гардеробом, общее для двух залов. Здесь имеются две лестницы: по одной из них можно подняться в фойе второго этажа и оттуда попасть на балкон зрительного зала, а по другой — пройти в помещения музейной части, также расположенные на двух этажах. Первая лестница вписана в квадрат и состоит из трех маршей, а вторая, винтовая, находится намного правее, ее широкие ступени опираются на центральную опору цилиндрической формы. Весь этот лестничный блок представляет выступающий наружу остекленный цилиндр. Еще две лестницы с закругленными площадками расположены со стороны двора, их объемы выступают из плоскости задней стены в виде полуцилиндров. Стоит отметить, что в конце 1920-х – начале 1930-х годов подобное решение использовано в проектах Весниных не один раз (клуб в Сураханах, Баку; Дворец культуры Пролетарского района, Москва).

В большом зрительном зале с балконом и партером спроектирована вместительная сцена. Ее «коробка» — самая высокая часть здания. Сцена без поворотного круга, но с «карманами» — кулисами для артистов и декораций. По площади сценическая часть занимает, как и положено
в театрах, не меньше, чем места для зрителей.

 Фотография: chekhoved.netКо времени окончания строительства выдержанное в строгой авангардной стилистике здание стало подвергаться резкой критике в печати. Журнал «Строительство Москвы» писал в 1935 году: «Казалось бы, архитекторы, проектировавшие это здание, должны были придать ему особо выразительные и монументальные архитектурные формы. 

К сожалению, этого нет. Кубизм и конструктивизм более чем выпукло выявлены в формах этого дома. Преднамеренная упрощенность во всем, фетишизация абсолютно прямых горизонталей и вертикалей, омертвелость голых плоскостей, что при малой высоте здания ослабляет монументальность общей композиции.

Главное — это отсутствие собственного лица у Дома каторги и ссылки. <...>

Жизнь борцов и мучеников революции дает огромнейший материал для стенных фресок, для росписи потолков и для скульптуры. Специфичность диктовала заранее предусмотреть при проектировании активнейшее участие живописцев, скульпторов в работе по внутреннему оформлению Дома каторги и ссылки.

К сожалению, об этом забыли, и мы имеем в вестибюле, фойе и залах столовой, вместо расписанных потолков, торчащие ребра бетонных балок, упрощенных донельзя».

Для «обогащения» здания был создан оставшийся нереализованным проект скульптурного оформления фасадов и интерьеров, в разработке которого приняли участие скульпторы В.В. Лишева, Н.А. Конгиссер, И. Бирюков.

Продуманная функциональная архитектура Дома политкаторжан
к моменту окончания затянувшегося строительства оказалась не востребованной, так как Общество политкаторжан было ликвидировано
в 1935 году. Здание стали использовать как кинотеатр с громким названием «Первый», который проработал 10 лет. После войны здесь обосновался Театр киноактера, а десятилетие спустя (в середине 1950-х) — Дом кино. Здесь проводились Московские и Международные кинофестивали, проходили премьеры новых фильмов, устраивались творческие вечера известных киноактеров. Позже для Дома кино было построено новое здание, а в помещения на Поварской вернулся вновь созданный Театр киноактера, который располагается там и сейчас. 

Жилой дом Наркомата финансов РСФСР (Наркомфина)

Архитекторы М.Я. Гинзбург, И.Ф. Милинис, инженер С.Л. Прохоров, 1928–1932

Нарком финансов РСФСР Николай Милютин был поклонником творчества лидера архитектурной жизни 1920-х годов Моисея Гинзбурга. Они в одно время жили в доме Госстраха, а затем, когда в 1932 году был выстроен дом Наркомата финансов РСФСР (Наркомфина) на Новинском бульваре, они вновь стали соседями.

Проект дома Наркомфина был разработан М.Я. Гинзбургом вместе
с архитектором И.Ф. Милинисом по заказу Милютина. Официально их новое произведение называлось «2-й дом Совнаркома», так как в момент его проектирования уже возводился «1-й дом Совнаркома», известный как «Дом на набережной».

 Фотография: Flickr/qwzСоздатели дома Наркомфина использовали в своем проекте типовые квартиры, тогда их называли «ячейки», подчеркивая демократизм самой затеи. Их разработали члены секции типизации Стройкома РСФСР во главе с Гинзбургом, фанатиком ультрасовременного и массового жилища.

В специальном здании с надземным переходом из жилого корпуса были спроектированы столовая и библиотека. Неподалеку должны были появиться детский сад и «механическая» прачечная, рассчитанная на самообслуживание. На плоской крыше-террасе жилого корпуса было спроектировано общежитие. Архитекторы планировали, что весь комплекс будет «переходного типа». В то время проводилась дискуссия о полном обобществлении быта и о домах-коммунах как о реальной перспективе. Однако здесь же пока еще были отдельные квартиры.

В отличие от домов-коммун, в основе замысла дома Наркомфина — идея создания комфортной жилой среды. Многие квартиры были в двух уровнях, с высокой общей комнатой-гостиной и компактными спальнями. 

В каждой квартире обязательно была уборная, но кухня превращена в подобие шкафа, так как питаться жильцов призывали в столовой.

 Фотография: Flickr/qwzАрхитекторам удалось скомпоновать двухуровневые квартиры в единый корпус настолько необычно, что это заинтересовало даже самого Ле Корбюзье, побывавшего в доме Наркомфина и посетившего лично квартиру Милютина в 1929 году. Дело в том, что основной объем корпуса заполнен минимальными по площади, рассчитанными на 1–2 человек ячей- ками «F» (с душевыми кабинами и компактными кухонными элементами), доступ в них был из верхнего коридора. А из нижнего коридора двери вели в ячейки «K», большего размера, с двумя спальнями, кухнями и ванными комнатами. В торцах жилого корпуса расположены относительно простор- ные ячейки типа «2F» (соединенные попарно ячейки «F», в одной из них жил сам Гинзбург). На самом деле, нестандартные квартиры были на каждом этаже, в концах коридоров, всего вариантов жилых ячеек оказалось одиннадцать, включая помещение для консьержа, «студию» на верхнем этаже, общежитие на кровле и апартаменты самого Милютина.

Общая комната во всех случаях была почти в два раза выше, чем спальни — около 4,8 м и 2,25 м соответственно. Это давало возможность необычно скомпоновать сам жилой корпус. В результате в одни квартиры (нижние «F») можно попасть из коридора, спускаясь по внутренней лестнице в общую комнату, а в другие (верхние «F») — поднимаясь. Тем самым удалось избежать повторения коридоров на каждом этаже и сделать квартиры светлыми.

Главным приобретением жильцов нового дома стала двухсветная гостиная. В ней, как в общественном клубе, проходила вся дневная жизнь, тогда как в спальнях помещались только кровать, стул, тумбочка. Как об их аналогах Гинзбург писал о каютах парохода и купе спального вагона.

Внешне дом Наркомфина был одной из первых реализаций всех пяти принципов современной архитектуры Ле Корбюзье: каркасный дом на столбах, свободный план, свободный фасад, ленточные окна, крыша-терраса. Поэтому его часто называют прототипом не менее знаменитой Марсельской жилой единицы — дома с основными обслуживающими учреждениями, который был выстроен в 1949–1957 годах по проекту Ле Корбюзье. Однако более сходное с Марсельским блоком архитектурное решение предложили в 1927 году архитекторы-ленинградцы К.А. Ива- нов, А.А. Оль и А.И. Ладинский. Это был конкурсный проект жилого дома с коридором внутри корпуса, между зеркально поставленными двухсветными общими комнатами и спальнями. 

Стены московского дома сделаны из легких блоков «Крестьянин», формовавшихся прямо на стройплощадке по системе авторитетного инженера С.Л. Прохорова. Он использовал здесь также ряд не индустриальных, но доступных в то время материалов, таких как камыш. Стены в квартирах не оклеивались обоями, а гладко окрашивались. Теплые гаммы колеров для одних квартир и холодные для других подбирали специалисты из Баухауза.

Свою квартиру на крыше-террасе жилого корпуса Милютин, видимо, спроектировал сам уже после создания основной коробки жилого корпуса, когда там еще строилось примыкавшее к его квартире общежитие (его он также перекомпоновал одновременно с проектированием квартиры). В гостиной был темно-синий потолок, а серые и голубые стены чередовались, подчеркивая выступы антресолей и напоминая кубистическую картину. Пентхауз украшала сделанная по его же эскизам мебель.

 Фотография: Flickr/qwzНасколько увлечен был заказчик дома переустройством быта, видно из его текстов. «Значительное повышение жизненного уровня рабочих и развитие обобществленных форм обслуживания бытовых нужд трудящихся (общественное питание, ясли, детские сады, клубы и т. п.) постепенно уничтожают значение семьи как хозяйственного соединения. Этот про- цесс неизбежно приведет, в конечном счете, к полной переделке семейных форм общежития», — писал Милютин. Главным для него был экономический результат этого процесса: «Задача раскрепощения женщины от мел- кого домашнего хозяйства и вовлечение ее в производство заставляет нас решить вопрос о всемерном содействии этому процессу». Но, как всегда, общественный блок не действовал так, как был задуман. Столовая работала как кухня, а мастерская Гинзбурга, как думали временно, заняла место детского сада, для которого специальный корпус так и не построили.

На практике из-за тесноты бытовых помещений жильцы страдали, но упорно отказывались есть совместно. Поскольку семьи росли, а спальни были небольшими, в качестве спален стали использовать также и гостиные. Поэтому, еще до завершения стройки, в 1929 году был разработан проект второго корпуса дома Наркомфина, попавший в книгу Милютина «Соцгород». Этот так и не построенный корпус был бы намного комфортнее. Несмотря на реалии нашего климата, в нем даже предлагалось устроить лоджии-сады, как это делал в своих проектах Ле Корбюзье. 

Московский планетарий

Архитекторы М.О. Барщ, М.И. Синявский, инженеры А.К. Говве, П.Я. Смирнов, 1927–1929 

Это было первое сооружение подобного рода в СССР, однако оно имело западные, в основном немецкие, аналоги.

 Фотография: Flickr/mothlikeВысокий купол планетария имеет диаметр 28 метров и представляет собой тончайшую железобетонную скорлупу, толщиной всего 12 см внизу и 6 см наверху. Под этой уникальной оболочкой находится второй, внутренний слой из металлического каркаса, удерживающего поверхность для демонстрации звездного неба (система Network). Купол ограждает круглый зрительный зал на 1440 человек, а еще ниже — фойе, вестибюль с кассами и гардероб. Снаружи это конструктивистское здание выглядит вполне прагматично: глухие поверхности купола, закругленных лестничных башен и вертикальных стен сочетаются с ленточным остеклением проемов с металлическими переплетами.

«Театр до сих пор есть не что иное, как здание, в котором происходит служение культу... Театр наш должен быть иным. Он должен прививать зрителю любовь к науке. Планетарий — оптический научный театр и является одним из видов нашего театра. В нем люди не играют,
а управляют сложнейшим в мире по технике аппаратом»,– с пафосом писал Алексей Ган, автор книги «Конструктивизм».

 Фотография: РИА «Новости»«Планетарий — это один из самых сложных и удивительных приборов современности. Грубо говоря, это система большого числа (119) проекционных фонарей, из которых каждый находится в самостоятельном движении и проецирует отдельно планету или группу звезд на белый экран-полусферу, перекрывающую зрительный зал, что при полной темноте дает совершенное впечатление небесного свода с движущимися по нему планетами, Солнцем, Луной и другими светилами», — писала редакция журнала «Современная архитектура» об этом новшестве, разработанном фирмой «Карл Цейс» и специально заказанном для Москвы. Здесь же был опубликован эскизный проект Московского планетария, разработанного по предложению Главнауки Наркомпроса, и фотографии почти построенного планетария, символа победы научного способа мышления. Отмечалось, что «осуществлена лишь часть всего сооружения. В ближайшем будущем предполагается достройка астрономического музея, библиотеки, аудитории и обсерватории». Далеко не весь план был доведен до конца, но на территории вокруг планетария были расставлены приборы для наблюдения за природой, а также многочисленные плакаты, посвященные астрономии.

В 2000-х годах планетарий был реконструирован по проекту
А.В. Анисимова, одного из авторов нового здания московского Театра
на Таганке. В ходе нее с памятником архитектуры обошлись не слишком тактично. Планетарий «оторвали» от земли и подняли на шесть метров, чтобы разместить ниже ряд новых помещений, а также полностью переделали покрытие (первоначально купол был утеплен пробкой и сфагнумом). Заменили и раритетный немецкий проекционный аппарат. 

Здание редакции газеты «Известия»

Архитектор Г.Б. Бархин, при участии И.А. Звездина инженер А.Ф. Лолейт, 1925–1927 

Здание редакции и типографии газеты «Известия ЦИК СССР и ВЦИК» — самая значительная работа Григория Бархина, основателя целой династии архитекторов. Оно проектировалось с 1925 года.

 Фотография: pastvu.comДом «Известий» построен к десятилетию Октябрьской революции на Страстной площади, рядом с монастырем, который был снесен позже, в 1930-е годы. Участок не совсем правильной формы заняли два корпуса: производственный и редакционный. Между ними поставлен лестничный блок, образуя двор внутри квартала. На площадь выходит фасад редакционного корпуса. В первоначальном варианте проекта его венчала башня в 12 этажей, возвышающаяся над основным шестиэтажным объемом.

Григорий Бархин, академик еще с дореволюционного времени, не примкнувший к группировкам архитекторов авангарда, тем не менее очень точно понял новый стиль и создал шедевр, вызвав зависть коллег-конструктивистов. Как рассказывал очевидец, архитектор Ю.Ю. Савицкий, несмотря на строгость форм Дома «Известий», они обвинили Бархина в украшательстве, указывая, что круглые окна не отвечают светотехническим расчетам.

Интересно, что сам Бархин, живший на другом конце той же площади в знаменитом доходном доме инженера Э-Р.К. Нирнзее (который был тогда самым высоким в Москве), наблюдал за строительством, не выходя из дома, непосредственно с крыши-террасы. Постоянный надзор повлиял на очень высокое качество отделки здания. Например, отделочные работы выполняли те же мастера-итальянцы, что в Музее изобразительных искусств, используя штукатурку с замешанной в нее гранитной крошкой.

Шрифтовая композиция на глухой стене верхнего этажа «Известия ЦИК СССР и ВЦИК» сегодня небрежно замазана. А первоначально «буквы были смонтированы объемными, с остекленной молочным стеклом лицевой поверхностью и внутренним освещением». Подобным образом были оформлены надписи, то есть названия журналов, здесь издававшихся («Новый мир» и «Красная новь»). Они должны были украшать два нижних длинных балкона, однако в итоге не были установлены. В дневное время шрифтовая композиция привлекала внимание белыми с золотом буквами, в белый циферблат часов были вставлены зеленые с черным квадраты.

 Фотография: pastvu.comВ музее МАРХИ есть чертеж вестибюля Дома «Известий» с ярко-красными стенами; окраска красно-оранжевой киноварью профилей, обрамлявших белоснежные плиты перекрытий, сочеталась с темно-серыми балками и колоннами. Полы были из ксилолита — особого магнезиального цемента. В служебных помещениях они были зелеными, желтыми, темно-красными, черными, а в редакционных залах был положен светлый паркет. По словам А.Г. Бархиной, большую роль для выражения законченности интерьеров играли специально рисованные указатели этажей и помещений, крупно написанные черными и красными буквами и цифрами рубленого шрифта, то есть зодчий делал все — от большого до малого, был и архитектором, и дизайнером.

Позже, в 1970-х годах, эффектный угол Дома «Известий» был застроен новым корпусом редакции этой газеты по проекту Ю.Н. Шевердяева. 

Гараж Совета народных комиссаров

Архитекторы Г.П. Гольц, В.Н. Третьяков, [Конец 1920-х годов]

Гараж на углу Каретного Ряда и Лихова переулка по праву считается уникальным архитектурным сооружением, объединяющим в себе внешнюю красоту и функциональность. Когда в апреле 1918 года автопарк СНК переехал из Петербурга, он разместился в гараже известного автопроизводителя П.П. Ильина и «Экипажной фабрики братьев Марковых», где позже и было построено существующее сейчас здание — гараж на 150 автомобилей.

Спиральный пандус своим цилиндрическим объемом здесь фиксирует угол квартала. Внутри образованного им двора проходит еще один пандус-мост, который соединяет гараж с другими корпусами гаражей. Они поставлены вдоль улицы на месте прежних каретных сараев, благодаря которым улица и получила свое название.

 Фотография: moscowhite.livejournal.comАрхитектор сохранил усадебный дом XIX века, где до революции жил П.П. Ильин, и вывел на улицу только узкую часть въездных ворот с эффектно нависающей над ними спиральной рампой. Такая экспрессивная форма под- черкивает современность здания на фоне застройки исторической Москвы. Динамика движения автомобилей передается не только рампой, но и кор- пусом, стоящим вдоль плавного изгиба переулка, вдоль которого вытянут гараж. На извилистую линию, ведущую от ворот и рампы, «нанизаны» пере- крытые стальными фермами обширные помещения для автомобилей. Вторая рампа, выездная, скрывается во дворе особнячка, к ней был пристроен пандус, ведущий к соседнему корпусу гаража, построенному после 1934 года по другому проекту.

Сложную архитектурную форму дополняют модные в то время проемы необычной формы: ленточные, освещающие рампу, вертикальное окно лестницы и большие круглые окна административных помещений второго этажа. Сейчас в гараже располагается автобаза Управления делами президента. 

Центральное здание Новосухаревского рынка

Архитектор К.С. Мельников, 1924–1926

Необычная треугольная постройка, сегодня одиноко стоящая в глубине квартала, была выстроена в 1924 году в центре большого комплекса Новосухаревского рынка. Ее форма продиктована планировкой участка, к центру которого сходилось несколько проулков. Архитектор застроил большую территорию деревянными киосками, соединенными в «строчки» разной длины; всего таких «строчек» получилось девяносто восемь. Он писал: «Две тысячи торговых мест, и все угловые». Дело в том, что зодчий, понимая выигрышность углового положения лотков, поставил их со смещением относительно друг друга, тем самым образовав в плане «пилу». «Строчки» же, поставленные под разными углами, образовали внутренние улицы — прямые и криволинейные, самые широкие из которых обтекали треугольник центрального здания. Кстати, первоначально автор думал выполнить его в виде цилиндра.

«Схема централизации и кратчайших расстояний от входов» — такая подпись стоит под сложным генеральным планом рынка. Несмотря на декоративный вид, его планировка оказалась очень практична.

В центральном здании рынка располагались контора и трактир с выходом на крышу-террасу. Угол, выходящий к середине площади, срезан, и в нем устроен вход в просторный холл первого этажа, по сторонам которого, вдоль боковых стен треугольника, расположены конторские помещения. Два дальних угла заняты лестницами. Фасады отделаны крупными пилонами, подчеркивающими кирпичную конструкцию здания, оконные простенки были покрашены в темный цвет, акцентируя внимание на гранях пилонов. Несмотря на кажущуюся симметрию треугольной формы, все три фасада двухэтажного здания разные. Примечателен фасад с круглым окном лестницы трактира. Его крыша была плоской, на ней размещалась открытая терраса, а в середине возвышалась своеобразная надстройка с трубой — вместе с круглым окном они придавали зданию вид парохода.