Лучшие фильмы на свете «Друзья Эдди Койла» Питера Йетса

Англичанина Питера Йетса принято вспоминать с ностальгическим вздохом по упущенной блестящей карьере постановщика триллеров. Его голливудский дебют «Буллит» определил развитие жанра полицейского боевика на несколько лет вперед: растерянный и помятый детектив Фрэнк Буллит был первым крутым копом, похожим на человека, а не на памятник собственной безупречности — «Грязный Гарри» и «Французский связной» были уже позже. После «Буллита» Йетс начал каждый фильм менять жанр, двигаясь по вектору от романтических драм про геев до, например, популярного в СССР приключенческого фильма «Бездна».

Все это получалось не всегда удачно и не очень интересно, но в этой беспорядочной фильмографии есть еще один блестящий триллер — на этот раз камерный и скромный. В начале 70-х, поддавшись общей моде на неонуары, Йетс решил сделать свой — по роману Джорджа Хиггинса про нравы бостонских гангстеров, написанный с аллюзиями на популярную тогда историю банды «Уайт Хилл» (главарь которой, кстати, был прототипом Николсона в «Отступниках»). Получилась удивительная вещь —  антропологический этюд Хиггинса Йетс превратил в мощное высказывание про встречу человека с неизбежностью. Кроме прочего, это один из любимых фильмом Содерберга (и почему-то Уэса Андерсона).

Красиво постаревший Роберт Митчем играет собственно Эдди Койла — мафиозную шестерку на пенсии, который облажался по мелочи, и теперь ему грозят два года тюрьмы.  Дома — жена и трое детей, всех надо кормить, в тюрьму не хочется. Не имея особого выбора, Эдди начинает потихоньку стучать на своих друзей знакомому полицейскому куратору (Ричард Джордан в кожаном плаще), чтобы тот его отмазал.

Пресловутые друзья — пара грабителей, которые придумывают для каждого ограбления разные маски (один из них примечателен тем, что живет со стюардессой, которая никогда не надевает трусы), дерганный оружейный дилер по имени Джеки Браун (угадайте, кто еще любит этот фильм) — этот немножко увлекается афоризмами, ездит на пижонской желтой машине и одевается, как Хантер Томпсон. Еще есть овощеподобный Питер Бойл — он для прикрытия держит бар, исполняет приказы безымянного босса, который в фильме не появляется, и тоже ябедничает на всех полицейскому. Тот, в свою очередь, всем хамит и ходит страшно довольный своей блестящей двойной игрой. Дальше истории будут развиваться параллельно, формируя каскад взаимосвязанных недоразумений, случайностей и предательств, медленно приближающих всех героев к фатальному исходу.

По большому счету в «Друзьях Эдди Койла» нет ни одной минуты, ориентированной на зрителя, — это, что называется, inside job, так что тут важно учитывать два интересных момента из биографии самого Йетса.

Во-первых, по образованию и первой работе он театральный режиссер. В романе Хиггинса, построенном на пулеметном обмене репликами, почти не было действия, и Йетс ставит его как пьесу, используя в качестве декораций сомнительную романтику ноябрьского Бостона: хмурое небо, пыльные улицы и коптящие фабрики.

Во-вторых, Хиггинс — бывший гонщик. Еще по «Буллиту» было заметно, что «мустанги» и «плимуты» волнуют его воображение гораздо больше, чем человеческие проблемы. В «Друзьях» действие курсирует из гаражей в автомобили, из автомобилей — на парковки, пара встреч в барах компенсируется десятиминутной сценой задержания одной гангстерской машины тремя полицейскими. Героям же остается неприкаянно шататься, предоставленным самим себе, — в общем-то, они даже не герои в традиционном понимании этого слова. Тут напрочь отсутствует криминальная романтика — тут не страдают экзистенциальным кризисом, не сталкиваются конфликтующие амбиции и не восхищаются оружием, а вымышленная реальность фиксируется с невозмутимостью канала «Дискавери».

Сделать фильм про торговлю оружием, снятый с точки зрения багажника, уже здорово, но театральное изящество и игра в документальность превращают «Друзей» в жуткое кино про последовательную деконструкцию личности. Эдди Койл, по идее, представитель среднего класса (пусть и криминального), к старости построивший незамысловатую, но довольно крепкую жизнь, которая однажды начинает стремительно лететь к чертовой матери. Он хороший человек и хочет спокойной жизни, но благие чувства к семье толкают его на постыдные поступки. И чем отчаяннее становятся попытки по кусочкам собрать рассыпающуюся в труху реальность, тем удивленнее лица окружающих.

У Чарлза Аддамса есть сатирический рисунок: маленький человек с зонтиком вступил в смертельную схватку с гигантским осьминогом, вылезшим из люка посреди улицы в Нью-Йорке. Толпа молча наблюдает. Чуть поодаль по тротуару идут двое мужчин с портфелями; не удосужившись обернуться, они говорят: «В Нью-Йорке несложно собрать толпу». Эдди находится в схожей ситуации человека, на которого внезапно напал осьминог, — исход подобной встречи известен заранее, толпе радостно, прохожим с портфелями плевать, вдобавок где-то рядом стоит человек с блокнотом и рисует с происходящего карикатуру. Уязвимость пенсионера с царственной осанкой, чье имя по какому-то недоразумению вынесено в название, не предполагает ни жалости, ни сочувствия, вежливость и дружелюбие в этом мире — условные. А что до остальных участников истории — как известно, на хрена нам враги, когда есть такие друзья.