Лучшие фильмы на свете «Чистый, бритый»

Молодой субтильный мужчина, недавно выписавшийся из психиатрической лечебницы, получает по голове мячом, сидя за рулем своей машины. Мяч бросила девочка. Он выходит из автомобиля, они оба пропадают из кадра, слышны детские крики. Девочку мы больше на экране не увидим — узнаем только, что она пропала. Как это с ней случилось и имеет ли шизофреник по имени Питер Уинтерс к этому отношение, тоже останется загадкой. У Уинтерса (Питер Грин), вообще-то, есть цель — он ищет свою дочь. Из его попыток справиться с реальностью на пути к ней складывается сложное, пульсирующее и нервозное кино, ради которого впору вводить в обиход жанр «роуд-муви про шизофреников».

«Чистый, бритый», снимавшийся Лоджем Керриганом урывками в течение двух лет на собственные деньги и попавший в каннскую программу (прямиком в «Особый взгляд») 1994 года, — первый и, видимо, лучший его фильм. Из всех возможных способов изобразить на экране сумасшествие Керриган выбрал не самый простой, но достаточно честный: предпринял отчаянную попытку превратить пространство фильма в пространство болезни. Сам он настаивал, что такое решение было противовесом хитам вроде «Будучи там» и «Человека дождя», в которых часто оказывалось, что душевнобольной — это либо такой странный мудрец, либо зверушка, которую просто надо полюбить и научиться с ней правильно играть, и тогда все проблемы решатся сами собой. В «Чистом, бритом» все действительно обставлено гораздо менее однозначно. Пока Уинтерс едет к своей дочке, за ним охотится полицейский, подозревая в убийстве девочки с мячиком. Не то чтобы у него были прямые улики — но вечно озирающийся дерганый человек в мелких кровоподтеках действительно выглядит подозрительно. Не сообщая ничего, что могло бы помочь зрителю однозначно определить, действительно ли Уинтерс не только шизофреник, но и убийца, Керриган практически отнимает возможность встать здесь на чью-то сторону, оставляя на первом плане главное — а главным по его версии, видимо, является не столько поиск ответов, сколько острая постановка вопроса. Чтобы скрипели зубы, кровоточила кожа и раздражала недосказанность.

Изображение в фильме шипит и бьется о границы кадра, Уинтерс понемногу калечит свое тело в поисках микроскопических радиоприемников под кожей, заклеивает окна машины газетами и избегает зеркал, звук тонет в шумах и радиопомехах. Покоя нет нигде — ни в пустых пространствах, где радиопомехи становятся только слышнее, ни тем более среди людей. То, что Керриган хотел противопоставить счастливым обезвреженным фильмам про аутистов, по итогу выглядит желанием настоять на хаосе вместо порядка. Он создает плотный поток, вибрирующий внутри головы сумасшедшего человека, экстракт безумия — и на выходе мы получаем фильм, который в своей герметичности оказывается почти невыносимым, но не дает отвести взгляд от экрана. Такое погружение, как атака с тыла, работает гораздо лучше субъективной камеры, за которой кто-нибудь непрерывно тяжело дышит. Показывать внутреннее, не пытаясь пришить его белыми нитками к реальности, а наоборот, пользуясь всей доступной режиссеру палитрой — позиция истинно кинематографическая, и в какие-то моменты Керриган ей, пожалуй, злоупотребляет, но какой спрос с одержимого.