«Коляска — это твои ноги»: танцоры-инвалиды о выступлении в Большом театре

«Мы — первые артисты в инвалидных колясках, которые выступают на сцене Большого театра. Это серьезная ответственность, но мы к ней были готовы: до этого много выступали перед разной аудиторией — от детских утренников до стадиона «Фишт» в Сочи. Наверное, неправильно сравнивать Большой театр и спортивный стадион, но «Фишт» в эмоциональном плане оказался сложнее. Мы выступали на открытии и закрытии Паралимпийских игр, это было невероятно сильное напряжение — на тебя смотрит огромный стадион, идет прямая трансляция по всему миру. В Большом ощущение было другим — непередаваемым, но очень приятным: нам оказали большую честь.

В «Герое нашего времени» мы играли солдат, которые только что вернулись с Кавказской войны. На нашей гримерке даже была надпись «Солдаты-инвалиды».

Я занимаюсь танцами на колясках с 17 лет, а мне сейчас 23. Как и многие, я инвалид детства, и отлично понимаю физику самой коляски. До танцев я занимался стрельбой, у меня были серьезные достижения. Я оставил стрельбу, когда у тренера случился инсульт, и долго не занимался никаким спортом. На танцы меня пригласил Николай Кожевников, главный по спорту Южного округа. Я долго отнекивался, думал, что это не спорт вообще, но потом решил сходить — из уважения к этому человеку. К тому же Николай говорил, что там много красивых девочек! Я приехал и остался, в основном из-за сильной физической нагрузки. Если при стрельбе у меня работали только плечевые мышцы, то здесь укрепляется и пресс, и спина, даже те мышцы, которые практически не включаются у нормальных людей, только у танцоров — как здоровых, так и инвалидов на колясках. Именно эта физическая нагрузка меня сначала и привлекла, а через год-полтора втянулся не только телом, но и душой — получаю от этого удовольствие.

Мы занимаемся теми же спортивными танцами, что и здоровые спортсмены, но физика движений немного отличается, хотя правила не меняются: 10 танцев, латиноамериканская и европейская программа. Мы с партнершей танцуем латину, она нам больше подходит — более энергичная, больше движений.

Работать с Кириллом Серебренниковым было нетрудно. Мы люди профессиональные, занимаемся спортом, привыкли слушаться тренера без лишних вопросов, как солдаты. Тренировки проходили в открытой и спокойной атмосфере, никаких конфликтов не было, и это даже немного удивительно — иногда хореографы и режиссеры намного ниже уровнем, чем Серебренников, ведут себя так, что работать с ними невозможно. Не могу сказать, что с режиссером мы много контактировали, он занимался общей художественной картиной. Мы работали в основном с хореографом, Юрием Посоховым, обстановка была доброжелательной и открытой. То же касается и самих артистов Большого театра. Я ожидал от исполнителей главных ролей большего снобизма, но был приятно удивлен — все были к нам очень расположены, общались на равных, поддерживали и помогали, если это было нужно.

В «Герое нашего времени» хореографы решили, что я буду такой разухабистый солдат. В балете, чтобы отыграть даже пятисекундную роль, нужно быть в образе.  Действие разворачивается в декорациях лечебного центра с разными спортивными тренажерами. Открывается дверь, и появляются барышни и судари в костюмах. Когда мы оказываемся на сцене, напряжение в музыке нарастает. Я — на самом верху наклонной сцены, двое других танцоров на колясках рядом, но чуть ближе к центру. Они начинают танцевать, и, как только вступает Сергей Поюнов, я начинаю движение вместе с ним. Пока он танцует, я как будто бы пристаю к барышням, а они мне выказывают пренебрежение. После этого я встраиваюсь в левый угол нашего треугольника, и у нас начинается совместная хореография.

Режиссеры театра не знают физику и динамику коляски. Например, если я поворачиваюсь налево, то просто физически не смогу сделать одновременно другое движение. Поэтому на репетиции с нами приходил главный тренер сборной России по спортивным танцам на колясках Константин Васильев и выступал как помощник главного хореографа. К сожалению, хореография на колясках намного более ограничена, чем хореография здорового человека. Есть еще такой момент: на соревнованиях начинающих можно выключить музыку и не понять, танцуют они вальс или румбу: движений очень мало, кто-то крутится быстрее, кто-то медленнее. По рукам, наверное, можно отличить стандарт от латины, но конкретный танец определить будет невозможно. Поэтому главная ответственность профессионального танцора в том, чтобы правильно расставить акценты, характерные движения, находиться в постоянном движении.

Мы выступали несколько дней подряд, и каждый день реакция зрителей была разной. На премьере было больше представительных гостей, и реагировали скорее сдержано, хотя балет всем понравился. На второй день зал реагировал более энергично — публика, наверное, собралась попроще, они больше радовались, все время кричали: «Браво!»

До следующего лета жизнь так и будет устроена: соревнования, тренировки, соревнования. За границу меня работать пока не зовут, да и я бы не поехал, наверное, — люблю Россию, особенно Москву. Соревнования в Европе проходят каждый год, и я успел увидеть достаточно много городов. Про европейский «рай для инвалидов» я бы сказал, что это не совсем правда: первое, что меня шокировало в Европе, — город Амстердам. По всему городу лежит старинная большая плитка, по ней бывает трудно пройти даже здоровому человеку. Я все понимаю, мне очень нравится исторический вид города, но я не никак не могу ехать по этой плитке, даже по прямой! Кроме того, пандусы есть только в новых магазинах, а их бывает тяжело найти. Во все магазины в центре города нужно либо подняться по небольшой лестнице, либо спуститься в подвал. Я этого сделать не могу.

В Москве положительные изменения стали заметны в последние три года. Полтора года назад там, где я живу, открыли станцию метро «Борисово» с лифтом для людей с ограниченными возможностями. Я могу спокойно спуститься прямо к поездам. Конечно, возникает проблема с теми станциями, куда мне нужно поехать потом, но я всегда знаю, что могу вернуться сюда и подняться без посторонней помощи. В Амстердаме же удобное метро и общественный транспорт, но некоторые моменты абсурдны. Когда автобус приезжает на остановку и водитель видит меня, то он выходит, опускает специальный пандус, завозит меня, пристегивает специальными ремнями, а потом интересуется, на какой станции мне выходить. Как московский инвалид-выживальщик я привык все делать сам: первые пару раз мне было интересно, а потом стало раздражать — я жду, водитель ждет, люди ждут. Я пытался объяснить, что могу справиться, но он не дает мне заехать самому: так не положено. Может быть, кому-то и нужна подобная помощь, но у меня все в порядке».

«Однажды Константину Васильеву позвонили из Большого театра и спросили, не может ли он научить здоровых танцоров владеть коляской для постановки нескольких сцен в новом спектакле. Он сказал, что это невозможно: чтобы научиться танцевать в коляске, нужны годы. «А что можно сделать?» — спросили его. Он ответил, что есть спортсмены, которые уже давно танцуют. Большому театру для этого спектакля требовались только мужчины, поэтому он выбрал трех спортсменов-танцоров из сборной России по танцам на колясках: меня и Сергея Поюнова из Петербурга, а также Женю Гусева из Москвы. На предварительном просмотре с режиссером и хореографом мы показали, на что были способны. Все остались довольны, и мы начали репетировать свою сцену под руководством Константина Борисовича.

В театре ты выходишь на сцену практически один, весь зал смотрит на тебя, любая, даже незначительная ошибка сразу заметна, и от этого волнуешься еще больше. У меня была непростая роль: я первым начинаю партию и задаю движение для остальных танцоров, а в конце еще и падаю. 

С точки зрения хореографии у нас не было сложных движений, которые мы обычно выполняем, танцуя на паркете на соревнованиях. К тому же сама хореография спортивных танцев сильно отличается от балетной, поэтому мы решили использовать движение коляски и ее ритмику, чтобы выразить определенные эмоции нашего танца. Маневрировать на сцене тоже оказалось непросто: когда у тебя есть здоровые ноги, ты можешь легко избежать столкновений с другими танцорами. С колясками все намного сложнее: на одной из репетиций Женя упал, а я случайно наехал артисту, исполнявшему роль Грушницкого, на ногу. Я долго извинялся, было страшно: представьте, какой вес у коляски вместе со мной!»

С Кириллом Серебренниковым работать было легко — он прекрасно чувствует весь процесс постановки. Он действительно очень приятный человек, постоянно шутил, так что на репетициях мы много смеялись. 

Пока танцуешь, ты погружен в свои мысли: главное — быть синхронным музыке, чувствовать общее настроения зала. А в тот момент, когда выходишь на поклон, уже чувствуешь настоящую отдачу зрительского зала. В этот момент мы слышали оглушительные аплодисменты и понимали, что мы справились и нам все удалось, что эти аплодисменты — для нас.

Танцами я занимаюсь с 1999 года. Сначала танцевал просто для себя, а к 2003 году стал понимать, что мое увлечение перерастает во что-то большее. Вы не слышали про танцора, который придумал брейк-данс на колясках? Это я. Когда я впервые выступил на «Русской зиме» и показал брейк-данс, я доказал, что у людей на колясках безграничные возможности. На коляске ты можешь сделать все что угодно, коляска — это твои ноги.

Сейчас мы много тренируемся, выезжаем на сборы, международные соревнования, чемпионаты мира и Европы. 

Все говорят, что европейские страны комфортны для инвалидов, но мы не так сильно отстаем в смысле инфраструктуры. В Европе есть много других плюсов, и главный из них — люди. Человеку с ограниченными возможностями всегда помогут на улице, к нему будут относиться по-другому, а у нас все, как правило, пройдут мимо».

«В Большом театре к нам было удивительное отношение, я такого никогда в жизни не встречал: труппа, балетмейстеры, хореографы — все относились к нам с восхищением. Мы репетировали на одном дыхании, что-то отрабатывали на ходу, придумывали движения буквально за минуты. Я никогда не мог подумать, что в Большом театре постановки ставятся так легко и просто, в такой сказочной атмосфере. Наверное, это и есть талант.

Какие-то моменты подсказывал Максим Седаков, какие-то Кирилл Серебренников, какие-то наш руководитель — Константин Васильев. Его помощь очень пригодилась: любой человек на ногах, который не сталкивался до этого с колясочниками и сборной России по танцам на колясках, не может представить себе наши возможности. Я могу вообразить, что режиссер мог о нас подумать сначала; когда я сам встречаюсь с другими колясочниками, они мне иногда кажутся слабенькими. Поэтому изначально наша хореография задумывалась совсем простой, а потом, когда мы показали все свои возможности, нам предложили добавить разные движения для усиления эффекта.

Мы выходим на сцену дважды — сначала вместе с Грушницким, как его друзья, а потом, когда его убивают, мы его забираем. Своей ролью мы хотели показать, что сейчас общество нас немного игнорирует, хотя все и меняется к лучшему — колясочники стали чаще появляться на улице. Это игнорирование было выражено в танце: нас бросают по сцене, мы выкручиваемся, а в конце синхронно начинаем танцевать цыганочку — это значит, что мы справились с давлением жизни, смогли все преодолеть. 

Войти в роль солдата было нетрудно — я служил в армии и маршировал по Красной площади в 1980 году.

Мне самому трудно в это поверить, но серьезно тренироваться я начал только с января. С 52 лет я стал заниматься физкультурой — случайно попал в реабилитационный центр. А потом через год занятий по реабилитационной программе мне предложили выступить на чемпионате России. Ни одного танца я не знал, посмотрел какие-то программы на ютьюбе, пересел в нашем центре на танцевальную коляску, тренировался месяц — и удивительным образом занял второе место на чемпионате России. Поэтому нет ничего невозможного, даже в 54 года. Сейчас я снова поеду на Кубок России, а потом будет зимний отдых, никаких соревнований, просто занятия и отработки.

За границу уезжать не хочется: мне пятьдесят лет, я уже ко всему привык, здесь мне интереснее. Наши города, конечно же, совсем не приспособлены для инвалидов, но дело даже не в пандусах. Обществу предстоит еще долгий путь: о доступной среде должен думать каждый человек — и здоровый, и колясочник. Я часто спрашиваю чиновников, для кого их программа «Доступная среда». Если чиновник отвечает про инвалидов, то он ничего не понимает в доступной среде. Как же бабушка с сумкой на колесиках? Или молодая мама с коляской? Она не инвалид, но ей тоже нужно выйти из дома, зайти в магазин. Как только люди это осознают, все изменится — не будет порожков, ступеней, автобусы будут подъезжать ближе к остановкам. Боюсь только, что происходить эти изменения будут долго: запрягают у нас, как известно, медленно.