Молодые родители в Москве

Алена Бочарова и Кирилл Сорокин, организаторы фестиваля нового документального кино Beat, и их дочь Алиса (3 года)

Алена: «В Москве много небольших оазисов, где с детьми хорошо, между которыми, впрочем, сложно перемещаться. Но все то, что специально делается под детей, — это обычно провал. Мы вот перед Новым годом сходили на несколько модных елок — на ЗИЛ, на «Флакон», — и обернулись они тотальным фиаско. Ужасно безыдейно. Поэтому мы скорее стараемся не думать про какие-то специально детские места, а ходить туда, где все правильно сделано для взрослых, — потому что и для детей там, как правило, все нормально организовано».

Кирилл: «При этом наш район, Хамовники, для жизни с детьми очень подходит. Возможно, он даже лучший в Москве с этой точки зрения. Тут нет очередей в детские сады — потому что живет много богатых людей, которые любят отдавать детей в платные сады, притом что и в обычных все хорошо и вполне интеллигентно. Здесь сразу несколько очень хорошо обустроенных парков — например, феноменальный парк Трубецких, где мирно пасутся лошади, гуляют белочки, а при попытке закурить к тебе подходит охранник и очень вежливо просит этого не делать. Здесь процветает мультикультурализм — в тех же парках гуляют индонезийки в хиджабах: неподалеку посольства Ирана и Вьетнама, вокруг которых концентрируются люди соответствующих национальностей. Но если говорить в целом про город, тут все-таки с детьми хорошо вопреки, а не благодаря. Не хватает мест, где детям были бы банально рады. В том же Ragout официантки смотрели на Алису испепеляющим взглядом».

Алена: «Мы с самого начала, когда Алиса была еще совсем маленькой, ходили вместе с ней в самые разные места. Помню, был смешной случай в Петербурге, на открытии «Дома быта». Алисе было месяца три, мы пришли туда с люлькой часов в 11 вечера, она, конечно, мирно посапывала, не обращая внимания на громкую музыку. Мы поставили люльку на стол — и тут же вокруг этого стола образовалась пустота, потому что все взрослые, которые в такие места ходят, ужасно боятся младенцев. Мы это с удовольствием использовали — поскольку места освободилось много, позвали друзей и стали с ними выпивать. Но вообще не очень правильно, что русские люди в массе своей думают, что дети — это такая страшная вещь, абсолютный водораздел в жизни, и после появления ребенка ты должен становиться гоблином, который сидит дома и меняет пеленки. А когда ты на­рушаешь это табу, на тебя смотрят косо. Притом что, вообще-то, все в порядке, и у ребенка не портится здоровье и не нарушается режим».

Кирилл: «Но, конечно, твои приоритеты все равно меняются. По сути, Алиса рождалась одновременно с нашим фестивалем. Когда Алена была беременна, я еще работал в клубе «Солянка» — и в какой-то момент, в очередной раз вы­ходя оттуда в 6 часов утра, понял, что это противоестественно, на самом деле, и никакой ценности с точки зрения вечности в этой деятельности нет».

Алена: «И в первые пару лет, когда Алиса появилась, личная жизнь и работа окончательно превратились в одно. Нам иногда даже это помогало вести переговоры с режиссерами и правообладателями — когда они узнавали, что у нас есть ребенок, другой разговор начинался. Алиса иногда отсматривает с Кириллом фильмы для фестиваля. Больше всего ей понравилась документалка про Оззи Осборна, под которую она начала дико трясти головой».

Кирилл: «А два года назад так совпало, что мы показывали фильм про то, как панки становятся родителями и как от этого меняется их образ жизни. И вышли его представлять на сцену вместе с Алисой. Было очень трогательно».

Дмитрий Богданов и Валерия Пантеева-Богданова, владельцы тату-салона Maverick, и их дочь Пелагея (1,5 года)

Валерия: «Мы довольно свободно живем, разве что машины у нас нет, но это не проблема — передвигаемся с рюкзачком типа слинга. Дима ее таскает, она уже месяцев с трех к этому привыкла, в метро ведет себя спокойно. В общем, жизнь не особо поменялась. У нас идеальная работа — можем все время с ребенком проводить. Пелагея с нами тусуется в салоне, встречает гостей. У нее там есть свой шатер и даже отдельный кабинет, где она может поспать, отдохнуть, поесть. Когда мне самой тату делали, сидела рядом и смотрела. К нам и клиенты приходят с детьми, она с ними играет. Пелагея воспитанна и знает, что можно трогать, а что нельзя, если где-то идет работа, она туда не подходит. Мне самой инте­ресно было, будут ли люди реагировать «Ой, как же тут ребенок» — но такого не было. Сама она себя разрисовывает постоянно, и мы, конечно, думаем, что она может рано захотеть татуировку, но тут ответ один: только после 18 — и чтобы это было тщательно обдуманное решение. И у нашего мастера, никакого другого! А может, вообще она скажет: «Родители, вы идиоты, ни за что в жизни себе ничего такого не сделаю».

Анна Качуровская, пиар-директор Московского зоопарка, и ее дети Федор (10 лет) и Мария (6 лет)

Анна: «Я живу общиной, в смысле вокруг меня много друзей и у них тоже дети — и только это спасает. Мы много времени проводим вместе. А все эти мастер-классы лепок и валяний из шерсти — это не для нас, мне скучно сидеть и ждать, пока они там сваяют что-нибудь. Важно, чтобы городские развлечения были интересны для всех нас. Вот недавно открыла для себя парк Горького, а раньше у меня даже мысли такой не было — пойти в парк с детьми. Теперь иногда ходим.

Проблема Москвы в том, что у нас совершенно не развита микрорайонная инфраструктура. Логистика в нашем городе жесточайшая. Федина школа находится в одном месте, Манюнина — в другом, плюс всякие дополнительные занятия. Я не знаю, как люди с детьми живут в Москве без машины. Когда моя машина ломается, жизнь превращается в ад. Это еще притом, что мы живем в центре и в этом смысле чувствуем себя гораздо лучше многих.

Мой самый страшный страх — оказаться в Москве с детьми без денег. Я не пользуюсь ни одной государственной социальной структурой — у меня частная школа, няня, кружки, лечимся мы у семейного доктора и не ходим в поликлиники. Любое столкновение с государственными службами, с необходимостью что-то им объяснить или какую-то бумажку от них получить — бесконечный стресс. Жизнь с детьми — это вообще не очень просто, а без денег было бы просто безумно тяжело».

Иван Дубков, шеф-повар компании Dream industries, Анна Юдакова, художник, и их дети Марфа (4 года) и Макар (2 года)

Анна: «У нас рядом с домом детский центр дошкольного образования «Бе­рендей» — и там куча кружков и занятий. Мы походили недолго, но там со­вершенно советская система: преподаватели, директриса, классы, занятия. А нам вся эта общеобразовательная история не нравится категорически, мы ­хотим идти в другом направлении — вот вальдорфская система нас привле­кает. Там нет оценок, там не повышают голос на учеников, никто не требует ­домашнее задание, то есть все стимулируется естественным интересом. В школах, устроенных по вальдорфской системе, детей не пугают и не наказывают, а дают им свободу».

Иван: «Да что говорить: в моем поколении нет людей, которые вспоминают детский сад или школу с симпатией — значит, нужно что-то менять. Вообще, жизнь делится на до и после рождения первого ребенка. Вот ты сам еще совсем недавно был маленьким, а теперь у тебя появляется еще какое-то существо, ради которого ты, по идее, должен теперь существовать. Ты, конечно, можешь закрыть вопрос няней, закидать его деньгами, уклониться от своих обязанностей, но это не будет полноценным ответом в такой ситуации — ты либо с ребенком во всем, либо ты умываешь руки. И, чтобы вовлечься в это все, нужно в первую очередь воспитывать не ребенка, а самого себя. И это невероятно сложно».

Полина и Евгений Новиковы, музыканты группы Manicure, и их дети Даниил (5 лет) и Александра (3 года)

Полина: «Когда я была беременна, мои представления были таковы: ребенок ­родится, жизнь моя не изменится, я буду с ним всюду ходить и ездить. Но, когда я родила, нас (группу Manicure. — Прим. ред.) позвали в турне по Скандинавии — и стало понятно, что никуда мы не поедем. Ребенок — отдельно, музыка — отдельно. Детские сады, поликлиники — часто этим пугают, но нам очень нравится наш бюджетный государственный детский садик, да и в поликлинике повезло попасть на всезнающего педиатра. Другое дело, что родительские страхи — это то, что в принципе очень мешает жить, а вся наша отечественная педиатрия ­построена на том, чтобы придумывать лишние диагнозы. С первым ребенком я об этом не знала, а со вторым научилась игнорировать. 

Все в детстве читают сказки, мечтают об идеальной семейной картине в таком ключе: сыночек и лапочка-дочка. Можно сказать, что в итоге мечта сбылась. Что эту картинку способно испортить? Климат московский. У нас оба ребенка родились осенью, и все младенчество пришлось на зиму. Таскать коляски по сугробам, мучительно ­одевать детей, запихивать их конечности в нескончаемые рукава и штанины… Здоровье, физическая форма — это же тоже с климатом связано. Но, когда ре­бенок здоров и хорошая погода, дети — это счастье».

Максим Ливси, ресторатор, Наталья Догадина, владелец магазина Rehab, и их дети Полина (11 лет) и Платон (11 месяцев)

Максим: «Главная трудность жизни с детьми в Москве — очень тяжело пересекать большие расстояния с коляской из-за ужасных подземных переходов, тротуаров без пандусов и безумного количества припаркованных как попало машин. У нас, кстати, был один смешной случай. В соседнем с нами доме находится ресторан «Аист», где любит отдыхать Рамзан Кадыров. Летом вы просто не представляете, что тут творится — это настоящая выставка «ламборгини», «бугатти» и «феррари», которые паркуются не то что в неположенном месте, они разве что не возле нашего лифта стоят. И, приходя домой по вечерам, я любил позвонить 02 и нажаловаться. Бедные гаишники приезжали, им тут же показывали всевозможные ксивы полевых командиров, и они ни с чем уезжали. 

Но как-то вечером, сделав три глотка сухого белого для смелости, я написал Кадырову в инстаграм: «Рамзан Ахматович, у вас есть любимый ресторан в центре Москвы. Так случилось, что мы около него живем. Тут машины с чеченскими ­номерами стоят как попало — с коляской ни проехать, ни пройти… Поговорите со своими». И заснул. А наутро вижу, что среди прочих сообщений у меня уведомление об ответе от Кадырова. Я с ужасом думаю — черт меня дернул в это ввязаться. Залезаю, а там сообщение даже не от Кадырова, а от его мамы: «Если будут еще проблемы, звоните. Мама» — и мобильный телефон. 

Но если серьезно, в остальном в Москве с детьми хорошо — развлечений и занятий очень много. Каждый московский клуб норовит сделать детские утренники. Помню, придешь в «Солянку» в 11 утра в субботу с детьми на праздник, а там еще такой запах стоит, что понятно, что люди с ночной вечеринки только час назад как ушли. В Москве все есть, но все очень дорого. Просто выйти с двумя детьми прогуляться и ничего не предпринимать — уже каким-то образом стоит пять тысяч».

Юрий Макарычев, лидер группы On-The-Go, Елена Макарычева, руководитель секретариата «Аэроэкспресса», и их дочь Алиса (10 месяцев)

Юрий: «После рождения Алисы я с тусовочных карт очень сильно подслился. И, если честно, мне вполне хватает моей работы, концертов и гастролей, чтобы получать нужную дозу адреналина и всего того, что в молодости нам так необходимо. Мне важно видеть каждый день, как развивается дочь, и жертвовать этим ради тусовок я совсем не хочу. Пока что гастроли бывают недолгими, четыре-пять дней, но есть тенденция к тому, чтобы они становились дольше. Но ничего, бабушки спасают. Конечно, дома я не могу писать музыку, но я езжу работать к брату в Отрадное. А к вечеру всегда стараюсь быть дома, чтобы успеть искупать Алису. Я легко могу от чего-то отказаться, да и немногим приходится жертвовать».

Елена: «Пару дней назад американский режиссер Юриного клипа спросила, не мешает ли ребенок жизни музыканта. При этом мы сидели все вместе и ужинали в «Солянке». А познакомилась я с ней в Нью-Йорке, когда была на седьмом месяце беременности. Так что ответ был очевиден: абсолютно не мешает. Первый раз мы поехали путешествовать с Алисой, когда ей было четыре с половиной месяца — самолет, море, жара… И все бабушки пугали, что ни в коем случае, еще рано в таком возрасте. Но для нее путешествие стало явным рывком в развитии. Она попала большой новый мир, не ограниченный квартирой и коляской».

Юрий: «В свое время и я, и Лена пожили в Америке. Мы долго сомневались и думали, может быть, туда уехать. Но когда родилась Алиса, то вдруг четко поняли, что останемся здесь, и купили квартиру в Филях. Ребенок стал тем толчком, который заставил нас осознать, что мы хотим здесь жить и что нам нужен свой дом».

Елена: «Конечно, Москва не особо приспособлена для детей: в торговых центрах элементарно нет комнат матери с ребенком, в подъезде нет пандусов для коляски, ну а если заглядывать чуть дальше, то попасть в муниципальный садик по достижении трех лет кажется просто невыполнимым. Но мы надеемся, что к тому моменту, когда Алисе будет три года, мы уже сможем позволить себе такой садик, какой захотим, а не тот, который государство дай-то бог, сделав одолжение, возможно, нам предложит».

Юрий: «Наш подход такой: не бояться и решать проблемы по мере их поступления».

Анна Дюльгерова, директор по коммуникациям универмага «Цветной», Александр Егоршин, музыкант, и их сын Петр (1 год 5 месяцев)

Анна: «Петя родился в Нью-Йорке. Когда мы приехали в Москву, ему уже исполнилось два месяца. Так что нам уже было с чем сравнивать. В Нью-Йорке на любом перекрестке есть спуск и подъем на тротуар, в любой магазин можно без проблем попасть с коляской. Здесь мы живем в высотке, где ко входу ведет огромная гранитная лестница — с коляской просто невозможно выбраться. Патриаршие пруды от нас в семи минутах ходьбы, добраться туда с коляской занимает минимум двадцать. Детские площадки в Москве очень странные. Спуски с горок обычно заканчиваются где-то сантиметров за 15 до земли, когда ребенок спускается на дикой скорости с горки, у него есть все шансы удариться позвоночником о край горки. 

Другое отличие Москвы от Нью-Йорка — педиатрия. Тут в разы серьезней ко всему относятся! Там же, если ребенок здоров, раз в месяц придут посмотрят, а то и реже. Про наши непременные «массажики» там никто даже не знает. Если нет реальных проблем, дети растут у них как сорняки. Еще очень заметно после путешествия, что в Москве люди не так дружелюбны и открыты по отношению к детям, как в других странах. У москвичей нет такой идеи, что чужому ребенку можно улыбнуться, позаигрывать и пообщаться с ним. В Америке это сплошь и рядом, Петю несколько раз сажали в кабины пожарных машин, от которых он в восторге. В любое самое светское место в Нью-Йорке ты можешь спокойно прийти с коляской, и никто косо на тебя не посмотрит. Тут же мне в голову не придет пойти, например, в «Brasserie Мост» с ребенком. Зато у нас есть японские подгузники, которые на порядок лучше любых других, и столовые детские приборы, которых я не видела ни в Европе, ни где-то еще, — мы их привозили в подарок в Париж сыну Сары, владелицы магазина Colette».