Мультики Хаяо Миядзаки

— Вы так давно рисуете мультфильмы, что, наверное, сложных задач для вас уже нет. Ну не знаю — вот волны в «Рыбке Поньо» трудно было рисовать?

— Самая сложная задача, которая передо мной сейчас стоит, она другого рода: сотрудники моей студии состарились вместе со мной, и нам нужна свежая кровь. Мы пытаемся ее влить, но это трудно. Потому что я не собираюсь увольнять тех, кто работает со мной давно, я хочу, чтобы они остались, и мы пытаемся понять, как построить работу так, чтобы и они остались, и новые люди пришли. А что касается волн, то это оказалось совсем не так трудно, как я ожидал. Пока я рисовал, я даже ду­мал: «И что я раньше не делал этого?» Я понял, что их надо делать как в традиционных японских гравюрах укиё-э, рисовать их в таком стиле.

— Вот у вас в одних фильмах пейзажи и антураж японские, а в других — очевидно европейские; как вы их подбираете под историю?

— У меня большая библиотека разных снимков и рисунков, которые я сделал, чтобы позднее использовать в работе. И выбор в основном зависит от того, в какой момент мы начинаем проект, — у меня нет никакого плана. Над некоторыми сценами я думаю давно — такой лес, как, например, в «Тоторо», я задумал лет за тринадцать до начала работы над фильмом. То есть у меня всегда есть какой-то запас идей или картинок, но я делаю выбор, только когда сажусь работать над фильмом.

— Говорят, что вы вообще работаете без плана или сценария?

— Да, обычно у меня к началу работы над фильмом еще нет законченной истории. На это вечно не хватает времени, и сценарий все еще пишется, когда мы уже работаем над сторибордами. Потом мы все еще работаем над сторибордами, а производство уже начинается. Так что получается, что мы никогда не знаем, в какую сторону повернет сюжет, просто работаем над ним. Это, вообще-то, большой риск, и я хотел бы работать иначе, но и у меня не получается, и остальным приходится подлаживаться. Продюсер начинает нервничать, спрашивает, не хочу ли я поработать над фильмом еще год. Он на самом деле не собирается мне это позволить, но знает, что я сам не хочу просидеть над проектом на год дольше, чем собирался, и хочет, чтобы я испугался и начал работать интенсивнее.

— Как же тогда удается в конце концов выстроить историю, привести ее хоть к какому-нибудь финалу?

— Есть внутренний порядок, требования самой истории. В «Унесенных призраками» 1415 разных сцен, но, когда мы начинали, я думал, что их будет не больше 1200. То есть это не я делаю фильм, он создает сам себя, мне остается только следовать за ним.

— Но некоторые темы повторяются: в нескольких ваших картинах люди превращаются в свиней, например. Вы любите свиней?

— Их гораздо легче рисовать, чем верблюдов или жирафов! Я думаю, они просто похожи на нас. Мне они правда нравятся, со всеми своими сильными и слабыми чертами. И мы, люди, с ними внешне похожи — все эти округлости. Мы близки. Свиньи — животные, которые достойны любви, но которым никогда не воздают по заслугам. Их сделали символами жадности, невоздержанности, само слово «свинья» используется как оскорбление — все потому, что люди хотят выставить себя праведниками. Но мне не нравится общество, которое кичится своей праведностью: праведность США, праведность ислама, праведность «Гринписа», праведность бизнеса… Они все считают себя лучше других и пытаются остальных перекроить по своему образцу — используя силу оружия, денег, политику или общественное мнение. Но я исхожу из предположения, что люди глупы, это не идеальные создания, не венец творения. И я превращал своих героев в свиней по­тому, что это был лучший способ высказать эти ощущения.

— Ну в ваших фильмах при этом много надежды, веры в человеческую доброту.

— Вообще-то, я пессимист. Но я не хочу транслировать свой пессимизм детям, держу его при себе. Я не думаю, что взрослые должны навязывать детям свое видение мира, дети и сами справятся, не нужно их ни к чему принуждать. А большинство своих картин, за исключением, может быть, «Порко Россо», я делаю для детей — для взрослых и так много фильмов делают, пусть этим другие занимаются.

— Вы очень внимательны к героям своих фильмов, что, наверное, важно, когда работаешь без законченного сценария?

— Мои герои рождаются из постоянного повторения, постоянных размышлений о них. У меня есть какой-то абрис героя в голове, а потом я сам им становлюсь и много, много раз навещаю места, с которыми связана история. Только после этого я начинаю его рисовать и снова — много, много раз перерисовываю. Заканчиваю только к дедлайну.

— А вам никогда не хочется — шутки ради — вставлять в фильм, над которым вы работаете, героев из других картин, более ранних, например, где-нибудь на фоне?

— Иногда мои сотрудники так шутят, но самому мне никогда это не было интересным, нет. Иногда что-то такое, что только краем глаза заметно, случается. В той сцене в «Рыбке Поньо», когда все затопило и плывут лодки с флагами — на одном из них написано «Храм Нума Кума». Помните? А место действия — это некий безымянный город, но есть реальный город Томонора, с которого я его срисовал, — в нем есть такой храм. И так некоторые люди смогли догадаться, что в основе есть какое-то реальное место. И, конечно, жители Томоноры были очень рады, что я показал в фильме их родину, но в то же время это и шутка. Я думал, не изменить ли это, стереть, но это было написано китайскими иероглифами, и флаг полощется на ветру, так что было бы очень трудно это исправить, и я оставил все как есть.

— У многих режиссеров лежат без движения сценарии, истории, которые им когда-то пришли в голову и теперь ждут своего часа. У вас есть идеи, до которых вы пока не добрались, на которые не хватает времени?

— Мы работаем в индустрии развлечений, и наша работа должна развлекать. У меня почти нет сценариев и идей, которые не могут стать развлекательными, потому что слишком серьезны, и если мы начнем заниматься ими, то студия Ghibli разорится. Так что приходится откладывать такие идеи в сторону.

— По-моему, вы сейчас уже на таком этапе своей карьеры, когда что бы вы ни сделали, все равно найдутся люди, которые станут это смотреть…

— А вот и не найдутся! Идеи, которые приходят мне в голову, — это мои маленькие увлечения. Например, я люблю размышлять о том, каким был район Токио до того, как там поселились люди, и как он изменился после этого. Это может быть интересно краеведческому музею, но не широкой публике. И вместо того чтобы тратить время и пытаться довести это увлечение до стадии проекта, я лучше буду делать фильмы, которые понятны и детям с первых пяти минут.

— А как вы думаете, рисованная анимация будет всегда? Вы будете этим заниматься всю жизнь?

— Ну, в этом море так много кораблей на компьютерной тяге, что, я думаю, мы можем себе позволить иметь хотя бы один плотик, на котором гребут руками.