Я пил пиво в сквере, а потом полночи сидел в отделении

Мы с моим другом Ваней решили выпить пива в сквере неподалеку от метро «Тульская». Сквер ремонтировался, в нем укладывали очередные или внеочередные дорожки. Поэтому он был темен и безлюден. Кажется, даже доступ в сквер был ограничен пластиковыми лентами. Был спокойный июльский вечер.

По соседней дорожке — она была за кустами — медленно проехала полицейская машина. Из нее вышли двое полицейских и направились к нам. Один из них был вооружен автоматом на случай преступников. С другой стороны, из-за кустов, вышел еще один полицейский. Один из них представился прапорщиком таким-то, и — довольно вежливо — они попросили документы, сказав, что мы административно нарушаем. У Вани паспорта не оказалось, у меня оказался. Мы спросили, что именно мы нарушаем. Они сказали, что мы распиваем спиртные напитки в общественном месте. Мы спросили, что именно они называют общественным местом. Они сказали: улицу. Подождите, сказали мы, в этот сквер даже доступ ограничен, потому что он переделывается. Один из полицейских сказал на это, что вся Российская Федерация — общественное место, за исключением баров, квартир — ну и «если у вас вилла огорожена». «Любая улица?» — переспросили мы. «Даже если вы в лесу один пьете пиво, — ответил он, — а из леса выходит лесник и вас видит, это уже считается общественным местом». Моя открытая бутылка стояла на стопке каменных плит. Как я пил из нее, полицейские не видели, о чем я им и сказал. И спросил: «Откуда вы знаете, что это вообще моя бутылка?» «Ну что вы отпираетесь, — сказал мне другой полицейский. — Даже сам факт открытия бутылки пива в общественном месте считается фактом ее распития. Проедемте в отделение».

В общем, мы сели в машину и поехали в ОВД в сопровождении трех вооруженных мужчин. По пути, рассматривая мой паспорт, полицейские сказали, что я вот приезжий, поэтому со мной все понятно: «Москвичи — они сразу признают: да, пили. А вы у себя в Нижегородской области вот чему научились». Я не стал говорить, что в Москве живу уже половину жизни. Я спросил про сигареты: «А курить на улице тоже нельзя?» — «Курить запрещено в строго определенных местах: на остановках, на территории, прилегающей к детским учреждениям, на вокзалах». В общем, выходило так, что курить проще: где нельзя курить, там и нельзя. А пить запрещено везде, потому что везде общественные места. «Все хотим жить лучше, — сказал полицейский, сидевший впереди, — а начинать с себя не хотим. В Европе ведь штраф 400 евро за то, что плюнул». «Не в Европе, — говорю, — в Сингапуре. А в Европе пиво пить на улице можно. Например, в Бельгии. Его там и в ночных магазинах продают. Только в маленьких бутылочках по 0,25 и 0,33, а не в двухлитровых сиськах». «У нас, вы знаете, хоть в стограммовых продавай, есть умельцы накидаться. 80% преступлений совершаются по этому делу, — щелкнул он себя по горлу. — Кстати, не поверите: мы по общежитиям рейды делаем, там много иногородних, так они говорят, что у них в регионах сквозь пальцы смотрят, когда на улице выпиваешь».

Привезли нас в ОВД Даниловского района. Задержавшим хотелось нас поскорее оформить, поэтому вскоре один из полицейских уже протягивал мне заполненный протокол. Я принялся за чтение. Оказалось, задержали нас сотрудники вневедомственной охраны. Из ОСБЗ Южного округа. Или из ОБСЗ Южного округа. Из какого-то, в общем, особого специального батальона. Я спросил, почему же они вот относятся к Южному округу вообще, взяли нас в Донском районе, а привезли в Даниловский. Он сказал, что он имеет право задерживать за распитие даже в свое свободное время. Более того, задерживать за это может любой гражданин. Я попросил его представиться. Он отказался. Я спросил, на каком все же основании он меня задержал. Он сообщил, что не обязан мне читать закон о полиции, и сказал, что раз так, протокол будет составлять дежурный. Как будто в этом было что-то плохое.

На оформление протокола отводится не больше трех часов с момента задержания. Мы стали ждать. С нами ждали еще двое задержанных за распитие. Полицейские тоже чего-то ждали. Я сказал: смотрите, я налоги плачу, имею же право узнать хотя бы, за что именно меня привезли, потратив бензин и служебное время, оплаченные моими же деньгами. На что тот самый полицейский, который только что отобрал заполненный им протокол, сказал, что он не полицейский. Я в это время смотрел на нашивку «Полиция» на его рубашке и недоумевал. Он сказал, что вневедомственная охрана получает зарплату не за счет налогов, а за счет сборов. Другой полицейский сказал, что я не Березовский, чтобы он жил на мои налоги. Что налоги он платит, может, не меньше моего. И что на его налоги платят пенсии пенсионерам. «Можно, — говорю, — я запишу то, что вы говорите, на диктофон?» — «Это уже будет считаться интервью, а интервью нельзя».

Полицейские ушли, вместо них пришел еще один, веселый такой, молодой, с автоматом на груди. Он сел за стол и стал оформлять одного из задержанных. «А нравится вам все эти бумажки заполнять?» — спросил я. «Ну административная практика должна быть». — «И сколько в день привозят?» — «Бывает, по десять». — «А у вас на территории отделения тоже курить запрещено?» — «Конечно». — «И где же курят?» — «Я вот на дежурство еду и тогда курю. Еще, бывает, стоит гражданский, курит, пиво пьет и снимает на телефон, как я курю. Я говорю: сейчас я тебе покажу, как все по-настоящему устроено. Я сам, пока не устроился, не верил, что такое может происходить». Он закончил писать и сказал задержанному: «Пиши: пил пиво, больше не буду». Задержанного, правда, не выпустили: у него не было паспорта, и он ждал, когда его привезут.  

Время шло. Пахло мочой и стенами. В уголке стояло сооружение для взятия отпечатков пальцев. В застекленном обезьяннике мирно спали на полу иностранные граждане. Еще один задержанный допивал из банки свой абсентный коктейль. Дважды смелый человек: делать это в таком общественном месте, как отделение полиции. В коридоре висел плакат: «Получил госуслугу? Оцени ее качество с помощью СМС. Это просто!» Госуслугу к тому времени мне оказывали уже примерно два часа, но я еще не понимал, доволен я ее качеством или нет.

Наконец, вышел дежурный и положил передо мной заполненный протокол. Я стал внимательно его читать. Заметил, что в пункте «Место работы» стоит прочерк, и решил это исправить, написав: интернет-сайт «Еда». «Вы что делаете?! — вскричал дежурный. — Зачем вы испортили протокол?» — «Как я его испортил?» — «Вы не имеете право ничего в нем писать!» — «Почему?» — «Потому что у вас нет полномочий!» — «Почему у меня нет полномочий?» — «Потому что вы не уполномоченное лицо! Все, на продувку!»

Ваня подписал свой протокол быстро, и его отпустили. Он остался меня ждать. А я стал ждать, что будет дальше. Пришли двое полицейских — тех самых, что меня задерживали, — и сказали, что надо ехать на медосвидетельствование. Я сказал: «А зачем это делать, если я не отрицаю того, что я нахожусь в состоянии алкогольного опьянения?» — «А нам сказали, что отрицаете». «Нет, — говорю, — я просто, оказывается, испортил протокол, решив написать в нем место работы». — «Ну что же вы, Роман Анатольевич, ведь вам нельзя было ничего писать». — «Но откуда ж я знал? Повторяю: я не отрицаю того, что я нахожусь в состоянии алкогольного опьянения, не вижу необходимости в медицинском освидетельствовании и хочу написать об этом заявление здесь же, в отделении». — «Такой возможности не предусмотрено, а вот на освидетельствовании напишете, что хотите». Я поверил им, и мы поехали в наркологический кабинет.

Через шлагбаум мы въехали в огромную темную промышленную зону. Оказалось, это ЗИЛ. Мы разговорились с полицейскими, я рассказал им про то, какую ревизию пива мы сделали недавно на сайте. Они сказали, что писать про пиво вроде бы можно. Я сказал, что вроде бы можно, но писать, например, что одно пиво лучше другого, нельзя, даже если это на самом деле так. Вокруг стояли запущенные и полуразрушенные цеха. Казалось, что в этом мертвом автомобильном городе работает только наркологическая клиника, к которой мы приехали.  

Нам долго не открывали, и мы продолжали говорить о том, что неудачное выдалось в этом году лето. Наконец, щелкнул замок, и пожилой усталый человек в халате и очках провел нас в кабинет, сел за стол и принялся за оформление бумаги. Следом в кабинет внесла свою массивную женственность еще одна медицинская сотрудница. Она распаковала белую трубку и вставила ее в прибор. Я сказал, что еще раз говорю, что я не вижу необходимости в процедуре. «Вы отказываетесь?» — спросила женщина. «Не отказываюсь, — сказал я. — Но я хотел бы перед процедурой освидетельствования письменно зафиксировать, что я не вижу в нем необходимости». «Это невозможно, — сказал врач. — Мы здесь только заполняем вот это». И показал мне обычный медицинский бланк — без опции что-то дописывать проверяемому. Не требовалась даже моя подпись. «Зачем же вы меня обманули? — спросил я полицейских. — Говорили одно, а здесь другое». «Ничего мы вам не говорили», — сказали полицейские. Я не то чтобы был на них обижен, я все прекрасно понимал: с одной стороны, им и поговорить со мной было интересно, а с другой, им надо было меня оформить, и это важнее. Просто я еще в отделении включил диктофон, и все давно записывалось.  

Женщина подносила ко мне белую трубку и спрашивала: «Вы будете дышать?» «Буду, — говорил я. — Но я не вижу в этом необходимости». «Значит, не будете». Я четырнадцать раз повторил, что я не отрицаю того, что нахожусь в состоянии алкогольного опьянения, и поэтому процедура не нужна. Женщина посчитала, что я испортил подотчетную трубку, и сказала: «Вы нам ставите условия, поэтому мы сейчас запишем отказ». «Хорошо, — согласился я, решив, что для диктофона достаточно. — Я дуну в трубку прямо сейчас». Она сняла пленку с новой трубки и сказала: «Вот. Она одноразовая. А то есть такие, что потом пишут: суют одну и ту же от разных людей». «Нет, — говорю, — я вижу, что вы сняли с нее пленку и что трубка одноразовая». И дунул в трубку.

Мы вернулись в отделение. Дежурный принес протокол и копии. Я написал собственное объяснение случившегося в единственном положенном мне месте и расписался. Дежурный показался мне неплохим парнем. Мы разговорились, я рассказал, что у нас за сайт, о чем пишем. «У вас, я слышал, сокращения большие, 110 тысяч человек по стране, — сказал я. — А тут столько бумаг заполнять приходится. Как будете справляться?» — «Вообще не понимаю. Не знаю, как и кого они собираются сокращать, если и так людей не хватает».

И ведь правда же: чтобы задерживать людей с пивом на улице, никаких штатов не хватит. Это же надо завести примерно по одному полицейскому на трех-четырех половозрелых граждан России. Или другой путь: заставить граждан, распивающих пиво на улице, по окончании распития или непосредственно во время него самих оформлять на себя протоколы. Вот так — бездарно и бесславно — были потрачены несколько часов нашего с Ваней свободного времени, несколько часов рабочего времени по крайней мере четырех полицейских и двух наркологов, а также несколько литров топлива. Cо штрафом я так и не понял: может, его по почте пришлют — мне они ничего не сказали. Зато я экспериментальным образом узнал, что пить пиво на улице в России нельзя. 

«Порадовать мне тут вас нечем: как бы ни был закрыт сквер, это общественное место, и полиция права. Более того, они довольно лояльно отнеслись к герою и его другу, ибо отсутствие паспорта само по себе повод для задержания. В качестве общего совета могу порекомендовать следующее. Во-первых, препираться с полицией бесполезно. Ездить в подобных случаях на экспертизу незачем — заставить пока не могут. Даже в случае употребления наркотиков норма об обязательности освидетельствования будет введена только на следующей неделе. Формально по новому закону полиция может доставить любого человека, который показался им употребившим, на экспертизу. За отказ — административная ответственность. Но в случае согласия и обнаружения следов наркотиков штраф все равно выпишут, и будет еще постановка на учет. Поэтому каждый решает сам — в зависимости от самочувствия, так сказать. Хочу напомнить, что от курения марихуаны следы держатся до полугода в силу маслянистой структуры ТГК. Но вообще есть смысл любые споры с полицией переносить в суд — отказаться подписывать протокол и обжаловать его в суде, который, что удивительно, далеко не всегда становится на сторону полиции. И, конечно, обычный совет: если возникает конфликт с представителями органов, надо звонить адвокату — гражданин имеет на это право с момента задержания».