Корреспондент «Афиши» пытается сдать ЕГЭ по литературе

Во дворе московской школы №1284 около полудня собралась толпа народа: родители ждали младшеклассников с уроков, а между ними с камерами пытались протиснуться журналисты. Они ждали, когда начнется пробная сдача ЕГЭ по литературе: в Рособрнадзоре решили на живом примере и в открытом формате показать, что ни единого шанса списать выпускной экзамен у школьников не осталось, а «дебилизация» населения с помощью ЕГЭ — миф.

Без форс-мажора, конечно, не обошлось: глава Рособрнадзора Сергей Кравцов, который должен был открывать экзамен, задерживался на встрече у Андрея Фурсенко (помощника Владимира Путина и бывшего министра образования и науки), а бригада спецсвязи (подразделение ФСО, занимающееся в том числе доставкой экзаменационных заданий в школы) не смела заезжать во двор без него. Так что журналистов развлекал московский министр образования Исаак Калина и телеведущая Яна Чурикова. Хотя самих представителей СМИ вдруг начали занимать совсем другие, по-детски трогательные проблемы:

— Как думаешь, а телефон можно будет все-таки незаметно пронести? 

— А в туалет выпустят?

— А я черную ручку забыл — у вас нет запасной?

Когда Кравцов (дипломированный учитель математики и информатики, сделавший карьеру, впрочем, не в педагогике, а в надзорных российских ведомствах) наконец вошел в здание и вслед за ним мрачные мужчины с автоматами занесли коробку с заданиями, началось самое интересное. Идея мероприятия была в том, чтобы сымитировать реальную обстановку ЕГЭ, поэтому журналистов сразу разделили на тех, кто «поснимает и уедет», и тех, кто экзамен реально напишет. 

К участникам отношение было настолько серьезное, что даже стало по-хорошему нервно: два кордона с паспортным контролем, рамки металлоискателей, чтобы ни один смартфон или планшет в экзаменационную аудиторию не попал, проход по зданию только с сопровождающими организаторами, рассадка строго по одному, камеры над классной доской. Никаких шансов пронести телефон с собой не было — меня, например, как не вызывающую доверия, провели через металлоискатели аж два раза. Шпаргалки теоретически в кармане спрятать можно, но воспользоваться ими затруднительно: это заметно и организаторам в кабинете, и на камерах. Так что без телефонов и шпор, заняв отведенные места, притихшие участники вскрыли запечатанные конверты, под диктовку заполнили выходные данные и принялись за дело.

Заняв отведенные места, притихшие участники вскрыли запечатанные конверты, под диктовку заполнили выходные данные и принялись за дело. Обычно выпускникам дается 4 часа на выполнение 17 заданий, среди которых вопросы, предполагающие краткие и развернутые ответы, а также эссе (тестовых вопросов с вариантами ответов в ЕГЭ по литературе нет уже несколько лет). Нам же дали 20 минут на 6 вопросов плюс эссе на 5–6 предложений, но провал был даже не в этом. Судя по удивленным взглядам журналистов, они (как и я!) рассчитывали, что вопросы будут про Александра Сергеевича или, на крайний случай, придется вспомнить Лермонтова, чей двухсотлетний юбилей праздновали весь прошлый год, но на экзаменационных бланках был отрывок из рассказа «Судьба человека» Михаила Шолохова и вопросы к нему — это многих поставило в тупик. Однако назад дороги не было: я правильно назвала жанр произведения — «рассказ», вспомнила, что роман-эпопея Шолохова называется «Тихий Дон», узнала по данным в заданиях определениям термины «психологизм» и «антитеза» и даже написала вполне патриотическое, но тяготеющее к гуманизму эссе о воинских качествах русского солдата. Правда, во время его написания у меня по закону жанра закончились сразу две черные ручки. Но вот на вопрос об имени главного героя «Судьбы человека», которое я не то что не помню, а просто не знаю, вместо «Андрей Соколов», я написала просто «Алексей» (ну почему бы не Алексей?). В общем, на этом вопросе 5 лет журфака отдались болью где-то в межреберье. 

Когда время подошло к концу и даже журналистка с последней парты после долгих препирательств отдала организаторам бланк с недописанным сочинением, участники кинулись к сумкам с телефонами — проверять ответы и сетовать на несправедливость: 

— Ну с чего вообще Шолохов? Я его со школы не открывал!

— А я и в школе не особенно зачитывалась.

В общем, имя шолоховского героя из знакомых коллег не вспомнил никто, Яна Чурикова, писавшая работу в соседней аудитории, хоть и выглядела более уверенной в себе, все же назвала сдачу ЕГЭ «разрывом шаблона», а писатель Михаил Веллер, также пришедший на экзамен, вообще не понял, что под описанием внутренних эмоциональных переживаний героя имелся в виду «психологизм». «Я закончил филфак Ленинградского университета, всю жизнь пишу книги, читаю лекции и ни разу в жизни не пострадал оттого, что не знаю этого», — успокоил он всех. Зато проблем с Шолоховым не возникло у чиновников, хотя и Сергей Кравцов, и Исаак Калина в прошлом учителя математики. «Литература и математика — два самых близких предмета, потому что предполагают под собой вариативность рассуждений», — объяснил министр. Правда, немного подумав и бросив выразительный взгляд на журналистов, он добавил: «Обратите внимание на язык геометрии: все нужное сказано, а лишнего нет — нам всем бы так научиться». 

Надо сказать, что я писала экзамен в одной аудитории с Калиной, который совершенно не волновался и, по сведениям подглядывавших коллег, пожаловался на то, что «маловато места оставлено для эссе». У некоторых журналистов даже возникло крамольное предположение, что вопросы ему все-таки заранее показали. Как оказалось позже, где-то он все же прокололся и набрал 9 из 10 баллов. Журналистам результаты пока не сказали, правда, многие пессимистично и не хотели их узнавать.

После краткого обсуждения предстоящей экзаменационной кампании в школе состоялся открытый урок «Литература в Год литературы», на котором кроме примерно 20 школьников остались Сергей Кравцов, Яна Чурикова, Михаил Веллер и еще один писатель — Наталия Терентьева (автор книг «Училка», «Любовный квадрат», «Бедный Бобик»). Веллер поздравил всех с начавшимся Годом литературы, отметив, что стартовал он «не очень хорошо», видимо, имея в виду пожар в здании библиотеки ИНИОН РАН. «Во времена Пушкина и Гоголя никаких годов литературы не было, но была литература, а вам, юные друзья, выпало выходить в люди в идеологически и культурно нелегкую пору», — невесело начал он. Юных друзей это не слишком расстраивало — они оставались безучастны. Михаил Веллер закончил урок еще неутешительнее, чем начал: «Знание литературы не поможет вам в карьере и в зарабатыванье денег, но если вы хотите прожить много жизней и побывать в разных мирах, то книги могут быть полезны и даже интересны».

Уже на выходе из школы я услышала, как девочка, отсидевшая весь открытый урок, пожаловалась однокласснику: «Не понимаю, зачем они вообще все это устроили — лучше бы физику или химию дополнительно провели».