Дизайнер автомобилей о том, как он променял Москву на Берлин

Я родился в Москве. В 2007-м закончил МАМИ по специальности «автомобильный дизайнер». Работал я не совсем по профилю — занимался промышленным дизайном и дизайн-менеджментом. В какой-то момент я понял, что мне в принципе нравится то, что я делаю, но неплохо бы вернуться к истокам и попробовать устроиться в автомобильную компанию, — мне хотелось работать тем, на кого я учился. И в итоге в 2012 году, через неделю после свадьбы, я уехал в Берлин на полгода — на стажировку в дизайн-студию Volkswagen. По окончании стажировки я договорился о работе и через полтора года утомительного ожидания я получил визу и переехал сюда. Это было в 2013 году. То есть я хотел именно работать по специальности, а не просто свалить за рубеж. Если честно, у меня не было огромного количества предложений или желания попасть именно в Берлин.

Москву я любил и люблю, потому что это мой родной город. В Москве есть особенно дорогие мне места — например, мне нравилось кататься на велосипеде в Серебряном Бору, а незадолго до отъезда я нашел замечательный выход на крышу заброшенного Бадаевского пивзавода, там очень уютно.  

В целом в московской жизни меня все устраивало: у меня была работа в центре и абсолютно свободный график. Моя жена тогда училась в Лондоне, и я спокойно мог позвонить в офис и сказать: «Ребята, я сегодня не приду, у меня через два часа самолет в Лондон». У меня была свобода, пофигизм, вид на парк Горького, рядом с работой институтская столовая с обедами за 140 рублей. К тому же в Москве почти все мои друзья и мои родители.

Сейчас, когда я приезжаю в Москву, у меня ощущение, будто меня присоединили к выхлопной трубе. Берлин очень зеленый, и это чувствуется сразу. Мои родители, которые прилетали в гости, сказали, что здесь воздух лучше, чем на даче.

Когда я рассказываю немцам, что в Москве абсолютно нормально заплатить 6 евро за стакан пива в баре, — они пучат глаза и говорят, что этого не может быть. В Берлине в хорошем заведении пиво стоит 3–4 евро. Когда я рассказываю, что мы снимали у знакомой двушку на «Бабушкинской» за тысячу, мне никто не верит. Здесь за эти деньги можно снять трешку недалеко от центра. Хотя Берлин по сравнению с Москвой небольшой, тут все недалеко.

Общественный транспорт в Москве меня устраивал, пока я не переехал в Берлин. Зимой я ездил на метро, а летом на велосипеде. Здесь передвигаюсь так же, но при этом это гораздо приятнее и быстрее, возможно, потому, что в Берлине я могу перемещаться на гоночном велосипеде, а не на горном, так как дороги позволяют. В Москве по нашему району могла легко проезжать разве что маршруточная газель.  

Мы живем на границе Восточного и Западного Берлина, в трех станциях от Александерплац. Место считается довольно дорогим, но тут все районы стараются сделать сбалансированными — в каждом есть как помпезные дома с подземными гаражами и лифтами для машин, так и дома попроще. Дорогие магазины чередуются с бюджетными. Мы снимаем двухкомнатную студию за 640 евро в месяц: большая комната с кухней, маленькая спальня и балкон во всю длину квартиры.

В Берлине очень высокая культура доверия. Например, можно оставить электрику, который приходит проверить счетчик, записку с показаниями на двери квартиры, и никто не будет их проверять.

Жизнь в целом здесь гораздо дешевле, но регулярно возникают непредвиденные ситуации, в которые не хотелось бы ввязываться, но приходится. Например, здесь есть телерадиосбор — 250 евро в год. Естественно, он мне никуда не уперся, потому что немецкое телевидение я видел два раза в барах, когда там показывали футбол. Теоретически я могу его не платить, но если в перспективе я захочу получать вид на жительство, это может мне помешать. Случаются и другие неожиданные траты. Например, приходит твой хаусмастер (что-то вроде управдома) и говорит: «Я повесил вашу новую табличку на входную дверь, с вас 40 евро».

Берлин — это город хипстеров и стартапов, один из беднейших городов Германии, несмотря на то что столица. Приезжие живут здесь десятилетиями, не зная ни слова по-немецки — потому что все свободно говорят на английском. Здесь совершенно другая культура, чем в большинстве немецких городов, другое отношение к людям — от уровня толерантности полиции к правонарушениям до бюрократии. В Берлине очень свободные нравы. Например, в субботу в два часа ночи передо мной идут два чувака с косяком в сторону метро, доходят до входа и один говорит: «Слушай, ну в метро курить нельзя», а другой отвечает: «Да ладно, в поезде докурим».

В плане музыки и раздолбайства Берлин очень классный. Мой сосед — Саша Ринг из Apparat, я регулярно с балкона наблюдаю, как фронтмен одной из любимых групп поливает рассаду. Знакомый бармен как-то написал, что у него за стойкой сидит Патти Смит. В этом плане здесь очень душевно. Никто никого не достает и в желтую прессу не попадает. Дискотеки на станции метро в два часа ночи — это в порядке вещей: просто выходит диджей с пультом и большими колонками, начинается туса — и полиция этому не препятствует.  

Когда я работал в Москве, у меня не было фиксированных дней отпуска, были дни, когда я хотел куда-то улететь или не хотел. А здесь у меня четкий рабочий день, отпуска. Но опять же — это Берлин, он более лояльный, чем, например, Мюнхен. Никто не спрашивает на выходе из офиса, сколько часов я провел на работе. Я могу сказать начальнику: «Извини, чувак, мне надо кота отвезти к ветеринару» — и прийти в обед, потом отработаю.

Я скучаю по московской архитектуре и просторам. В Восточном Берлине есть улица Франкфуртер-аллее, которую мы между собой называем Ленинским проспектом или Крещатиком, потому что она очень похожа на типичный сталинский проспект. В Москве совершенно другое ощущение расстояний, высотности, ширины улиц, простора. Берлин — очень низкий город: мы живем на седьмом этаже и видим крыши всех домов вокруг. Еще мне не хватает грузинской и украинской кухни — мы нашли тут пару грузинских кафе, но это не совсем то. Иногда ходим в русские заведения выпить водки и поесть борща. Но мы не из тех, кто, выпив водки, вытирают рот рушником и цитируют Есенина.

Мне не хватает мест, где вообще нет людей. В прошлые выходные я забрался на велосипеде черт-те куда — велодорожка за деревней, где-то в лесу. Но я еду и точно знаю, что если я остановлюсь, через две минуты мимо проедет велосипедист и посмотрит на меня изучающим взглядом. Ах да, еще я скучаю по даче и шашлыкам. Шашлыки тут можно готовить только в специально установленных местах. Во дворе, например, нельзя.

В Германии отсутствует спонтанность. Когда ты предлагаешь тут любому человеку выпить в пятницу, он говорит: сегодня я не смогу, как насчет в пятницу через две недели в 20.30? Мы как-то ходили с коллегами в кино, и об этом было известно за три недели. В Москве, когда ты говоришь: «Я буду в 20.15», то это значит, что я буду между 20.00 и 20.30. А здесь это значит: в 20.15 — и ни минутой позже. И автобусы, и метро ходят по расписанию. Я до сих пор не могу привыкнуть к этому, но это очень удобно. То есть если я говорю, что буду через полчаса, то это означает, что я буду через 30 минут — и ни минутой позже.

Я ни разу не замечал по отношению к себе негативной реакции из серии «понаехали тут», хотя по-немецки я говорю как таджикский дворник. Это никого не смущает. Берлин — мультикультурный город, тут живут французы, англичане, американцы и, конечно, турки. У меня есть здесь приятель — грузинский армянин, выросший в Москве. Его жена — русская еврейка, выросшая в Штатах, а их дети одинаково хорошо говорят на русском, английском и немецком.

Я приехал сюда в возрасте 28 лет, и мне уже не так просто завести новых друзей. Ребята помоложе вкладывают в понятие «друг» не совсем то, что я вкладываю в него. Мне не хватает здесь родных, друзей и человеческого общения. Я не могу поднимать тех тем, которые обсуждаю с русскими друзьями, с немцами. Во многом потому, что они часто кажутся «маленькими»: мы к 30 годам успеваем получить тот жизненный опыт, который они получают к 40.

Однажды в Москве мне приспичило убраться в 2 часа ночи, но у меня не было пылесоса. Тогда я пошел и купил его. В Москве все круглосуточное, и это чертовски удобно (пускай и нерационально). Если здесь я захочу купить продуктов в час ночи, то лягу, укроюсь одеялом и буду думать о еде до утра.

Я слежу за происходящим в Москве, потому что там мои родители и друзья. Каждый день читаю The Village, «Афишу», slon.ru и colta.ru, ну и «Газета.ру», почему бы и нет. Я живу в Германии два года, но по-прежнему ассоциирую себя с Москвой и с Россией. Когда подскакивает евро или в Москве что-то сносят или кого-то сажают, я реагирую на это так же, как раньше. Я не отделяю себя от того, что происходит в городе. Меня пугает количество неадеквата в новостях — я не большой поклонник лечения иконами и запрещения всего, что начинается на гласные, особенно когда такие явления прикрываются тем, что вот, смотрите, в Выхино открылось еще 500 метров велодорожки. Вроде не со мной, но как-то неприятно.

Мы с женой решили завести русскоговорящего кота, поэтому после моего дня рождения (который я отмечал в Москве) в адском похмелье мы поехали в питомник «Возьми из приюта» в Балашиху и забрали оттуда рыжего котенка. Перевезти его в Берлин стоило 50 евро, а обнаружить у этой дворовой рыжей жопы здесь астму оказалось бесценно. Пока мы были в отпуске (кстати, в Грузии), коту стало плохо, он попытался отбросить коньки, но его спасли. Оказалось, астма, он три дня лежал в индивидуальной кислородной палате в кошачьей больнице, но сейчас уже поправился.

Когда я уезжал из Москвы, у меня была цель: работать по специальности в крупной компании. И как только я ее достиг, я понял свою ошибку: я не ставил перед собой следующую цель. Сейчас я нахожусь на легком перепутье, думаю, что делать дальше. Мой главный план — понять, чего я хочу, и с этим пониманием двигаться вперед. Не могу сказать, что в Берлине я чувствую себя абсолютно комфортно. Как дома — да, потому что у меня есть свое жилье, работа, любимая жена и кот. Думаю о том, чтобы получить вид на жительство, а гражданство мне пока не интересно. Жизнь в России понятнее и проще, но, с другой стороны, ты думаешь: «Допустим, я сейчас вернусь, но, если я не соглашусь окроплять святой водой каждого встречного гомосексуала, лет через пять мне придется уже совсем несладко».