Советы старейшин Донатас Банионис, актер
Благородный прибалт с глазами философа, Банионис в своих главных фильмах зафиксировал ключевой для советских 70-х образ достойного человека, пытающегося сохранить себя в смутных обстоятельствах. Кроме прочего — живой символ литовского театра.
Главная кинороль Баниониса — Крис Кельвин в «Солярисе» Андрея ТарковскогоРусский зритель воспринимает вас, прежде всего, как киноактера, сыгравшего в нескольких культовых фильмах. При этом литовская публика больше помнит о вас как о театральном актере. А что вам ближе — кино или театр?
- Я начал свой творческий путь в театре, у Юозаса Мильтиниса (руководитель Паневежисского драматического театра. — Прим. ред.), работал там практически с его основания: театр был открыт в 1940 году, а я туда попал в 1941-м, мне было 17 лет. Меня приняли в театр за месяц до начала войны.
- Как получилось, что опытный режиссер принял к себе в труппу человека без театрального образования?
- А он только людей без специального образования и опыта работы и искал. Когда Мильтинис вернулся из Парижа, где учился, его поставили управлять Театром Дворца труда в Каунасе. Актеров, которые уже работали в других театрах, он к себе не брал принципиально. Я попал в театр именно потому, что был чистым листом, не испорченным педагогикой и приемами других режиссеров. У Мильтиниса был свой особый подход к театру, его понимание того, как нужно играть, отличалось от всего, что тогда считалось каноном. Он учился в Париже у Шарля Дюллена, дружил с Жаном-Луи Барро, перенял от них восприятие театра, и это восприятие не имело ничего общего с тем, каким был литовский театр на тот момент. Он, конечно, очень выделялся на фоне правящей бал школы Станиславского, и со «станиславщиной» он спорил.
Фильм Витаутаса Жалакявичюса «Никто не хотел умирать» — одна из первых больших ролей Баниониса в кино — рассказывал о борьбе литовских партизан со сторонниками советской власти
- В одном из интервью вы говорили, что Мильтинис запрещал вам на сцене играть — вы должны были на сцене жить.
- Именно так. Человек на сцене должен был оставаться человеком, а не театральным принципом, артистом. Он просил нас не быть артистами на сцене, ненавидел театральщину и штампы. А в то время эта самая театральщина была очень распространена: нарочитые позы, горящий взгляд, поставленный голос и искусственные интонации. Я отлично помню эту манеру игры, которую видел, когда еще мальчишкой подрабатывал статистом в театре и смотрел все спектакли из-за кулис. То, что Мильтинис нам впоследствии запрещал, в других театрах от актеров требовали, театр не должен был быть похожим на жизнь: «Жить будете в жизни, а театр — это театр!»
Банионис почти всегда говорил в кино не своим голосом — из-за акцента его озвучивали другие актерыВы сказали, что через месяц после вашего поступления в театр началась война. Как вы работали в военное время?
- Нормально работали. Театр закрылся на несколько дней, мы посидели по домам и подождали, что будет дальше, — но потом вернулись к работе. Правда, была еще история: когда война заканчивалась и немцы отступали, мы планировали бегство на Запад, в Париж, где у Мильтиниса были связи, знакомства и вообще практически дом.
- А почему хотели бежать, боялись войны?
- Скорее неизвестности — непонятно было, чего ждать. И на фронт не хотелось. К тому же это было желание Мильтиниса, он считал, что в Париже лучше, чем в Москве. А я просто хотел быть рядом со своим режиссером, а где — мне было все равно. Я рассуждал так: «Куда он, туда и я». Немцы отступали, мы двинули на Запад, дошли до Жемайтии (регион на западе Литвы. — Прим. ред.), и тут линия фронта сдвинулась, советские войска нас догнали. Мы решили вернуться домой в Паневежис.
- Как вам кажется, прибалтийская актерская школа отличается от других национальных школ?
- Я могу говорить только за себя. Меня часто упрекали в том, что я не умею играть, веду себя как в жизни: сказывалось влияние Мильтиниса, я иначе не умею. При этом важно понимать, что, стараясь быть человеком на сцене или в кадре, а не артистом, я не играл все время самого себя. Это принципиальный вопрос: если я на сцене, я не Донатас, а другой человек. На сцене нельзя быть Донатасом.
- В кино вы начали сниматься относительно поздно, в 40 лет. Как вы попали в кинематограф?
- Уже и не помню: кто-то меня заметил, дал пинка в спину, и раз — я уже перед камерой.
Изначально роль Ладейникова в «Мертвом сезоне» должен был играть Вячеслав Тихонов, однако в итоге позвали Баниониса — он был больше внешне похож на прототипа своего героя
- Сложно перестраиваться на кино после многолетнего стажа в театре?
- Сложно и очень неприятно. Сниматься хотелось, но игра в кино очень отличается от театральной: этого нельзя, того нельзя, повернуться лишний раз нельзя, опереться спиной — тоже, потому что ты работаешь на камеру. Но ничего, я привык и в итоге очень много снимался в кино по сравнению с другими литовскими актерами, особенно театральными.
- Какой фильм сейчас вспоминаете чаще всего?
- Боже, я их десятками помню, и не сказать, чтобы какой-то врезался в душу сильнее других. Наверно, если бы пришлось выбрать один, я бы назвал «Адам хочет быть человеком» Жалакявичюса, просто потому, что это моя первая большая роль в кино. Еще один важный фильм того же режиссера — «Никто не хотел умирать», в котором я играл председателя сельсовета Вайткуса.
В «Кентаврах» Жалакявичюса Банионис сыграл президента латиноамериканской страны, против которого готовится военный заговорИ эта роль принесла вам всесоюзную популярность.
- Пожалуй, да.
- Успех умножился, когда вы снялись в роли разведчика Константина Ладейникова в детективе «Мертвый сезон», именно после этого фильма вы пополнили ряды кумиров советских телезрителей. Известно, что на эту роль вас утвердили не сразу — расскажите, как вас выбирали?
- Не совсем так. Пробы прошли удачно, и меня утвердили на роль. Но уже в процессе съемок, когда было снято довольно много материала, сценаристы поставили мою кандидатуру под сомнение. Им показалось, что я не подхожу из-за внешности. Существовал штамп, что советский разведчик — это такой высокий стройный светловолосый красавец с голубыми глазами. Не с внешностью обычного человека, как я, а с особыми чертами разведчика. Так, чтобы он шел по улице, и все сразу понимали — разведчик идет! Зритель есть зритель, и у него часто бывают дурацкие представления о кино.
Ситуацию спас бывший разведчик Конон Молодый. Он был прототипом Ладейникова, именно по мотивам его биографии был написан сценарий «Мертвого сезона», а на съемочной площадке он работал консультантом. Мы довольно много общались с ним во время съемок, я смотрел на него и старался поймать, как он себя ведет, чем руководствуется, как разговаривает, чтобы передать это в кадре. Мы даже внешне были немного похожи. Он за меня заступился, сказав, что играть Ладейникова должен я и никто другой.
- Существует байка, что президент России Владимир Путин решил стать разведчиком, после того как посмотрел «Мертвый сезон» и вдохновился вашим персонажем.
- Я слышал об этом, но не могу ни подтвердить, ни опровергнуть. Мы тепло общались, когда я однажды был в Кремле на официальном мероприятии, но я его про эту историю не спрашивал, и он ничего не говорил.
В «Змеелове» Банионис сыграл редкий типаж — советского мафиози
- Одна из самых известных ваших ролей — Крис Кельвин в «Солярисе» Тарковского. Сегодня Тарковский — культовый режиссер и, во всяком случае, в России воспринимается как непреклонный авторитет, символ свободного творчества. А как вы к этому относитесь?
- Мне не близко это отношение к Тарковскому. Безусловно, он очень талантливый режиссер, и работать с ним было интересно. Мы не сразу сработались и не легко нашли общий язык, но в итоге, мне кажется, все получилось, и Тарковский моей работой остался доволен. Но он не был главным режиссером моей жизни.
Банионис с женой и сыном, 1989 годА кто был?
- Витаутас Жалакявичюс, конечно. Первый и самый важный.
- Кем вы себя сегодня ощущаете: литовским или все-таки советским человеком?
- Я литовец. Даже в советское время думал так же, и Литва для меня была прежде всего Литвой, а уже потом — советской Литвой.
- Было ли что-то в СССР, по чему вы сейчас скучаете?
- Ни по чему не скучаю. Но и ругать ничего не хочу: я жил при советской власти, начал работать в театре, снимался в кино. Не на что жаловаться, все было хорошо.
- А сегодня за новостями из России следите?
- Я не дурак, чтобы не интересоваться тем, что происходит в мире, и не следить за новостями. Но не сказать, чтобы эти новости меня слишком волновали.
- Как вы справляетесь с технологическими новинками — телефонами, интернетом?
- Мне все это интересно, и я более-менее в курсе. Пользуюсь мобильным, заглядываю в интернет — но не живу в нем и не схожу от него с ума, как некоторые. Но, если честно, я понимаю, что это все уже не про меня и не для меня. Не успеваю за новостями, да мне и не очень интересно. Это все новый мир, а я все-таки из старого.