Ник Найсли и психоделия yesterday

Есть такой несносный штамп — «опережает свое время» (про музыку в таких случаях обычно еще пишут, что это музыка будущего — хотя, конечно, ни к какому реальному будущему она, как правило, отношения не имеет, являясь проекцией будущего принципиально неосуществимого). Про то, что кто-то от своего времени отстал, почему-то говорят гораздо реже — видимо, потому что, цитируя еще один несносный штамп, время не ждет, и кто остался позади, сам виноват. Меж тем это очень несправедливый расклад — потому что люди, отставшие от своей эпохи, способны творить удивительные вещи, в ретроспективе не менее ценные, чем сотворенные теми, кто за эпохой гнался. Именно такой казус являет собой музыка человека по прозвищу Ник Найсли.

Сам Найсли, вообще-то, требовал, как бы наглядно умаляя свои достоинства, чтобы его сценическое имя писали со строчных букв, но мы в этом смысле просим у артиста прощения. У него вообще многое в жизни было шиворот-навыворот. С самого начала: Найсли (по паспорту Николас Лориен) родился в Гренландии — на полдороге в Америку, куда в не самый подходящий момент решили сплавать из Англии его родители. Ребенком он очень любил классику — забирался четырехлетним на табуретку и во всю глотку требовал Моцарта, пока ему не включали пластинку. А потом пришли 60-е — и для Ника не ушли никогда. Он начал слушать пиратское радио. Проникся Free, Jethro Tull, King Crimson — забавно, к слову, что именно ими, поскольку музыку его к этим группам никак не возвести. Естественно, без памяти влюбился в The Beatles и конкретно в ленноновскую «Cold Turkey». Купил первую гитару, начал поигрывать в локальных группах (рос Найсли в провинции с почти карикатурным названием Хертфордшир). Потом переехал в Лондон учиться в колледже. Собрал группу вместе с бывшим фанатом Status Quo. Они сыграли несколько концертов — тут бы все и закончилось, если бы гитарист не работал в банке и не прознал про хороший кредит, на который Найсли приобрел себе четырехдорожечный магнитофон. Впрочем, и это не бог весть какая подробность — в начале 80-х все так делали. За одним исключением — музыку Найсли сочинял и записывал вот такую.

«DCT Dreams» (первый сингл Найсли)

Начало 80-х в Англии, понятно, было временем постпанка — и постпанк брал в оборот все возможное прошлое, и шестидесятническую психоделию в том числе. Найсли, однако, отличался — тем, что он не брал шестидесятническую психоделию в оборот. Он ей — в ней — жил. Конечно, в «DCT Dreams» обаятельная дешевая синтетика, которая в те времена была очень распространена, и на минимал-вейв это вроде бы похоже, но в целом эта песня совершенно не из 80-х — Найсли именно что опоздал, лет на 15; ему бы куда-нибудь в 69-й, куда-нибудь рядом с Сидом Барретом и песней «Strawberry Fields Forever» (собственно, как только у Ника появились возможности, он сильно расширил палитру звуков). Найсли понимал психоделию именно в исконном ее смысле — как безграничное поле возможностей, как исследование измерений звука и сознания, как радостный поход в радужное запределье (разумеется, Найсли ел вещества, хоть об этом и мало где упоминается — видимо, это как бы само собой). Его музыка и берет своей неприкаянной незамутненностью — она явно понимает, что попала куда-то не туда, но ей все равно хорошо, потому что путешествие продолжается. В Лондоне Ник поселился в полусквоте, в комнате под ним обитал басист не последней (хоть и не первой) постпанковой группы Alternative TV — сосед абсолютно не возражал, когда Найсли над ним дубасил по установке, но, наверное, сильно недоумевал, отчего он играет такую музыку.

«DCT Dreams» был первым синглом Найсли, выпущенным очередным крошечным лейблом, которые тогда появлялись в огромном количестве. С ним еще случилась такая история: как-то Ник проснулся очень рано, потому что соседи его, у которых все еще продолжалась вечеринка, громко слушали Сан Ра. Найсли плюнул и пошел сидеть с ними. В этот момент в дом ударила молния; кирпичи начали обваливаться по дымоходу и высыпались в камин, который находился аккурат в комнате Ника. Ими была завалена кровать, стол — но пачка новых синглов осталась нетронутой. Найсли решил, что это судьба — и ошибся.

«Treeline» (би-сайд к «DCT Dreams»)

Ему патологически не везло с бизнесом. Скажем, «DCT Dreams» никто не услышал в Англии — зато услышали в Голландии, где песня даже стала небольшим радиохитом; но британское авторское общество регистрировало только авторов, у которых было минимум три выпущенных записи, и за свой небольшой успех Найсли ничего не получил. Потом ему назначили встречу основатели только появившегося лейбла 4AD, Ник решил, что музыканту положено иметь менеджера, подобрал с собой приятеля — но тот накурился до такого свинского состояния, что им отказали в контракте почти сразу после того, как они вошли в офис. В общем, все не складывалось. В декабре 80-го Найсли в отчаянии продал портостудию, чтобы оплатить несколько часов времени в студии настоящей. И тогда-то и записал свою главную песню — «Hilly Fields (1892)». Это, мне кажется, и правда маленький шедевр. Кто-то из тогдашних журналистов даже написал, что это лучшая психоделическая вещь со времен «Strawberry Fields Forever» — и может статься, что был прав. Вероятно, сохрани Сид Баррет к 80-му году желание и возможность делать музыку — она бы звучала как-то так.

«Hilly Fields (1892)»

Энди Партридж, лидер группы XTC, признавался потом, что, когда впервые услышал «Hilly Fields», подумал: «Это же ровно то, что всегда хотел сделать я!»; и именно из этой записи во многом впоследствии вырос альбом XTC «The Dukes of Stratosphere». Начинающий тогда музыкант и продюсер Тревор Хорн тоже этой вещью страшно вдохновился — они с Найсли даже встречались, но сотрудничество не сложилось. А еще в «Hilly Fields» вроде как имеет место первый в истории скрэтч, сделанный белым человеком, — но я лично его там не слышу. Нику продолжало не везти: выпустить «Hilly Fields» подписался большой лейбл EMI — тут бы и сделать наконец карьеру, но Найсли опять решил, что без менеджмента никак нельзя, ткнул пальцем в телефонную книжку, и в итоге импрессарио обворовали и его, и лейбл, и контракт был разорван. У Ника кончились деньги и не было инструментов. Порой он попадал в студию и даже пытался что-то писать — но всякий раз ему заново приходилось осваивать оборудование, и ничего не получалось. С середины 80-х по конец 90-х он занимался черт знает чем — играл в ресторанах, работал на плохих работах; в одном из интервью он даже утверждает, что вместе с приятелем анонимно основал в конце 80-х хаус-проект и повлиял на становление танцевальной музыки — но почему-то кажется, что врет. В общем, тут бы и конец истории — но не тут-то было: Найсли всегда относился ко всему страшно легко — поэтому, видимо, и не сдался. В 98-м он провернул выгодную сделку с недвижимостью, наконец-то купил себе новую портостудию и через пятнадцать с лишним лет после выхода своего второго и последнего сингла дописал наконец дебютный альбом «Psychotropia». Вышел он еще через пять лет — но какая, в сущности, разница? Все равно звучит он так, будто сделан в 82-м. А точнее — в 69-м.

«Psychotropia» (титульная вещь альбома)

«Heaven’s Gate»

Случай Найсли интересен еще и вот в каком смысле: это очередное доказательство того, что история всегда повторяется — даже с музыкой будущего. Ник Найсли — это же, по сути, такой Ариэль Пинк начала 80-х: он тоже стремился влезть в эпоху, до которой мало кому было дело; его музыка тоже звучит как попытка в своей спальне восстановить ощущения от пиратских радиостанций, услышанных в детстве. И в этом смысле характерно, что с Найсли происходит сейчас. Какие тут теоретически могут быть варианты? Первый: Найсли выращивает садик в каком-нибудь Хертфордшире и не помышляет о музыке. Второй: Найсли открыли заново, и теперь он почетный гость на модных фестивалях. На деле — ни то, ни другое. То есть на фестивалях он играет — но сугубо на профильных, вместе с прочими группами, о которых не то что все забыли, но никто никогда и не вспоминал. А главное — в процессе сбора материала для этого текста я набрел на эпилептический фан-сайт Найсли, который сообщает, что этой весной у Ника должен выйти новый — второй по счету — альбом «Space of a Second». С одной стороны — с ума сойти; ну куда, казалось бы. А с другой — все ведь логично. И даже очень показательно, что такой человек возвращается в строй в конце нулевых — когда уже невозможно отстать от времени или опередить его, потому что вся музыка и все эпохи существуют вместе. И времени больше нет.