Джексон Си Фрэнк и хромая судьба

Прежде всего — это совершенно гениальные песни. Их совсем немного — полтора десятка, если брать официально оформленное наследие; в два раза больше, если брать все записи, что от автора остались вообще, — но почти все из них, стоит раз к ним прислушаться, остаются с тобой навсегда. В мире вообще не так много было и есть людей, которые умеют полностью высказать бытие, вооружившись одной акустической гитарой, — Дилан, Пол Саймон, Коэн, Ник Дрейк (который, к слову, не одну песню Фрэнка перепевал), Марк Козелек, Джейк Текрей, Эллиотт Смит; ряд можно продолжить, но по всем параметрам Джексон Си Фрэнк должен стоять в этом ряду на одном из первых мест. Это классик, безоговорочная величина, и, по идее, о нем вообще не должно быть смысла писать представляющий текст — как нет смысла пересказывать биографию Дилана. Однако ж то, что про Фрэнка, насколько я сумел найти, нет толком ни одного текста на русском — это в своем роде симптоматично; не для условных «нас» причем, а для биографии самого Джексона. И если для того, чтобы пережить эти песни, совершенно необязательно знать, кем был человек, их сочинивший, то для того, чтобы их понять, узнать о нем все-таки будет не лишним.

В 54-м, когда Джексону Си Фрэнку было 11 и он жил в маленьком городке Чиктовага в штате Нью-Йорк, в котельной, отапливающей его школу, произошел взрыв — и деревянная пристройка, где у класса, в котором он учился, был урок музыки (таких странных, как будто саркастических совпадений впоследствии будет немало в жизни музыканта), моментально заполыхала. 15 одноклассников Фрэнка сгорели, он остался жив. Его охваченную огнем спину забросали снегом; его тело было серьезно обожжено (лицо при этом почти не пострадало); он пролежал в больнице 7 месяцев — и с тех пор его всю жизнь сопровождала боль. Именно в эти семь месяцев Фрэнк научился играть на гитаре и решил стать музыкантом — и именно этот пожар навсегда остался для него самым страшным воспоминанием в жизни; именно из-за него у Фрэнка поломалась психика. К тому же через два года после пожара его мать отвезла Джексона в Грейслэнд, где Элвис, которого мальчик боготворил, не только пожал ему руку, но даже пригласил в дом и познакомил с родителями — и тут уж, видимо, Фрэнк все окончательно понял про свое предназначение.

Дальше все было, как обычно: Фрэнк переехал в Баффало и начал играть там по клубам с местными фолковыми и блюзовыми группами (в частности, у него был совместный ансамбль с Джоном Кеем, будущим лидером Steppenwolf) — но обычного в жизни Фрэнка было немного, и этот период быстро закончился. В 21 год он получил в свое распоряжение полную сумму государственной страховки за травмы, полученные при пожаре, — 80 тысяч долларов, несусветные по тем временам деньги. Начал кутить, купил машину, попутешествовал по стране — и вскоре сел на пароход «Королева Елизавета» и отправился в Англию. Из раннего добританского периода осталось всего лишь несколько кавер-версий народных песен с дикими помехами; скорее исторический документ, чем что-то еще.

«Jesse James»

Зачем Фрэнку нужна была Англия, версии расходятся — в биографии Джексона вообще немало темных пятен. По энциклопедическим данным, Фрэнк ехал в Лондон, чтобы погулять и приобрести новую красивую машину — а уже на месте обнаружил свингующую молодежь и влился в новую музыкальную жизнь. По словам его тогдашней девушки Кэтрин Хенри, он сорвался через океан за ней — их отношения стали очень нервными, она решила с ним порвать, купила билет на пароход и вознамерилась отправиться в Англию. Когда Джексон об этом узнал, он немедленно купил билет на тот же пароход себе. Надо сказать, что эта версия кажется куда более правдоподобной. Во всяком случае, принято считать за факт, что именно во время плавания на «Королеве Елизавете» Фрэнк написал свою первую и главную вещь, «Blues Run The Game», которую потом примеряли на себя полтора десятка важных людей, — и она совсем непохожа на сочинение человека, который едет с полным кошельком за новым автомобилем. Скорее уж — на песню человека, зависшего между двумя жизнями, и первая была не то чтобы очень, а вторая не факт, что будет лучше. Кэтрин вспоминает, что всю дорогу они с Фрэнком бесконечно напивались, — и про это в «Blues Run The Game» тоже есть.

«Blues Run The Game»

Тем не менее, когда Фрэнк приехал в Англию, он действительно обнаружил перед собой свингующий Лондон — и неудивительно, что он окунулся в его жизнь так глубоко, как только мог: у него были деньги, у него был талант, а больше от него вряд ли что-то требовалось. Кэтрин через четыре месяца уехала (а еще через некоторое время сделала в Америке аборт), а Джексон остался — он был нужен Лондону, Лондон был нужен ему. Он перекрашивался в блондина, он ходил по городу в полосатом пиджаке, с котелком на голове и зонтом под мышкой. Он завел роман с Сэнди Дэнни и фактически выписал ей путевку в жизнь. Он снабжал деньгами промоутеров клуба Cousins, возивших в Лондон лучших людей нового американского фолка, и кормил там же бедствовавших Берта Янша и Джона Мартина. Он жил в одном доме с Полом Саймоном и Элом Стюартом — в доме девушки по имени Джудит Пайп, которая построила всю свою жизнь, помогая людям, нуждающимся в жилище. Он, видимо, был счастлив — хотя в воспоминаниях о тех временах Фрэнк все равно предстает человеком странноватым и не слишком компанейским. Он писал песни — и в 65-м под присмотром того же Саймона и при небольшом участии того же Стюарта записал свой первый и единственный альбом.

«Don’t Look Back»

С записью тоже была странная история. С одной стороны, почти весь альбом сделан за несколько часов, с одного-двух дублей (при этом в песне «Milk and Honey» Фрэнк спел вместо «четыре сезона» «три» — так и осталось). С другой, в процессе выяснилось, что сидеть перед микрофоном за стеклом просто так Фрэнк не может. Он потребовал окружить себя со всех сторон белыми холстами, чтобы записывающие не могли его видеть; после того, как Саймон говорил заветное слово и нажимал на кнопку, обычно следовала трехминутная пауза — Джексон собирался с силами. В итоге получились 10 песен — и одна из лучших записей в жанре «человек, его гитара и его жизнь» в истории музыки. Формально говоря, альбом «Jackson C. Frank» вполне вписывается в череду канонических фолк-записей, которые в большом количестве повыходили в первой половине 60-х. Содержательно — содержательно это, по-моему, немного другое. У Фрэнка удивительный голос, который как будто жалеет тебя, не жалея себя; кажется, именно его во многом пытаются воспроизвести Хосе Гонзалес и прочие успокоительные барды — и у них не вполне получается, потому что за успокоением у Джексона всегда кроется бездна. У Фрэнка какой-то крайне спокойный, фатальный стиль игры — он почти не бьет по струнам, он перебирает и цепляет их так же бережно, как произносит слова. И внутренний мир у этих песен очень свой, и он, в общем, сводится к тому, что — все будет так, исхода нет. Если сравнивать с теми же Саймоном с Гарфанкелем — да, у них тоже есть эта печальная жизненная мудрость, но есть и чистая радость, молодость, надежда; и да, взгляд Дастина Хоффмана в финале «Выпускника» свидетельствует, что ничего хорошего, скорее всего, уже не будет, но все-таки пока они едут, и на крик матери «Уже поздно!» дочь еще может ответить: «Не для меня». Песни Джексона Си Фрэнка могли бы играть в голове у героя «Выпускника», если бы он обнаружил, что свадьба уже давно состоялась и ничего уже не изменить, — и если бы принял это как должное.

«I Want to Be Alone (Dialogue)»

В Англии альбом Фрэнка оценили, в Америке приняли к сведению и взялись выпустить — и тут у Джексона начали кончаться деньги. Он пытался зарабатывать концертами, но этого не очень хватало, да и публика все больше предпочитала акустике электричество. Он попытался вернуться в Америку, но там пластинка совершенно не продавалась, и контракт с ним был разорван. Когда он вновь приехал в Англию, стало понятно, что с ним что-то не то. Вместо своих тихих песен на концертах он начал играть что-то громкое, агрессивное, бесформенное и невыносимое — для его привычной публики, по крайней мере. В репортажах писали, что по нему плачит кушетка у психоаналитика; у него началась депрессия. Он снова уехал в Америку, где жил на роялти и пособия. Женился на бывшей английской модели (ее, кстати, звали Элейн — прямо как героиню того же «Выпускника»). У них родился сын, а позже дочь. Когда сын вскоре умер от кистозного фиброза, Фрэнку стало совсем плохо — и его поместили в психиатрическую клинику.

Сведения про то, что с ним было в последующие 20 лет, во-первых, немногочисленны, а во-вторых, разнятся — оно и понятно: в начале 70-х прошел слух, что Фрэнк умер, и многие поверили. Он лежал в психушке. Выходил оттуда. Жил с родителями. Жил в Вудстоке в одном доме с вернувшимся из Вьетнама инвалидом, у которого тоже было не все в порядке с душевным здоровьем и который выгнал Джексона, когда он перестал платить, а потом встретил Фрэнка на улице обросшего и замерзшего — и пустил обратно. Достоверно известно, что где-то в середине 70-х он взял себя в руки и начал записывать второй альбом — но когда понес песни на лейблы, там ему отказали, мотивировав это тем, что такую музыку никто не покупает. Может, они и были правы. От той записи осталось пять вещей; все совершенно невероятные — и еще более горькие и неизбывные, чем первый альбом.

«Marlene»

«Prima Donna of Swans»

Депрессия и травмы, полученные от пожара, снова взяли свое — и Фрэнк опять угодил в больницу. А потом опять переехал к родителям. А потом в 84-м, когда его мать легла в больницу на операцию, отправился в Нью-Йорк на поиски старого друга Пола Саймона. К тому моменту, когда мать вернулась домой, Джексон уехал, не оставив никаких контактов. Сначала ей приходили банковские отчеты из Баффало. Когда перестали — она решила, что ее сын мертв. На самом деле, до Нью-Йорка Фрэнк добрался — но к тому моменту у него опять кончились деньги, и он стал бомжевать. Время от времени его забирали на лечение в клинику, время от времени выпускали — и он жил на улицах, получая горячий чай и одеяла от сердобольных пакистанцев, роясь в мусорках и сдавая найденное скупщикам.

Но и на этом все не кончилось. В 70-х, иногда бывая в Вудстоке и пытаясь хоть что-то заработать, Джексон сдавал пластинки из своей коллекции в местный магазин винила. В 83-м одну из них — альбом Эла Стюарта с дарственной надписью Фрэнку — нашел местный коллекционер Джим Эббот. Хозяин магазина ничего про пластинку не знал, кроме того, что ее принес какой-то оборванец, — но Джим этот случай запомнил. А через несколько лет выяснилось, что их общий с Фрэнком знакомый получил от музыканта письмо с вопросом, не найдется ли в Вудстоке места, где он мог бы поселиться, — и Эббот решил помочь. Правда, перед отъездом из Нью-Йорка с Фрэнком случилось еще одно происшествие (и опять — будто бы над ним кто-то сверху решил поиздеваться): где-то в Квинсе кто-то выстрелил ему в голову — то ли случайно, то ли специально, — и попал в левый глаз, да так, что пулю без риска для жизни вытащить было невозможно. В Вудсток музыкант приехал еще и полуослепшим.

«Он был похож на человека-слона, — вспоминал потом Эбботт. — И с собой у него был только порванный старый портфель и сломанные очки». Фрэнк весил 130 килограммов, его гитару в принципе было невозможно настроить. Он поселился в однокомнатной квартире в Вудстоке и прожил там еще несколько спокойных лет — возможно, единственных спокойных лет своей жизни. Более того: он даже кое-что записал на домашнюю аппаратуру. И это, конечно, совсем уже песни мертвого человека; и поразительно слышать, как почерствел, огрубел, сбился его когда-то чистейший голос — но и среди этих вещей есть несколько сочинений высшего порядка.

«October» (запись 1994 года)

«The Spectre» (запись 1997 года)

На этом уже действительно конец. С одной стороны, странно, что с такой-то невероятной судьбой и такими-то песнями про Фрэнка до сих пор не сняли байопик. А с другой стороны, совершенно не странно. Потому что байопик — он все-таки предполагает какой-то героизм и какой-то торжественный финал. А в жизни Джексона ничего героического не было — не сказать даже, что в итоге к Фрэнку пришла заслуженная слава; да нет, не пришла. Просто жил-был человек, которому с детских лет было больно и плохо, который иногда писал песни, который мыкался, скитался, сходил с ума, пережил все, что можно пережить, и даже больше — и в конце концов умер в одиночестве в своей последней квартире от пневмонии и остановки сердца в марте 99-го. И все. Титры — и никакого послесловия, и никакого искупления.

Впрочем, прежде всего — это совершенно гениальные песни.

«Yellow Walls» (на гитаре здесь подыгрывает Эл Стюарт)

«My Name Is Carnival» (любимая песня самого Фрэнка)

«Just Like Anything»