10 лучших фильмов 2023 года: выбор Никиты Лаврецкого

Хоррор — жанр, требующий регулярных и радикальных апдейтов, ведь по-старому уже не страшно. Самые впечатляющие апдейты не драматургические (как постхорроры), а непосредственно визуальные. Режиссер Робби Бэнфич поставил первый хоррор-шедевр в эстетике любительской 4K-съемки. Эти найденные пленки не выглядят лоуфайно, не стилизованы под VHS, а вместо этого шокируют колюще-режущими созвездиями распадающихся пикселей, ослепительными вспышками высококонтрастного света и выпадающими на раскаленный песок кишками, которые можно рассмотреть до мельчайших подробностей. При этом вменяемее никакая высокая четкость это путешествие в адскую пасть не делает. К радости хоррор-гиков.

Еще один популярный жанр, который убивает вездесущая ностальгия, — хроники кинопроизводства. Оды зеленой траве прошлого, взгляд на собственную выдающуюся кинобиографию сквозь розовые очки (см. «Фабельманы», «Великая магия», «В паутине» — только из недавнего) не только не развлекают, но и не сообщают никакой полезной информации зрителю. Не спасает ситуацию ни дедовская ирония, ни плохо завуалированное бахвальство режиссеров этих фильмов. Другое дело — хроники кинопроизводства, снятые сквозь призму свежайшего реализма. Главная героиня «Не ждите слишком много от конца света» Раду Жуде работает не режиссеркой, а продакшен-ассистенткой. Проводит дни не на съемочной площадке среди непокорных звезд, а за рулем авто в пробках, набирая труппу для корпоративного видео из числа калек, пострадавших на работе. Собственные художественные амбиции у нее тоже есть — но не снять какой‑нибудь пленочный капустник «как в последний раз», а зло высмеять мужлана-инфлюэнсера Эндрю Тейта в своих пародийных тиктоках. Понятно, что «кино о кино» — все еще нишевый жанр для интересующихся, но правдивее, острее и циничнее в этом жанре в этом году никто не высказывался.

Пиковое развлекательно-зрительское кино 2023 года — неожиданный микс из пародии на японский супергеройский боевик (герои обладают никотиновыми суперспособностями), всерьез шокирующего хоррор-альманаха (в фокусе — неснимающийся шлем и заклинивший древесный шредер) и уютной баллады об апокалипсисе. Еще пару лет назад режиссер Дюпье растягивал один анекдот для двух идиотов и гигантскую муху на полтора часа, а теперь осыпает зрителей гэгами, экшном и оборванными на полуслове остроумными находками как самый щедрый благотворитель. Все бы режиссеры так проставлялись!

Не всякое отличное кино — про прыжки режиссера выше головы или про радикальное новаторство. Иногда для первоклассного развлечения на три часа в кинозале хватает классики, скажем, старого доброго психологического реализма: Мартин Скорсезе без особых изысков рассказывает историю бессмысленных и беспощадных гангстерских убийств столетней давности, и оторваться в который раз невозможно. И это при том, что какие‑то энергичные мазки камерой возникают лишь изредка, бандитской удали и романтики не завезли с порога, а главный герой — откровенный тупица без второго дна. Хейтеры говорят, мол, затянуто, но они, кажется, просто не в курсе, что те же самые тру-крайм-романы Би-би-си растягивают на шесть часов, а «Нетфликс» — на все десять. Скорсезе, уместившийся в три, да еще и насытивший свой роман дорогущими декорациями и костюмами (особенно в сравнении с телевидением), максимально постарался зрителей развлечь.

Культовая в узких кругах высоколобых синефилов режиссерка Келли Рейхардт впервые в своей карьере сняла практически чистую кинокомедию. Усталая вузовская работница готовится к персональной выставке в крошечной локальной галерее. На ее пути встают раздражающе-деловитая коллега-арендодательница, раздражающе-расслабленный коллега-красавчик и брат-шизофреник, раздражающий тем, что переживает обострение. Наверное, не все зрители смогут в полной мере оценить эту комедию нравов из специфической сферы американских гуманитариев, но ее исключительная уморительность и трагичность связана именно с тем, что богатый опыт преподавания и создания искусства для узкой аудитории был перенесен режиссеркой на экран без лишних разжевываний и гротескных преувеличений. Зрителю нужно сделать усилие для шага навстречу, но в итоге так гораздо интереснее и смешнее.

И все-таки самые угарные комедии не те, в которых точнее всего переданы узнаваемые типажи, а те, где эти типажи помещены в эпицентр самого безжалостного конфликта. Джесси Айзенберг сначала рисует два очень осязаемых и выпуклых персонажа из числа худших людей на земле — циничную менеджерку шелтера для жертв абьюза, обладающую манипуляторскими наклонностями, и ее сына-подростка — самовлюбленного и претенциозного стримера-инфлюэнсера. И затем сталкивает их лбами, заставляя соревноваться в специфическом спорте «кто из нас двоих более праведен». Это уже не рядовое сандэнсовское инди под маркой A24, а выдающаяся трагикомичная повесть, по которой потомки будут изучать 2020-е.

Типажи и нравы постироничных 2020-х когда‑нибудь можно будет изучать и по фильмам чилийца Себастьяна Сильвы. В последних работах он демонстрирует прямо-таки пугающий талант бесшовно соединять смешное и страшное, раздражающее и трогательное, а самое главное при этом — лишать зрителя понимания, какого именно отношения требует происходящее на экране. В новой, тонкой до степени отпугивания зрителя трагикомедии «Истлевший на солнце» Сильва играет самого себя — исписавшегося к сорока годам режиссера, целыми днями злоупотребляющего анальгетиками и несмешно прикалывающегося на тему суицида. В какой‑то момент Сильва становится в позу Тома Сойера, воображая о том, как он умрет и все будут плакать, но оказывается, что он умрет, а все останутся равнодушными, как были. Вот она — величайшая трагедия эпохи инфлюэнсерства.

В нулевые было принято сетовать, что соль кинодвижения мамблкорщиков (или в переводе Романа Волобуева «бормотологов») — в том, чтобы снимать DIY-кино на бытовые приборы про себя любимых за неимением более интересных людей. Более благосклонные критики обвиняли этих же режиссеров не в нарциссизме, а в натурализме: дескать, соль безбюджетного кино — в изображении реальности без прикрас и драматургических условностей. В 2023 году стало окончательно ясно, что все современники (да и сами режиссеры-мамблкорщики) были неправы в своих оценках. Суть этого движения, как и любых новых волн до них, заключалась в свободе — в свободе снимать без оглядки за плечо на кого‑либо и привилегии искать новые идеи за пределами номенклатурно-индустриальной тюрьмы. Ныне круг завершен: «Барби» мамблкорщицы Греты Гервиг разорвала прокат, мамблкорщики Сафди сами снимаются у Нолана и снимают Адама Сэндлера в новой классике, а «бормотологи» калибром поменьше (Дэвид Лоури, Адам Уингард) просто снимают рядовые голливудские блокбастеры (про Годзиллу, про Питера Пэна).

Самым же выдающимся «бормотологом» 2023 года стал Шон Прайс Уилльямс — кинооператор по первой профессии, подаривший радикальные изобразительные решения (как пленочные, так и цифровые) чуть ли не всем звездам американской инди-режиссуры XXI века (от Сафди до Феррары), а в своем сольном режиссерском дебюте решивший доказать, что бесстрашное DIY-кино о духе времени вовсе не обязательно должно быть про молодых бездельников, сидящих и разговаривающих на диване. Его «Сладкий восток» — это и триллер про панков-экстремистов, и боевик про катастрофичные киносъемки, и миниатюрная «Лолита», и «Алиса в Стране чудес», и «Улисс» с одиссеей по тайной трамповской Америке. Словом, самое пестрое и изобретательное кино года, наделяющее само слово «мамблкор» совершенно новым и неожиданным значением.

В курсе ли вы, что Майкл Сера за последнее десятилетие укрепился в статусе великого артиста? Героя нашего времени, лудомана Эрика из «Взрослых», Сера играет в своей неповторимой манере, когда серьезные вещи проговариваются с циничной ухмылкой, а на стебе и подколках начинают предательски блестеть глаза. Классические мамблкор-фильмы превращали диалоги в трудноразличимую кашу из запинок, слов-паразитов и дефектов записи, чтобы подчеркнуть трудности в коммуникации между близкими людьми. У режиссера Дефы герой и две героини используют для общения выдуманный в детстве язык, пародии на Мардж Симпсон и совместный танец из «Банды аутсайдеров» Годара. Это трагедия не невнятности речи, но ее незаурядности. Нежность и тепло в кадре возникают не благодаря, а абсолютно вопреки многим слоям искусственности в коммуникации — совсем как в наших с вами постироничных жизнях.

Большая часть фильмов о радостях и горестях творческого процесса тяготеют либо к ностальгически-слащавой фальши, либо к циничному реализму. Стивену Содербергу удалось невозможное — снять реалистичный фильм о режиссуре, не сглаживающий капиталистические трудности, но при этом в нужный момент спеть бесстыдную поп-оду радости самовыражения. Вероятно, весь секрет в том, что герой-режиссер в его фильме — не какой‑то там кинематографист, а бывший стриптизер, занятый в постановке стриптиз-мюзикла по заказу флиртующей покровительницы с бездонным кошельком. Как и его экранное альтер эго, все возможные ходы, отдающие претенциозностью, режиссер Содерберг отвергает на корню. Это чистое кино о чуде кино без всяких дурацких предубеждений.