перейти на мобильную версию сайта
да
нет

Канны-2012 Мунджу, Гарроне, кризис церкви, канадские хипстеры

Архив

На побережье возле русского павильона стоят человек двадцать и каноном поют «Марсельезу», Круазетт перекрыли из-за толпы нарядных людей в вечерних костюмах и каких-то фриков в разноцветных париках, притом последние фактически стоят друг у друга на головах. В глаза бросаются две старушки с картонками, на которых написано «Дайте билеты, мы — пенсионерки», и японские школьницы в блестящих платьях. Показывают, если что, «Мадагаскар-3», а все эти люди ждут, пока выйдет Бен Стиллер.

С другой стороны Пале тоже толпа, но уже поприличнее. Это очередь на антирелигиозный памфлет про лесбиянок Кристиана Мунджу. «За холмами» удивительным образом очень похож на «Реквием» Шмида, но только если у Шмида был, строго говоря, угрюмый реалистический роман, у румына — монументальное высказывание на тему кризиса церкви. Девушка приезжает к подруге детства, с которой они выросли в детском доме, но теперь одна живет в Германии, а другая — в женском монастыре, где молится, крестится, постится, называет святого отца папой и говорит, что в сердце у нее теперь живет Господь. Героиня сначала пытается донести до нее простую мысль, что не стоит заниматься чепухой, а надо, как раньше, любить друг друга и спать вместе, но когда и ее пытаются прогнуть под церковные порядки, начинает вполне закономерно впадать в бешенство, плавно перетекающее в приступы эпилепсии. В церкви охают и начинают изгонять из нее демона.

Про Мунджу всегда было подозрение, что в своих лучших проявлениях он немножко жульничает, но тут он жульничать перестает и начинает снимать честный и доходчивый манифест, заметно теряя значительную долю своего обаяния. И при всех очевидных достоинствах вроде прекрасных актрис, безупречного ритма и того факта, что «За холмами» — гораздо грандиознее, чем кажется, надо представлять себе, что это выход убежденного атеиста, который два с половиной часа будет экзальтированно вбивать в слушателей одну и ту же мысль: церковные устои мало чем отличаются от фашизма, только фашизм уничтожен, а церковь — почему-то нет, рознящиеся ценности уничтожают любовь, Бога нет, а если и есть, то какое ему дело до нас, грешных.

Критика религии, но уже в меньших масштабах есть и у Гарроне в «Реальности», заявленной как исследование природы личности участников реалити-шоу, а по факту — замечательное кино про то, как вредно увлекаться высокими идеями. Герой (Аньелло Арена) — торговец рыбой, которого жена и дети насильно затащили на кастинг итальянского «Большого брата». Он в ответ сначала кокетничает, а потом начинает считать участие в телешоу смыслом своей жизни, немножко трогается умом, пытаясь докопаться до главной звезды телешоу, ходит к разным людям с вопросом «А надо ли это мне?», продает свою лавку и в конце концов начинает раздавать бедным мебель из дома, считая, что организаторы шоу за ним следят, а если он будет вести себя хорошо, то его обязательно возьмут. Реалити-шоу как культ — метафора, прямо скажем, не самая новая, но у Гарроне помимо очевидного желания подразнить институт церкви получается наглядный портрет последовательной деконструкции личности. Героя окружают в разной степени неприятные безумцы в диапазоне от веселой толстушки в розовых платьях до Очень Жирного Человека и пары, которая едет на свадьбу в золотой карете. И сколько бы итальянец ни пытался смягчить обстановку шуточками и дурацкой музыкой, довольно быстро становится понятно, что человек сам по себе с ума не сходит, а виноваты в этом окружающие, которые вместо того, чтобы в определенный момент сказать: «Ты что, сдурел?», поощряют его нездоровые увлечения. Нельзя подменять реальность идеями, верить в судьбу и знаки, доверять окружающим, и вообще-то, если честно, реальность тоже понятие переоцененное — и объяснять все это в формате мейнстрима, что ж, довольно здорово. Впрочем, сидевший рядом британский критик Брэдшоу, который за двадцать минут до сеанса отдавал указания заспанному подчиненному: «Well, now you have twenty minutes to work, enjoy!», уснул на пятнадцатой минуте.

None

Тем временем «Laurence Anyways» популярного канадского режиссера Ксавье Долана какой-то совсем невыносимый. Это фильм про то, как мужчина решил стать женщиной и признался в этом своей невесте, но рассказанный так, как будто автор считает себя как минимум Жорж Санд. Герой идет к своему решению долго и мучительно, проходя через разные трудности и невзгоды, рождаются дети, умирают родственники, люди на улицах оборачиваются и плюют вслед. Выглядит все максимально нарядно, к тому же, поскольку хронология тут занимает лет десять, каждый период жизни героя проиллюстрирован музыкальным альбомом, который вышел в том или ином году, отчего «Лоуренс» превращается в музыкальный клип на два часа сорок семь минут. У нее красные волосы и работа в рекламе, он — интеллектуал и любитель Пруста. Я не гей, ребят, мне просто женщины не нравятся. И понятно, что Долан — певец инфантильности, хоть и в сто тысяч раз грубее, например, Уэса Андерсона, но его юмор граничит с самолюбованием, а творческий метод — с манерностью. Это приблизительно как с картинами художников Пьера и Жиля — если налепить на фотографию блестки и поместить ее в золотую рамку, глядишь, сойдет за способ самовыражения. Многим, наверное, нравится, но когда Долан начинает иллюстрировать подростковое мироощущение формата «я не такой, как все» мужчиной на каблуках и набором музыкальных групп — ну что ж: хор безмолвствует, герой растерян.

None

Вообще, тут пока как-то не слишком весело. На «Дракулу», что ли, сходить.

Ошибка в тексте
Отправить