Канны-2012 Ханеке, Винтерберг, Кен Лоуч и бочонок виски

По слухам, старший Кроненберг ушел с середины режиссерского дебюта собственного сына, — красивая история, но наверняка вранье. По телевизору постоянно показывают Ханеке в черном пальто в пол, который просто ходит туда-сюда по Пале — «это Михаэль Ханеке, знаменитый австрийский режиссер, вы знаете его по картинам «Пианистка» и «Белая лента». На улице тем временем стоят дикие тысячи, у каждого в руках — картонка, на которой написано «Любовь», и это, как ни странно, не флешмоб, а просьба пустить на новый фильм знаменитого австрийского режиссера.

Про Ханеке, на самом деле, хочется либо пересказать все до последней детали, либо вообще ничего не рассказывать, кроме того, что на нем все так дружно ревут, что грех не присоединиться. Это, как выражаются студенты ВГИКа, даже не фильм, а опыт — притом какого-то дьявольского уровня совершенства. И с одной стороны, это очень продуманный удар по всем болевым точкам, а с другой — там вдруг появляется какой-то несвойственный автору идеализм и вынесенная в заглавие любовь. Что ж, это действительно фильм про любовь, притом любовь совершенную, доведенную до абсолюта, — не ту, где трогательные дедушка с бабушкой сидят на лавочке, а ту, где мочатся в постель и бьют по лицу, где насильно кормят кашей и говорят, глядя в потухшие глаза, ту, где человек последовательно превращается в живой труп, и единственное, что остается — воспитывать в себе нравственное мужество. Можно дальше продолжать в том же духе и, скорее всего, дойти до популярной в этом году темы выяснения отношений с богом, но это, как говорится, kills the performance. «Любовь» — конечно же, немного издевательство. Нельзя так выкручивать руки и намеренно резать по сердцу, добивая зрителя ночными кошмарами про смерть в коридоре, Шубертами и багателями Бетховена. Но когда в окно к героям залетает голубь — что, как известно, плохая примета, — дедушка его ловит и, аккуратно завернув в полотенце, нежно прижимает к груди: ну черт, черт, черт, никто же так больше не умеет. Все теперь говорят, что наградят либо Ханеке, либо Мунджу — но в таком случае почему бы просто тогда каждый год Ханеке не награждать.

К другим новостям — винтерберговская «Охота» не великое, но, что называется, очень крепкое кино. Мадс Миккельсен играет воспитателя детского сада, про которого отвергнутая поклонница лет четырех врет, что он к ней приставал. Город немедленно встает в позицию «J’accuse», Мадсу в окно летят камни, в магазине не разрешают купить бутерброд, убивают любимую собачку, все стараются ударить его по лицу. Противную девочку, которая не очень уверена в том, правильно ли она поступила, убеждают, что на самом деле все было именно так, просто она ничего не помнит. Притом Винтерберг многое нарочно не договаривает, опускает логические связки, аккуратно избегая любых категорических выводов, — и немножко разбалтывает конец, но нестрашно. «Охота» — в общем-то, история личного распада и бессилия в отношениях со злом, которое иногда может принимать форму четырехлетнего белокурого ангела, а по этим вопросам к кому еще обратиться, как не к Винтербергу.

Еще в конкурсе показывали «Долю ангелов» Кена Лоуча: сходить туда после духоподъемных человеческих трагедий — все равно что на каникулы съездить. Четверо шотладских гопников проворачивают аферу с бочонком виски, проданным на аукционе за полтора миллиона фунтов. Про Кена Лоуча тут вырисовывается удивительный парадокс: когда он снимает не про социалку, а про то, что действительно любит — а любит он футбол и виски (англичанин, что возьмешь), — получается какое-то чистое и очень глупое счастье. В «Доле ангелов», например, так заразительно шутят и выпивают, что смеешься уже даже не от того, что показывают, а просто от радости, а выходишь как в легком подпитии, когда хочется немедленно всех обнять, радоваться и прыгать. Фильм, к слову, заканчивается прекрасной фразой, которая довольно точно формулирует все, что здесь происходит, — «Fock it, let’s get wasted».