Русский дизайн изнутри Что делать с кириллицей

Действующие лица

Илья Рудерман

арт-директор РИА «Новости»

Юрий Гордон

сооснователь студии Letterhead

Юрий Остроменцкий

бывший арт-директор журнала «Большой город»

Гаянэ Багдасарян

сооснователь студии Brownfox

Что не так с кириллицей?

Илья Рудерман: Для обычного графического дизайнера все обстоит примерно так: пока я рисую с латиницей — все красиво-красиво. А как только я меняю буквы с латинских на русские — все становится ужасно-ужасно.

Юрий Гордон: Любой дизайнер в России, как только он хочет стать красивым, переходит на латиницу. Она по своему строю и по своей отделке действительно гораздо лучше. Она гармоничней, она сильней, она проще по конструкции. Она естественней.

Юрий Остроменцкий: Латиницу можно написать руками, а кириллицу нельзя. Ее можно нарисовать, но написать нельзя.

Гордон: Просто Кирилл и Мефодий были плохими дизайнерами. И, кроме того, на них легла совершенно непосильная ноша — сделать шрифт сразу. И потом еще Петр I сделал его — опять-таки сразу. А латиница развивалась равномерно. Мы живем в очень молодой письменности, которая себя еще не очень осознала. Как она может сравниваться с древней ­письменностью, которая уже 2000 лет едет по гладкой римской дороге вперед?

Гаянэ Багдасарян: Мне кажется, что негармоничность и несовершенство нашего алфавита толкают отечественный шрифтовой дизайн к бурному развитию — что мы сейчас наблюдаем. Это заставляет нас искать новые формы, экспериментировать. А латиница уже сложилась и законсервировалась.

Каково это — шрифтовому дизайнеру видеть столько некрасивых букв вокруг?

Рудерман: Ну иногда ходить по улицам больно. Мне больно от набора одними прописными.

Остроменцкий: В институте было очень сложно, а потом как-то привыкли.

Багдасарян: Вначале, когда начинаешь заниматься шрифтами, обращаешь на них внимание. Я вот Академическую гарнитуру не могла читать, потому что там у буквы Р нет засечки. Это было совершенно невыносимо. А сейчас уже не нервничаю — шрифт отдельно, текст отдельно.

Остроменцкий: Да, за последние 20 лет все как-то стало сильно-сильно лучше. Издатели газет и журналов успели узнать о том, что шрифт можно заказать, а не взять из 268 паратайповских. И что его нарисуют, и всем будет хорошо.

Гордон: Частное предпринимательство двигает это дело лучше всего. Человек, заказавший шрифт Илье Рудерману, получает явное коммерческое преимущество.

Рудерман: Но я все равно зарабатываю на жизнь как графический дизайнер, а по ночам сижу, рисую шрифты.

Остроменцкий: А в чем коммерческое преимущество?

Гордон: Его издание выглядит новым, а другие — старыми, неинтересными. Потому что шрифт действует — как 25-й кадр в рекламе. Человек еще ничего не понял, но он уже открыл журнал или газету, и ему уже вкусно.

Багдасарян: Мне кажется, что стихийно красиво не получится. В моем родном городе, в Рязани, такая была экспертная комиссия. Причем там работали даже не графические дизайнеры, а просто художники-живописцы. Конечно, там не стало как в Амстердаме, но там нет такой помойки, как в столице нашей родины.

Гордон: Когда-то на Новом Арбате ставили мою вывеску магазина «Москвичка». Мы были с владельцами магазина у районного архитектора, просили снять страшнейшую лужковскую конструкцию, которая стояла прямо позади этой вывески. И архитектор сказал: «Мы никогда не приняли бы эту вашу гадость, если бы не Иван Иванович. Вам очень повезло. А вот эту конструкцию снять? Вы с ума ­сошли?»

Как научить людей разбираться в шрифтах?

Рудерман: В Голландии каллиграфию как базовый предмет преподают всем. И особенно тем, кто занимается ­визуальным: дизайном, просто живописью или рисунком. И к чему это приводит? Я в первые дни учебы пошел в какой-то книжный магазин. И там фантастически красивым каллиграфическим почерком было сказано что-то вроде: «Я отошел, буду через 10 минут». У нас традиция каллиграфии была пресечена, причем несколько раз. И развитию школы не способствует смена технологий. Металлический набор, который в нашей стране ­существовал фактически до 70-х, сменился потом фотонабором. Смерть фотонабора примерно совпала с появлением компьютера, развалом СССР — это был очень жесткий переход.

Остроменцкий: У нас при этом вроде бы еще не так страшно. А вот в Грузии совсем плохо. У них там помер года два или три назад дизайнер — и, собственно, все. Мне нужно было для номера «Большого города» про Тбилиси нарисовать грузинские буквы. Я их нарисовал, проверил на паре грузинских графических ­дизайнеров. Они говорят — да, все отлично. Но профессионального совета я получить не смог.

Нужна ли буква Ё?

Рудерман: Правила хорошего тона подразумевают, что из 33 букв русского алфавита нужно использовать все 33. Так что будьте добры использовать ее отныне всегда. Даже в СМС. Так же, как твердый знак вместо ­апострофа, и так далее.

Гордон: Я не стал бы так категорически утверждать, что всем надо использовать букву Ё. Точно так же, как я не очень согласен с использованием тех правил русской орфографии и особенно пунктуации, которая принята у нас. Я считаю, что эта вещь в какой-то степени очень индивидуальная и уже авторская.

Что такое современный российский шрифтовой дизайн?

Остроменцкий: Он про то, чтобы все вспомнить, все собрать, все перемешать, как ложкой в чае, и вытащить ­оттуда что-то новое, посмотреть, отложить, потом другое вытащить.

Рудерман: Это то, чего не хватает отечественному графическому дизайну — он, к сожалению, смешивает европейцев с японцами и оттуда вытаскивает что-то непонятное. А мы как раз возюкаемся в нашем наследии, в архивах и вытаскиваем что-то оттуда. Просто потому что нам надо с кириллицей работать — и это неоткуда взять. И нам достаточно все равно, что думает о нашей латинице западный мир.

Гордон: Нет, вот здесь я не соглашусь, потому что я делаю специально латиницу с кириллическим акцентом. Я хочу, чтобы они знали, что вот этот вот чувак говорит по-латински с плохой московской дикцией…

Рудерман: Фром зе боттом оф май харт, понимаешь.

Гордон: Йес! Это тоже язык культуры. Я занимаюсь развитием языка культуры.

Каким шрифтом говорит Россия?

Багдасарян: Arial.

Рудерман: Arial. 90% надписей на улице.

Гордон: Документы набираются Times, потому что он стоит по умолчанию.

Багдасарян: Сейчас Calibri. Вот сейчас Arial сменяется на Calibri, что хуже — непонятно.

Остроменцкий: Надо отдать должное «ПараТайпу» с государством — видимо, они ­делали шрифты PT Sans и Serif, чтобы Arial с Times победить. Может быть, им это и удастся.

Рудерман: Это почти невозможно. Потому что для этого нужно, чтобы в подборку корпорации Adobe, корпорации Microsoft и корпорации Apple попали наши шрифты. Чтобы они вообще услышали нашу страну на секундочку…

Остроменцкий: …и положили этот файл в определенную папочку ­операционной системы.