Насилие — не традиция

Женщины, пережившие «обрезание»: история Бинты

Бинта родилась в племени мандинка, в деревне Колиор, Гамбия, и выросла во втором по величине в стране городе — Брикаме. Бинта не помнит, сколько ей было лет — шесть, семь или восемь, — когда она подверглась первому типу калечащей операции, клиторэктомии. В четырнадцать лет Бинту выдали замуж, и в пятнадцать она родила первого ребенка.

Я урожденная мандинка и не знаю ни одной женщины нашего племени, которая бы не прошла через калечащую операцию. Некоторые соплеменники верят, что эта традиция предписана Кораном, но FGM в Гамбии — это скорее социальная норма, обряд и данность. Если девочка не подверглась калечащей операции, она становится аутсайдером: не может посещать племенные фестивали и даже играть с другими детьми.

В племени мандинка нет определенного возраста для FGM: раз в год устраивается фестиваль, для проведения которого набирают разновозрастных девочек. Мне было то ли шесть, то ли семь, то ли восемь лет, когда меня пригласили участвовать в фестивале. Вместе со мной было больше двадцати девочек — от четырех месяцев до пятнадцати лет. Все, кто был в сознательном возрасте, были польщены приглашением. Мы не знали, что именно должно случиться, но фестиваль ассоциировался с праздником, красками, музыкой, танцами, сладостями — я очень его ждала. Утром мама нарядила меня в яркое платье и отвела на празднество в дом моего дяди: там играли барабаны, под их бой двигались взрослые женщины — зрелище было завораживающее. Девочек одну за другой куда‑то уводили — потом они не возвращались. Когда настала моя очередь, незнакомка надела повязку мне на глаза и отвела в шалаш. Там меня ждали четыре женщины. Одна крепко сжала мои руки, другая — ноги, третья села мне на грудь, а четвертая, с ножом в руке, отрезала часть моего клитора. Все произошло молниеносно: мой испуг от поведения посторонних взрослых, крик и боль смешались в отчетливом чувстве пошатнувшегося доверия.

После калечащей операции меня отвели в дом, где на протяжении месяца девочки восстанавливаются. Там меня ждала мама. Я спросила ее: «Где же ты была? Почему позволила им это со мной сделать?» Мама ответила, что теперь я женщина и она мной гордится. Первые сутки я боялась выходить на улицу и даже двигаться. Кровотечение продолжалось, мочеиспускание давалось болезненно. Но мне повезло: инфекция обошла меня стороной.

Я помню, как через год в Брикаме вновь устроили фестиваль: моя подружка из начальной школы не смогла на него пойти, потому что не прошла через калечащую операцию, а мне разрешили поучаствовать в празднике — я чувствовала себя избранной и гордилась, будто бы была чище тех, кого не пустили. FGM в моем племени совершается ради замужества. Моя семья таким образом подготовила меня к браку и в четырнадцать лет выдала замуж за незнакомого мужчину. Через год у нас родился ребенок.

Я осознала все, что со мной произошло, только переехав в Польшу. В 2009 году я поступила в варшавский Университет Skarbek, на бакалаврскую программу по международному менеджменту, и погрузилась в университетскую жизнь. Я также занялась правозащитной деятельностью. Однажды, разговорившись со своими коллегами из сомалийского НКО, я описала им свою жизнь в Гамбии. FGM и ранний брак были естественной частью моего рассказа. Но мои коллеги сказали: «То, что с тобой сделали, — незаконно». Вернувшись домой, я начала искать информацию: читать о практике, о международных актах и законах против насилия над детьми. Осознав свой опыт, я стала рассказывать о нем публично. В 2015 году я переехала в Берлин, где основала правозащитную организацию Women Decided No to FGM & Child Marriage. Yes to Education for Girls, которая борется с клиторэктомией и насильственными браками. Я верю, что изменения начинаются дома, поэтому важная просветительская задача моей организации — объяснить моим соплеменникам, что женщина может быть не только домохозяйкой, но и предпринимательницей, профессоркой, личностью. Только изменив образ женщины и видение ее функции в обществе, мы сможем искоренить FGM.

Когда меня спрашивают, было ли мне больно во время калечащей операции, я предлагаю вопрошающему взять в руки нож, закрыть глаза и сделать небольшой надрез на пальце — больно? А теперь представьте, где это делается, да еще и с детьми, против их воли, с последствиями длиною в жизнь. FGM забирает у девочки право и контроль над собственным телом — я до сих пор работаю над эмоциональными эффектами этой апроприации. Но я не сдаюсь и пытаюсь донести женщинам, пережившим операцию: несмотря на то, что с нами произошло, мы сможем реализовать наши мечты и вместе освободить последующие поколения девочек от калечащих операций.

Расскажите друзьям