История женщины, которая прошла через обрезание

Аша Исмаил

Сомали • Кения • Испания

51 год

В пятилетнем возрасте Аша прошла через третий тип калечащей операции — инфибуляцию. С 2001 года она живет в Мадриде, Испания, и возглавляет организацию Save a Girl. Save a Generation («Спасаем девочку. Спасаем поколение»), которая борется с калечащими операциями на женских половых органах, насильственными браками и другими формами гендерного насилия.

«Женское обрезание» — распространенная некорректная формулировка, от которой постепенно отказываются во всем мире, чтобы не приравнивать увечья женских половых органов к безопасной процедуре «мужского обрезания». Мы используем некорректный, но популярный термин «обрезание» в заголовке, чтобы привлечь внимание общественности к этой проблеме.

Я родилась в сомалийском сообществе в городе Гариссе на северо-востоке Кении. Эта провинция находится на границе с Сомали, и подавляющее большинство ее населения — кенийские сомалийцы. Калечащие операции на женских половых органах среди сомалийцев — устоявшаяся традиция: в группе из десяти девочек девять прошли через FGM. В последние годы развернулась масштабная война с калечащими операциями как в Кении, так и по всему миру. Но на сомалийскую общину она повлияла несущественно. Почему? Во всех остальных кенийских этнических группах FGM — это церемония трансформации девушки в женщину: она проводится в определенном возрасте и сопровождается другими важными ритуалами. Чтобы защитить девочек от FGM, правозащитные организации придумывают альтернативные обряды этого перехода и продвигают их в кенийских кланах. В сомалийской же культуре специальный ритуал вокруг калечащей операции отсутствует, ее самоцель — подавление женской сексуальности. Поэтому успешная в других этнических группах стратегия замены церемонии взросления здесь не работает.

Сомалийцы считают, что женские половые органы — это нечто грязное. По мнению большинства, единственный способ очистить женщину и гарантировать ее девственность до замужества — изувечить ее вульву. Со временем практика обросла и разнообразными мифами. Недавно я навещала родственников в Кении, и одна женщина мне сказала: «Неужели не нужно резать совсем? Но ведь когда женщина будет рожать, ее клитор разрастется до таких размеров, что она и ее ребенок погибнут». Я застыла в изумлении, но мне повезло — со мной была медсестра, которая ответила: «Я помогаю принимать роды уже 20 лет и никогда не наблюдала такого побочного эффекта». Давление на женщину, которая не прошла через калечащую операцию, среди сомалийцев колоссальное: ее исключают из социальной жизни, с ней едва ли сядут есть за один стол. Многие родители опасаются изоляции их ребенка и верят, что проводят калечащую операцию во благо девочки.

Так наверняка думала и моя мама, когда взяла меня в Мояле (город, разделенный границей между Эфиопией и Кенией. — Прим. ред.) навестить бабушку и дедушку. Мне было всего пять лет, но я до сих пор помню волнительное чувство накануне нашего путешествия. Я не знала, что именно должно произойти, но по реакции взрослых понимала — что-то значительное, и ждала этого с нетерпением, как некоторые ждут Рождества или Нового года. Я помнила, как обращались с моей сестрой незадолго до этого тайного дня — по-особенному, очень внимательно, — я тогда страшно завидовала.

Утром рокового дня моей операции я сама разбудила маму: она меня искупала, нарядила в красивое платье и отправила в магазин напротив дома моей бабушки — купить бритвенное лезвие. Я детально помню свою покупку: два лезвия в сиреневой упаковке с надписью Nacet. Когда я вернулась из магазина, на кухне меня ждали мама, бабушка и незнакомая женщина. Посередине глиняного кухонного пола они выкопали небольшую ямку, на край которой меня попросили сесть. Тогда бабушка расположилась позади меня, крепко сжала мои руки, а ногами раздвинула мои ноги. Я почувствовала нарастающий страх. Пожилая незнакомка опустилась передо мной на колени и начала резать мои половые губы — я видела маму, она стояла прямо передо мной, за спиной незнакомки, и давала распоряжения. Она сказала отрезать все без остатка: клитор, большие и малые половые губы. Потом иголкой мне зашивали вульву, оставив крохотное отверстие для мочеиспускания. Я кричала, но не плакала. В нашей культуре считается слабостью кричать во время калечащей операции, поэтому мне закрыли рот куском ткани. Затем нанесли на раны травяную смесь, которая, по поверьям, помогает заживлению, и связали мои ноги канатом, чтобы шов не разошелся.

Я пролежала в таком положении сутки, желая только одного — чтобы эта нечеловеческая боль прошла. Когда мне позволили встать, я попыталась сходить в туалет — после калечащей операции моча выходит небольшими каплями, не струей. Первая капля была неимоверно мучительной — будто на свежую рану высыпают перец и выжимают лимон. В этот момент я дала себе обещание больше никогда не мочиться. Я воздерживалась от мочеиспускания еще два дня. Мне запретили смеяться: сказали, что если мои губы слишком широко растянутся в улыбке, другие последуют их примеру. Через несколько месяцев мое тело восстановилось — но я стала совершенно другим человеком, жизнь разделилась на до и после. Мама рассказывала мне, что после операции я спрашивала ее: «Зачем ты это сделала? Если у меня когда-нибудь будет дочь, я такого не допущу».

Мы попросили Ашу показать значимый для нее предмет:

«На входе в этот деревянный домик — эмблема моей НКО Save a Girl. Save a Generation, которая борется с калечащими операциями, насильственными браками и другими формами гендерного насилия. Я решила показать именно его, потому что он символизирует безопасное пространство для девочек и женщин».

На протяжении какого-то времени я верила, что то, что произошло, правильно и нормально. Я училась в национальном интернате для девочек, в котором жили представительницы всех кенийских этнических групп. Туалеты там были открытые, без дверей, просто дырка в полу — так вот когда я впервые увидела неискалеченную вульву, то испытала неприязнь: она показалась мне чересчур крупной, выпирающей, а звук от ее мочеиспускания слишком громким. Я пыталась убедить себя, что благодаря калечащей операции действительно стала чище.

Мое отношение к FGM начало меняться, когда в подростковом возрасте у меня появились осложнения: менструация стала невыносимым испытанием, отчаянной болью. Кровь запекалась и выходила из влагалища только с помощью аспирина, который я принимала дюжинами. Я расчесывала шов до мяса. Мама посоветовала мне побороть зуд с помощью горячего раствора соли: вода обжигала мои руки, но остатки моих половых органов полностью потеряли чувствительность.

Еще одним болезненным витком последствий калечащей операции стало замужество. Когда мне было 20 лет, моя семья выдала меня замуж за сомалийца из города Могадишо (столица Сомали. — Прим. ред.), куда мне пришлось переехать. Первая — и последняя — брачная ночь стала настоящим кошмаром. Дело в том, что после инфибуляции половой акт невозможен до тех пор, пока супруг не разрежет вагинальный шов. В сомалийском комьюнити есть термин «сумасшедшие девочки». Им называют тех, кто совершил суицид в свою первую ночь. Я их очень хорошо понимаю: это была сумасшедшая боль — самое травматичное событие моей взрослой жизни. У меня больше не было секса с этим мужчиной. На протяжении года я каждую ночь баррикадировала входную дверь в спальню и держала под подушкой нож на случай, если ему все-таки удастся войти.

Самое удивительное в этой истории — в эту единственную ночь нам удалось зачать ребенка. Я очень надеялась, что моя беременность пройдет. Когда поняла, что этого не случится, начала молиться о мальчике. Роды были мучительными, но последней каплей стали слова акушерки: «Поздравляем, это девочка!» Я начала рыдать, впервые за все эти годы: не о себе, а о моей дочке. Когда мне удалось успокоиться, я твердо решила, что не допущу, чтобы ее искалечили.

Так я начала свою правозащитную деятельность. Я вернулась в Кению и стала говорить о калечащих операциях сначала с родными, потом с друзьями, знакомыми: о чудовищной первой брачной ночи, о родах, об осложнениях. В моем родном городе стали шутить: «Встреча с Ашей — это гарантированный разговор о вульве». Именно в тот момент я начала думать о создании правозащитной организации Save a Girl. Save a Generation, которая борется с калечащими операциями, насильственными браками и другими формами гендерного насилия. Официально она, конечно, сформировалась, когда я переехала в Испанию в 2001 году, но родилась организация вместе с моей дочкой.

В свое время я не получила ни физическую, ни эмоциональную помощь. Но мне удается жить полной жизнью. Я повторно вышла замуж — за мужчину, которого выбрала сама. Пожила в Эквадоре и Танзании; переехала в Испанию. Здесь родила еще двоих детей. Пусть я по сей день помню металлический звук лезвия, отрезающего мою плоть, и скрип иглы, сшивающей мою вульву, и не могу держать иголку в руках — если на моей одежде расходятся швы, я ее выкидываю, — но я все равно считаю, что мне повезло: я выжила.

Законодательство против FGM в странах, связанных с историей Аши

Кения

В Кении 21% женщин (около четырех миллионов) в возрасте от 15 до 49 лет прошли через калечащие операции. Наиболее распространены первый (клиторэктомия) и второй типы (удаление клитора, малых и, реже, больших половых губ), однако встречается и третий тип FGM (инфибуляция) — среди сомалийского комьюнити. В стране существует специальный закон против калечащих операций, но борьбу усложняет лояльность практикующих кенийских судей к ним и языковой барьер: закон написан на английском и суахили, а в Кении говорят на сорока разных языках.

Нажмите, чтобы открыть текст целиком

С 2011 года в стране действует специальный закон против калечащих операций на женских половых органах. Кения ратифицировала (придала юридическую силу. — Прим. ред.) такие ключевые для искоренения практики FGM международные соглашения, как Конвенцию против пыток и других жестоких, бесчеловечных или унижающих достоинство видов обращения и наказания, Конвенцию о правах ребенка, Конвенцию о ликвидации всех форм дискриминации в отношении женщин, Банжульскую хартию и протокол Мапуту о правах африканских женщин.

30 из 40 этнических групп страны продолжают практиковать FGM. Больше всего случаев (98%) зафиксировано в северо-восточном регионе Кении, где проходит граница с Сомали — мировым лидером по калечащим операциям. «Кения также граничит с Южным Суданом, Танзанией и Угандой. Во всех этих странах высокая статистика FGM. Поэтому женщины и девочки, живущие в приграничных сообществах, особенно уязвимы», — рассказывает Садия Хусейн, кенийская активистка и авторка книги «Скрытые шрамы FGM» («The Hidden Scars of FGM»).

«Как и во многих других странах, в Кении нанесение увечий на женские половые органы объясняется традициями и религиозными предписаниями, в основе которых — попытка контролировать женскую сексуальность, сделать девушку верной и покорной супругой. Женщин, которые не прошли через калечащую операцию, стигматизируют и не берут в жены. В итоге многие соглашаются на FGM из-за колоссального давления», — объясняет Садия. 86% населения страны — христиане, вторая по распространенности религия — ислам (11%). FGM проводится как в христианских, так и в мусульманских сообществах: 51% мусульманок и 18% христианок прошли через калечащие операции.

Уже девять лет в Кении действует специальный закон против калечащих операций на женских половых органах, который считается одним из самых исчерпывающих в Африке. Он криминализирует все формы FGM, независимо от возраста пострадавшей. По закону наказываются не только те, кто провел операцию, но и соучастники, хранившие инструменты или предоставившие помещение, и лица, которые знали о запланированной операции. Наказание — от трех лет тюрьмы и/или штраф в размере 1953 долларов. Если женщина умерла во время калечащей операции, виновных могут пожизненно лишить свободы. Закон также предусматривает 6-месячное лишение свободы или штраф в размере 488 долларов за оскорбления в адрес женщины, которая не прошла через операцию, или мужчины, который женился на ней или выступил в ее поддержку. Согласие женщины на FGM не избавляет от правовой ответственности всех тех, кто принял участие в калечащей операции.

«Специальный закон, конечно, изменил ситуацию к лучшему: процент изувеченных женщин снизился с 28% в 2008 году до 21% в 2019-м. Но одного закона недостаточно, важно проводить просветительскую работу: в сельских районах о законе знают немногие, да и он не переведен на местные языки», — рассказывает Садия Хусейн. Тони Мвебиа, кенийский активист, специализирующийся на вопросах гендерного равенства, и основатель организации Men End FGM Movement («Мужчины прекращают практику FGM») отмечает, что только два африканских анти-FGM-закона — в Кении и Уганде — криминализируют практику и наказывают всех непосредственных и косвенных участников процесса. Однако он также указывает на то, что жители Кении говорят на сорока разных языках, а закон написан на английском и суахили, поэтому не все кенийцы могут его прочитать.

Еще одно препятствие в борьбе с калечащими операциями — лояльное отношение кенийских судей к ним: многие из них родом из практикующих FGM сообществ. В итоге они сокращают срок пребывания виновных в тюрьме или вовсе отменяют приговоры по апелляции. Предвзятость судей и низкая осведомленность населения о законе приводят к тому, что люди продолжают практику и находят способы это скрыть — например, проводят операции через несколько часов после рождения девочки.

Кения занимает третье место в мире по количеству калечащих операций, проведенных медицинскими работниками. Медикализация FGM усиливается из года в год: сегодня примерно 41% операций в Кении проводится в медицинских условиях, хотя она не имеет медицинских показаний. «Нас с коллегами также пугает эффект от пандемии коронавируса и карантина. Мы опасаемся, что усилия последних лет пропадут даром. Кенийские правозащитные организации переключили свое внимание с калечащих операций на проблемы, связанные с COVID-19. Школы и шелтеры закрыты. В результате, еще больше девочек пройдут через FGM», — делится своими прогнозами Садия Хусейн. В ЮНИСЕФ заявили, что планы по ликвидации практики FGM в мире к 2030 году могут быть нарушены из-за коронавируса. По оценкам экспертов, около двух миллионов девушек, которых планировали уберечь от калечащих операций до пандемии, все-таки могут быть прооперированы в следующем десятилетии.

Сомали

Республика Сомали, где уже тридцать лет идет гражданская война, занимает первое место в мире по количеству женщин, переживших калечащие операции. В признанной мировым сообществом Республике Сомали и в находящемся под контролем самопровозглашенного правительства Сомалиленде 99% женщин в возрасте от 15 до 49 лет подверглись первому или третьему типу FGM. В северо-восточной части страны — в полуавтономном регионе Пунтленд — показатель ниже на 1%. Конституция Сомали запрещает проведение таких операций и подчеркивает, что это жестокая и унизительная процедура, которую можно приравнять к пытке. Несмотря на это, на сегодняшний день не было заведено ни одного уголовного дела по факту проведения калечащей операции.

Нажмите, чтобы открыть текст целиком

В этом тексте речь идет о ситуации на всей территории признанной мировым сообществом Республики Сомали, в том числе о полуавтономном регионе Пунтленд и о самопровозглашенной Республике Сомалиленд.

В стране нет специального закона против калечащих операций на женских половых органах. Сомали ратифицировала такие ключевые для искоренения практики FGM международные документы, как Конвенцию против пыток и других жестоких, бесчеловечных или унижающих достоинство видов обращения и наказания, Конвенцию о правах ребенка, Банжульскую хартию. Однако Сомали не приняла Конвенцию о ликвидации всех форм дискриминации в отношении женщин и протокол Мапуту о правах африканских женщин.

«Все сомалийские кланы и общины практикуют FGM и считают эту процедуру признаком достижения совершеннолетия, гарантией сохранения девственности, а позднее — и чести семьи», — рассказывает Угбад Ахмед Хаши из организации «Объединение против операций на женских половых органах в Сомалиленде» (Network against Female Genital Mutilation in Somaliland, NAFIS).

Специальных законов, криминализирующих практику, нет ни в одной из частей охваченной гражданской войной Сомали. Однако преступление может регулироваться Уголовным кодексом (УК) Республики Сомали. Калечащие операции могут квалифицироваться как «причинение вреда» и наказываться лишением свободы от трех месяцев до трех лет. Если женщина лишается возможности иметь детей, такое повреждение считается тяжким и наказание может быть увеличено до семи лет. УК Сомали имеет юридическую силу на территории всей страны.

В 2018 году от калечащей операции умерла десятилетняя девочка. История стала общеизвестной, но дело так и не дошло до судебного разбирательства: родители девочки отказались сотрудничать со следствием. «Операцию провел член семьи. Родители ребенка не захотели выдавать его полиции. В итоге расследование зашло в тупик», — объясняет Ифра Ахмед, активистка из Сомали и основательница фонда по борьбе с FGM Ifrah.

Про работу над специальным законом в правительственных кругах говорят с 2015 года. «Я надеялась, что такой закон появится в Сомали еще в 2016 году. Но на дворе 2020-й, а закона все нет. Одна из основных причин, почему правительство до сих пор не приняло его, — это страх потерять политическое влияние среди могущественных религиозных групп, которые одобряют калечащие операции», — рассказывает Ифра Ахмед.

Религиозные лидеры страны не пришли к единому мнению: многие продолжают выступать за практику, другие идут на небольшие уступки, но есть и те, кто заявил о нулевой терпимости к ней. В 2014 году в полуавтономном регионе Пунтленде религиозные лидеры подписали фетву (в исламском праве — разъяснение проблемы или ответ на вопрос религиозно-правового характера, который дает муфтий, факих или алим. — Прим. ред.), запрещающую все типы FGM. Всего четыре месяца спустя в Пунтленде приняли официальную стратегию против всех типов калечащих операций: органы власти собирают данные об операциях, распространяют информацию о последствиях, просвещают на тему FGM медицинских работников.

Министерство по делам религий самопровозглашенного государства Сомалиленд пошло другим путем. В феврале 2018 года оно также опубликовало фетву, но запрещающую лишь третий тип калечащих операций — инфибуляцию.

Активистки отмечают, что сомалийцы перешли на первый тип FGM, считая, что это не калечащая, а безопасная операция. «За последние десять лет случаев инфибуляции стало меньше на 35%, но общее число операций не изменилось. Люди по-прежнему не понимают всех ужасных последствий. У них сложилось ложное представление насчет первого типа FGM, и мы не приблизились ни на шаг к нулевой терпимости», — отмечает Мариам Дахир, докторка и активистка, ведущая борьбу с FGM как в Сомали, так и в самопровозглашенной Республике Сомалиленд.

Все респондентки этого текста утверждают, что вслед за отходом от третьего типа калечащих операций наметился тренд медикализации практики. «Многие сомалийцы также ложно считают, что если девочку прооперирует медицинский работник, то риски снизятся. По последним данным, до 20% операций проходит при участии медицинских работников, тогда как четыре года назад этот показатель был равен 5%. Вот еще одно подтверждение, насколько важно принятие закона. Медперсонал должен четко понимать, какие последствия влечет за собой практика», — рассказывает Мариам Дахир.

По словам соосновательницы и директрисы НКО HILI Somalia Глории Мугарура, пусть значительного снижения случаев FGM и не наблюдается, но есть и достижения: сомалийцы свободнее говорят о калечащих операциях как о вредной практике, а у движения против FGM появились новые голоса женщин, рассказывающих о травмирующем опыте. Активистка Мариам Дахир также отмечает, что эмигрировавшие в другие страны сомалийцы, навещая родных на родине, боятся делать калечащие операции из-за ужесточения законов по всему миру.

«Посмотрите на цифры и вдумайтесь в тот факт, что в сомалийской семье, если девочка умерла в результате операции на половых органах, родители ее просто похоронят, приравняв такую смерть к несчастному случаю. У нас еще очень много работы, чтобы изменить ситуацию. Важен не только закон, но и просветительская и активистская деятельность среди населения. Важно вести работу на местах и создавать для женщин безопасное пространство, организовывать встречи, где они могут делиться своими проблемами, и придавать им сил не осуждать друг друга, а поддерживать и защищать», — объясняет Мариам Дахир.

Испания

В Испании живет около 73 тысяч женщин эмигрировавших из стран, в которых практикуют калечащие операции. В 2003 году в УК Испании была внесена статья, которая защищает от FGM не только детей, но и взрослых женщин даже при их согласии, и лишает свободы всех виновных в проведении калечащей операции. Благодаря принципу экстерриториальности FGM наказуемо, даже если совершено за пределами страны. Родители при выезде из Испании подписывают декларацию, которая гарантирует, что их дочери не подвергнутся FGM во время каникул на родине. По возвращении врач осматривает девочку и подписывает декларацию только в том случае, если калечащая операция не была произведена.

Нажмите, чтобы открыть текст целиком

Испания ратифицировала такие ключевые для искоренения практики FGM международные соглашения, как Конвенцию против пыток и других жестоких, бесчеловечных или унижающих достоинство видов обращения и наказания, Конвенцию о правах ребенка, Конвенцию о ликвидации всех форм дискриминации в отношении женщин, а также Стамбульскую конвенцию.

Из 73 тысяч женщин, которые переехали в Испанию из практикующих стран, около 57% эмигрировали из Сенегала, Нигерии и Гамбии; другие крупные комьюнити родом из Мали, Ганы, Гвинеи и Мавритании. «Это культурная традиция, которую пытаются оправдать обычаями предков, гарантией девственности женщины до замужества и защитой чести семьи, а также уверенностью, что пережившая калечащую операцию женщина доставит большее удовольствие мужчине», — рассказывает Адриана Каплан, профессорка исследовательской организации по борьбе с калечащими операциями Wassu-UAB Foundation. По ее словам, среди населения из Восточной Африки распространена калечащая операция третьего типа, среди выходцев из Западной Африки — первого и второго.

В 2003 году в УК Испании внесли статью, по которой всех виновных в проведении операции лишают свободы на срок от шести до 12 лет, а также лишают родительских прав от четырех до десяти лет. C 2015 года в Испании действует протокол по предотвращению практики калечащих операций: в странах Европейского союза он также известен как Stop FGM Passport. Если родители проведут операцию своим дочерям во время пребывания на родине, то их действия подпадают под нарушение закона.

По словам Адрианы Каплан, сильная законодательная база и риск судебного преследования в ЕС — мощные сдерживающие факторы, когда речь идет о калечащих операциях. «Семьи боятся правовых последствий, но для полномерной борьбы с FGM важна совместная просветительская работа учителей, работников здравоохранения, социальных служб и религиозных лидеров. Необходимо рассказывать о психологических и физических последствий калечащих операций и находиться в контакте с девочками и их семьями. Полиция в этой иерархии должна стать последним органом, который влияет на процесс искоренения практики», — говорит Адриана Каплан. По словам экспертки фонда Wassu-UAB Foundation Каролины Россат, их организация работает с двумя группами: молодыми людьми из сообществ и специалистами из сферы медицины и образования. «Мы проводим семинары, на которых обсуждаем FGM, идентичность, традиции, культуру и миграцию. Цель этих встреч — исследовать взгляды молодого поколения, открыто поговорить на темы, которые могут быть табуированы в их семьях, создать доверительное пространство и помочь отказаться от практики калечащих операций», — рассказывает экспертка.

ИСТОРИИ ЖЕНЩИН ИЗ ДРУГИХ СТРАН