«Артдокфест» уходит из России: 10 главных документальных фильмов, которых мы лишились

Классик документального кино Владимир Эйснер (это он сначала один, а потом с Герцом Франком снимал «Жили-были „Семь Симеонов“» про музыкантов-террористов) сделал поэтическую зарисовку о колхозе «Светлый путь», где разверзлись хляби небесные и далее по библейскому тексту. В общем, там одна серая грязь, по которой, словно ковчег, под слова из «Бытия» и музыку Баха пробирается автобус с доярками. Потом эти доярки будут, матерясь, возиться с коровами, долго и упорно их доить, а затем начнут часть скота загонять в грузовики. Коровы и быки сопротивляются, доярки бьют их палками изо всех сил. «Не хотят коровки на бойню ехать, в колбасу превращаться», — насмешливо объясняет один из героев за кадром. А на Землю надвигается новый потоп — видно, наказание за новые грехи человечества.

Название фильма — самый обычный почтовый индекс, который, словно отметка о геолокации, мгновенно позволяет перенестись туда, где живут персонажи. Архангельская область, Онежский район. Деревня Курнино расположена на берегу Белого моря. Главный герой Дмитрий — директор и учитель местной средней школы. На его уроках одна ученица — это уже аншлаг. Дмитрий пытается оперативно преподать ей все, что узнало человечество за тысячелетия цивилизации. Еще одна героиня — старушка, которая отсидела срок за убийство своего мужа, а сейчас кажется милейшим и безобиднейшим существом (хотя, наверное, таковым и является). Помимо этих героев коротенький фильм населен множеством других персонажей, но никто из них не обращает на девушек с камерами никакого внимания, так что можно считать этот очерк недолгой, но приятной телепортацией на Дальний Север.

Есть миллион фильмов, снятых из окна, из российских самый известный — «Тише!» Виктора Косаковского. За время локдауна их число удвоилось. Сын Марцеля Лозиньского Павел, сам уже давно крупный режиссер («Химиотерапия», «Отец и сын») сделал этот формат интерактивным: вышел на свой балкон и стал беседовать оттуда с прохожими. Это пример того, как с сохранением социальной дистанции можно свести межличностную к нулю. Во время пандемии особенно хочется поговорить о сокровенном, каким бы оно ни было, а поскольку собеседникам приходится все время смотреть на режиссера снизу вверх, беседа иногда кажется молитвой.

Мастерская Марины Разбежкиной и Михаила Угарова представляет очередной фильм, который рушит мировоззрение, уничтожает стереотипы и открывает новую грань действительности. Дебютант Никита Ефимов отправился в колонию строгого режима снимать про ее офицера, а на самом деле — о том, какую роль играет в нашем сознании спектакль. Перед камерой открываются все двери, и руководство колонии с радостью идет навстречу кинематографисту, создавая для него картину порядка и мирного перевоспитания. Но Ефимов, как недавно Виталий Манский во «В лучах солнца», чуть раньше, чем от него ждут, нажимает на «запись» и чуть позже ее заканчивает. В этой «рамке» происходящее становится гораздо интереснее, а «актеры» успевают хоть немного времени побыть перед нами без грима.

Еще один представитель школы Марины Разбежкиной. «Куда мы едем?» получил призы за операторскую работу и лучший дебют на главном в мире фестивале документального кино IDFA. В самом начале фильма пасть входа в метро буквально проглатывает москвичей, а там, внизу — целая вселенная: с Дедом Морозом, пьяными десантниками, продавцами воздушных шаров, строгой полицией и радостными спортивными болельщиками. Автор фильма Руслан Федотов показывает метро как космический корабль, мчащийся в неизвестном направлении и наполненный каждой социальной тварью по паре, а то и больше. И пока Альфа Центавра еще далеко, можно сесть на скамейку и, перекрикивая поезда, обсудить политику, экономику и проклятые вопросы русской литературы.

Один из самых востребованных фильмов сезона был впервые показан на «Послании к человеку» прошлой осенью, многие критики называли его среди лучших работ года. История очень удачная со всех сторон. Тут и этнография, потому что героиня — ненка, которая первобытно живет в сибирской тундре с пятью детьми. И фемповестка, потому что Иванна сбегает в город от цветастой архаики. И взгляд одновременно снаружи и изнутри, потому что автор — гватемалец, который учился у Марины Разбежкиной. Но главное, за что любят фильм, — живописность в каждом кадре.

Не так давно на Берлинале прогремел российский игровой фильм «Продукты 24» о деле гольяновских рабов, где под видом продуктового магазина функционировал перевалочный пункт для иммигрантов. Там героиня сбегала домой в Узбекистан, чтобы собирать хлопок, пока не приперло. «Cotton 100%» лучше всего смотрится в паре с «Продуктами», потому что здесь тоже не столько про хлопок, сколько про людей, которых вынуждают жить хуже скота, а они все равно ухитряются искать и даже находить свое счастье. В Узбекистане, если верить фильму, рабство — норма жизни, а любое помещение превращается в перенаселенный барак, откуда надо по первому требованию бежать на сбор хлопка. И режиссер хочет, чтобы, глядя на хлопковые вещи с биркой, каждый вспоминал его фильм.

В Мурманской области есть монастырь, куда солдаты однажды привозят большую-большую икону в большом-большом окладе. Потому что военное начальство считает, что состав должен обязательно прийти к этой иконе и устроить перед ней молебен. Монахи в тихом ужасе, потому что солдатам без разницы, идет в храме служба или нет. Их привозят, они отбывают, а потом уезжают, и от абсурдности этой ситуации, такой узнаваемой и понятной, северный мороз проникает под кожу. Шойгу где‑то далеко поставил свою подпись, одобрил, и вот уставшие, серые военные таскают по стране коробки с иконой и окладом. Тем временем, солдатам устраивают лекции о том, что нужно верить и участвовать в таинствах, поминают к месту и не очень президента. Вроде ничего еще не началось, но многое уже понятно.

Саша Кулак — одно из главных открытий документального кино за последние годы. У камеры Саши есть волшебное свойство — она превращает действительность в мистический акт, поэтому кино ее почему‑то всегда оказывается магическим реализмом, и все в нем больше, чем видится невооруженным глазом. Это было понятно еще в фильме «Саламанка», а потом проявилось вновь в «Хрониках ртути». Она снимала для Анатолия Васильева «Осла», ее же камера во многом сделала «ГЭС-2» одним из важнейших фильмов прошлого года. Она — оператор «Продления жизни», победившего на «Окне в Европу».

«Мара» — ее самый публицистичный фильм, где языческие персонажи становятся участниками протестов в Белоруссии, гуляют в красочных масках перед отрядами омоновцев и красными полосами ткани символизируют грядущие потоки невинной крови. Ничего лучшего на эту тему пока не было снято, Саша — сокровище российской документалистики, ее нужно смотреть и знать.

Московский «Артдокфест» — явление немного сложное для непосвященного. В том смысле, что настоящий конкурс фестиваля проходит уже несколько лет в Риге, за несколько месяцев до московских показов. Туда приезжает жюри, там раздаются призы. А потом в Москву привозится та часть конкурса, которую можно показать, не опасаясь активистов с баллончиками краски, полицейских и влиятельных недружелюбных чиновников. Так, по крайней мере, было до настоящего момента.

Все это к тому, что на рижском «Артдокфесте» победил именно «Остров» про рыбацкую деревеньку на островке в Каспийском море. Там нет ничего, даже электричества, не то что интернета. Люди живут так, словно никакого мира нет, но иногда они на генераторе врубают телек и получают дозу патриотических чувств, чтобы жить и верить дальше. Это прекрасные, добрые люди, рассчитывающие только на себя. Просто их изолировали, о них забыли, и все у них постоянно разваливается, кроме бездонной и необъятной души, которую не отнять (хотя никто и не пытается).