«Kosichkin Tapes» семьи Косичкиных и Егора Клочихина

Прабабушка Мугазама, которую я никогда не видел, читает что-то на татарском — она последняя из всей семьи принципиально говорила только на нем, никогда не переходя на русский; совсем маленькая мама Дина читает «Бородино» — и за чуть меньше чем сорок лет ее голос совсем не изменился. Кажется, можно услышать и голос дяди Рената, но что точно есть — песни в исполнении покойного деда Роберта: больше всего он любил исполнять Высоцкого и Визбора; спокойный голос и негромкая гитара, пожалуй, лучше всех остальных сохранились на той магнитной ленте. Я слышал ее год назад, но очень хорошо помню до сих пор.

Культура записи себя и родственников на аудиоаппаратуру кажется безвозвратно утерярянной — но еще в девяностых доносились ее отголоски: вместо записанных на катушки песен были видеоклипы с «Муз-ТВ» и телепередачи на кассетах, примерно в это же трансформировались и записи застольных песен и стишков с табуретки — людей, у которых никогда не было VHS со свадеб и дней рождения, скорее всего, не очень-то и мало, но это тоже огромный пласт постсоветской культуры. Именно семидесятым и магнитной записи посвящена новая кассета на сибирском лейбле Klammklang — «Kosichkin Tapes» это нечто среднее между реди-мейдом и коллажом; случайно найденные известным под псевдонимом Foresteppe Егором Клочихиным домашние записи обычной семьи (на фото выше, конечно же, не она, но именно так я себе этих людей и представляю), аудиохроника с 1971 по приблизительно 1981 года — те самые стихи, рассказы и песни, просто записанные голоса, совмещенные с песнями, записанными с радио, как справедливо замечает сам (со)автор, что-то вроде микстейпов.

Принято считать, что поколение родившихся в девяностых ничего этого не знает — но поверьте, даже меня «Kosichkin Tapes» прошибает и временами доходит до мурашек; что будут чувствовать те, кто семидесятые застал уже зрелым — да даже и ребенком — сказать сложно. История русской музыки идет рука об руку с историей частной — песня про письмо, которую поет мама с подругой, рифмуется с письмом какого-то ефрейтора в радиопередачу, под инструментальный серф маленький Виталик читает отрывок из букваря про ледокол «Ленин», дебют финской группы совпадает, судя по всему, с рождением дочери, заканчивается же всё тем, что всё у них хорошо. Валерий Ободзинский, Нина Бродская, «Самоцветы», Владимир Высоцкий, «Веселые ребята», Мария Пархоменко, песня, которую написал друг семьи — и, наконец, маленький мальчик, поющий «Песенку Крокодила Гены»; все это можно считать такой аудиоверсией «Намедни», в которой остался только быт — и именно поэтому «Kosichkin Tapes» кажется чем-то совсем чистым, невинным и искренним. Клочихин не скрывает, что он создал сказку о брежневской эпохе — по его словам, многое с пленок осталось за кадром и ему хотелось добиться чего-то идеального. Кажется, получилось: словно как в «Отрочестве» Линклейтера, мы наблюдаем за взрослением маленького мальчика, вокруг которого огромная страна — и частное куда интереснее общего. «Kosichkin Tapes» — это история о детстве, и главный герой Виталик постепенно вытесняет своего отца, помогающего сориентироваться во времени: именно он заявляет, что все у них хорошо, да и погода в порядке; он же уступает в конце место, судя по голосу, сестре. Вокруг всего этого — 8 марта, Новый год, дни рождения и просто застолье — столбовые камни, по которым отмечена жизнь.

Мне очень интересно, что об этой кассете могли бы написать Юрий Сапрыкин или Олег Кашин, что подумал бы о ней Леонид Парфенов, попади она к нему в руки: Клочихин, скромно записывающий себя в соавторы, смог из повседневной совсем вещи сделать документ эпохи — с другой стороны кто мог бы это сделать, как не он, историк по образованию. Отрывок из истории семьи Косичкиных — это повод задуматься о собственной истории, том, что окружало лично тебя и твоих близких, сами понимаете: мне не думать об этом нельзя, и не помнить об этом не вправе я — это наша с тобою земля, это наша с тобой биография.