Новая русская мода
Будни модной редакции
«Афиша» попросила бывшего корреспондента изданий РБК и Slon Илью Шепелина, обычно пишущего о выборах в регионах, деле Навального и других громких общественных процессах, поработать ассистентом в журнале Glamour и описать свой опыт.
— Здравствуйте, Игорь!
— Добрый день. Но, говоря по правде, Илья… — я стеснительно поправляю пиар-директора Condé Nast, которая проводит меня в редакцию Glamour.
— Ну ничего страшного! — незатейливо успокаивает она меня.
За полчаса до встречи я созванивался с ней и тоже спутал имя: назвал Еленой, а не Евгенией, как следовало бы. Теперь иду по коридору и думаю, специально ли она ошиблась и симметрично ответила, назвав меня Игорем. Надо сказать, выпускающее лоснящиеся глянцевые журналы (Vogue, Glamour, Tatler, GQ) издательство Condé Nast пользуется в Москве одиозной репутацией с набором стереотипов в духе «Дьявол носит Prada»; люди, как правило, понимающе кивают, когда им говоришь собирательное определение «девушки из Condé Nast», подразумевая манерных и эгоцентричных дам.
Именно к девушкам из Condé Nast я и поступаю в распоряжение: в журнале Glamour на несколько десятков барышень приходится один сотрудник-мужчина — дизайнер Роман. Когда я переступаю порог редакции, девушки проводят важное совещание, но, завидев меня, решают, что сейчас важнее всего познакомить меня с Романом.
— Смотрите-смотрите, вот наш единственный мужчина! — хихикают девушки и показывают на взъерошенного дизайнера Романа как на достопримечательность. Тот на секунду отвлекается от монитора, устало пожимает плечами и отворачивается обратно, не поддержав ажиотажа сотрудниц, по мнению которых, встреча здесь двух мужчин — событие порядка снежного урагана летом. За мной тут же закрепляется наименование «наш мальчик», которым меня будут называть в редакции за глаза («а где наш мальчик?», «во сколько наш мальчик сегодня придет?»), не путая ни с кем.
Тем временем за большим столом в центре редакции заканчивается планерка по поводу грядущего номера, который почти сверстан. Последние разногласия вызывает самое крупное слово на обложке, употребленное в неправильном падеже. Участники спора несколько минут предлагают и обосновывают свои варианты, пока слово не берет редактор отдела «Культура».
— Корректоры разберутся! — авторитетно подытоживает она.
Остальные разумно соглашаются и со спокойной душой расходятся.
***
На следующий день я помогаю двум молодым ассистенткам редакции развозить модные вещи, использованные на фотосъемках. Первым делом мы отправляемся в офис дома Swarovski, куда нужно занести колье, сережки и кольца. Там нас встречают пошлые сверкающие мозаики из кристаллов, которыми выложены лебеди, и работница Swarovski того же возраста, что и мои спутницы. Они берутся щебетать о чем-то своем и параллельно проверяют наличие всех аксессуаров. Оказывается, одно кольцо все-таки где-то затерялось на съемках, но девушки прекрасно понимают друг друга, разводят руками и говорят: «Ну еще найдется!»
Затем мы едем возвращать одежду шоу-румам. Я долго пытаюсь выяснить у ассистентки Таи, что такое шоу-рум и чем это отличается от магазина. Тая пытается объяснить разницу и вдохновленно делится планами открыть свой собственный шоу-рум, но, устав от дурацких расспросов, сдается и говорит, что, в общем-то, шоу-рум и магазин — это одно и то же.
— Тая, а вы гламурная?
— Что?
— Ну вы же в журнале Glamour работаете. Вот и спрашиваю, соответствуете ли!
— Даже не знаю, как ответить…
— Ладно, давайте, может, по дороге кофе возьмем.
— Только на улице пить будешь, гламурный наш! — неожиданно вступается за Таю прежде молчавший водитель. — Был тут случай: одна из вашего журнала пролила на заднее сиденье кофе, а потом на это место другая села юбкой. Ну и заплакала. Успокаивать пришлось.
Прежде чем допустить Илью Шепелина до редколлегии Glamour, с него взяли подписку о неразглашении содержания нового номера
***
В редакции меня отправляют «на место секса». В том смысле, что я сел за рабочий стол автора, ведущего рубрику про отношения полов. Из-за обновленного в последние годы законодательства в России ее рубрика — главная головная боль юристов журнала. Те требуют от редакции заменить слово «мастурбация» — по их мнению, за его употребление можно подать иск к изданию с маркировкой «16+», потому что слово «может вызвать интерес к сексу». В конце концов их устраивает слово «самоудовлетворение».
— Православный талибан какой-то, Мизулина будет довольна! — приободряется выпускающий редактор, заканчивая переписку с юристами. — Где уж те славные времена, когда мы могли поставить статью с заголовком «Об анальном». А сейчас даже слово «минет» запрещено.
— Это еще что! — оживляется арт-директор. — Мы как-то напечатали на одной полосе банан в презервативе, и там же было обручальное кольцо. На кольце был изображен крест и дана цитата из Библии. Нам тогда написали из ювелирного дома: сказали, что внимательно нас читают, и попросили рядом с их кольцами презервативы не печатать, а иначе пригрозили нажаловаться в РПЦ… Тогда же из-за закона об оскорблении чувств верующих нам пришлось отказаться от использования слова «гей-икона».
— Моя первая заметка, — рассказывает директор раздела «Культура», — была про то, как женщине вернуть девственность. В Москве тогда, лет пятнадцать назад, появились клиники с этой услугой, и я отправилась в одну из таких. Врач там спрашивает: «Детей рожали?» Да, говорю. «Муж есть?» — «Есть». — «А он знает, что такую операцию хотите сделать?» — «Нет, я ему сюрприз готовлю». Врач оценил. Но, кажется, у нас депутаты пытаются провести такую же операцию. В смысле не для себя, а для страны, с этими законами.
— Да вообще странно, что вещи нельзя называть своими именами. Все-таки мы всегда были журналом, который без манерности разговаривал с читательницами, — вторит глава отдела «Стиль жизни».
В эти диалоги почти не вмешиваюсь. Они звучат примерно так же, как и любые аналогичные разговоры, которые я в последние годы слышал во всех общественно-политических редакциях, хотя и ведут их совершенно другие люди.
***
— Мы однажды делали интервью с Мэттью МакКонахи. Договорились с его агентом, нам дали номер. Мы набрали, спрашиваем: «Мэттью?» Там отвечает мужчина: «Нет, а кто, простите, нужен?» Отвечаем: «Мэттью МакКонахи. Для интервью». С той стороны раздался хохот, и мужчина закричал куда-то в сторону: «Эй, мужики, тут есть Мэттью МакКонахи? Интервью надо дать!» Потом выяснилось, что спутали цифры и позвонили в какой-то американский бар. Ну хорошо, что там никто не додумался дать интервью от имени МакКонахи, — редактор моды Иляна рассказывает мне смешные истории и параллельно набирает из кулера три стакана воды, которые затем выстраивает на столе перед собой.
— Это еще зачем? — недоуменно показываю на стаканы.
— Нужно в день выпивать два литра воды. Мне сегодня еще литр остался.
— Что это еще за ерунда? В Glamour, поди, это прочитали?
— Наш журнал тоже, конечно, про это писал. Вы хотите поддеть меня такими вопросами, показать легкомысленность. Но, скажу честно, мне за свою работу ни капли не стыдно. Потому что когда я пишу про моду, я всегда даю советы, которые никак не противоречат моим взглядам. В отличие, скажем, от тех людей, кто пошел работать на федеральные каналы, им приходится врать самим себе. А мы всегда пишем на совесть и не врем нашим читательницам.
В процессе подготовки к съемкам в каждом номере журнала Glamour ассистенты набирают до тридцати килограмм вещей
***
— Ну что это за фотография? Райского ощущения нету! Дайте мне райского ощущения, — главный редактор рассказывает, какие задачи ей приходится ставить перед бьютиками, это сотрудницы отдела красоты.
— Мы занимаемся банками и космической сферой, — поясняют бьютики.
Что они говорят про различие оттенков синего и как они подходят для разных тонов кожи, я сразу не очень пытался понимать, но на космической сфере и банках отказался соображать окончательно.
— Банки — это парфюмерия в баночках, размазки — это то, что из тюбиков выдавливают, ну а космическая отрасль — парфюмерия вообще.
Немного отлегло.
Главный редактор Glamour Маша Федорова показывает фотоколлажи с косметикой, из которых даже мне становится понятно, какие из них с райскими ощущениями, а какие — нет. Как это получается — загадка.
— А давайте напишем про этого актера! — предлагает Маше редактор «Культуры» Василиса.
— Давайте не будем. Кто это вообще? В каком фильме снялся?.. Я не смотрела.
— Но он же кла-а-асный! — безапелляционно парирует Василиса.
— Ну если классный, то можно, — соглашается главный редактор.
***
В последний день работы в Glamour я иду на презентацию бутика на Большой Дмитровке, где придумали совместить магазин дорогой мужской одежды с барбершопом. Я соглашаюсь на процедуру royal shave: парикмахер соскребает мне щетину опасной бритвой и между делом рассказывает, как он корректирует бороды высокопоставленным сотрудникам государственных банков. Благодарю парикмахера за то, что не зарезал меня, пять минут разглядываю людей, которые со скучающим видом рассматривают коктейли в бокалах, и возвращаюсь в редакцию, не представляя, что об этом можно написать на сайт глянцевого журнала.
— Ты опять все пропустил! Вот сейчас одна половина редакции схлестнулась с другой на тему, можно ли печатать у нас в журнале женщин-судей и женщин-полицейских. Шеф-редактор кричала, что они изверги, судьи выносят 99,99% обвинительных приговоров, а полицейские тоже черт знает чем занимаются, поэтому не достойны публикации, — пересказывают мне все важнейшие события, случившиеся за время моего отсутствия.
— Зато побрился! — ободряет меня шеф-редактор, которая, как только что выяснилось, была активисткой на выборах Навального в мэры Москвы. — Знаешь, была одна история в жизни другого глянцевого журнала. У них была презентация, на которой всем гостям-ВИПам подарили по коробке всяких банок. Актриса Катя Волкова, в тот момент жена Эдуарда Лимонова, сказала: «В жопу революцию, да здравствует гламур!» Ну вот у нас — и сегодня у тебя — так же.
— Мы делаем самый массовый элитный журнал, как хотите, так это и понимайте, — тут же мне поясняет главный редактор Маша Федорова, которая вихрем носится по редакции и раздает задания. — Мы даем все советы, которые требуются современной работающей женщине: и про моду, и про отношения, и про все остальное, что только можно представить. При этом мы никогда не переходим в своих советах в вульгарность и всегда обращаемся к читательницам только на «вы». Про политику они могут прочитать и в других изданиях. Мы социальные темы тоже не обходим стороной: пишем про насилие в отношении женщин, проблемы усыновления, благотворительность. Но мы прежде всего про то, что не нужно из всего устраивать траур.
— Война на Украине вас как-то коснулась?
— Только одним образом: фотограф, снимающий для нас моделей в нарядах из последних коллекций, теперь ездит с командировками в Донбасс. Но если говорить про такие общественные темы, то посмотрите наш журнал: у нас вышел большой материал, связанный с фильмом «Левиафан», фотосессия актрисы Елены Лядовой. Мы ее сфотографировали в красивых платьях, чтобы показать читательницам, какой жизнь должна быть.
— А, скажем, Юлию Навальную можете себе взять в качестве героини?
— Если это будет материал, не связанный с политикой, о том, как она по-женски переживает, когда мужа садят под домашний арест, то почему бы и нет.
Маша убегает писать колонку главного редактора, которая, как водится почти везде, осталась последним материалом, не отправившимся в верстку.
— Вы только обязательно напишите об этом, что я села колонку писать, а не пошла вместо этого на премьеру фильма или на открытие бутика! — бросает она вслед. Обязательно, говорю. Еще мне остается три стакана воды, чтобы добраться до двух выпитых литров за день.