Сильный пол
Анна Жавнерович о том, когда пора валить
Редактор сайта w-o-s.ru опубликовала нашумевшую историю расставания с человеком, который превратил ее лицо в кровоподтек. Еще один из миллиона случаев бытовых разборок должен возобновить разговор о принятии закона о домашнем насилии. «Афиша–Город» поговорила с Жавнерович.
- Ваша история вызвала большой резонанс и сотни комментариев, многие из которых были довольно грубыми и неприятными. Вы не пожалели о публикации?
- Нет, совсем не пожалела. Конечно, хотелось какого-то резонанса, но не до такой степени. Может быть, это произошло, потому что совпало с «телочками» (этический скандал вокруг «Медузы». — Прим. ред.) и с Гордоном (телеведущий обозвал почти всех героинь своей программы про домашнее насилие дурами, общественный деятель Алена Попова подает на него в суд. — Прим. ред.). Более того, я не думала, что столько женщин вскроются и станут рассказывать свои истории. Я получила сотни сообщений. Были письма типа «15 лет в браке, не знаю, как уйти от мужа. Что мне делать?». Были и другие, например: «Мне 19, моему сыну два, он от другого мужчины. Бойфренд меня избивает, родители вмешиваться отказались». Получается, что без побитого журналиста никуда. Правда, тяжеловато справляться с потоком писем и работать «телефоном доверия» для женщин в кризисных ситуациях. Но у меня впервые в жизни, как бы это пафосно ни прозвучало, ощущение, что я сделала что-то важное. Что касается комментариев от наших подписчиков в «ВКонтакте», так я никогда их не читала, а сейчас тем более не буду — повод явно не тот.
- Что вы советуете женщинам в подобных ситуациях кроме того, что нужно бежать, как вы пишете в своей статье?
- В основном — именно бежать. Правда, ситуации бывают очень разные, я оказалась лишь в одной из них. Я спрашиваю, есть ли у них близкие и друзья, которые могут им помочь. Есть сомневающиеся, которые уже приняли решение бежать, но медлят и ждут какого-то заметного подтверждения своей правоты. Кого-то просто унижают, и она думает, что скоро на нее набросятся с кулаками. Я пытаюсь им объяснить, что не надо бояться: если вы уйдете, будет не хуже, а просто по-другому. Но от зависимости надо избавляться, иначе это никогда не закончится. Вообще меня совершенно поразило, какое количество таких историй вскрылось после статьи.
- Как долго вы решались об этом написать?
- Решение я приняла сразу, практически на следующий день после того, как со мной это случилось. Но я сознательно выдерживала паузу для того, чтобы разобраться в процедурных моментах, а еще для того, чтобы тон статьи был выдержанным, максимально неэмоциональным. И, похоже, это сработало. В итоге я решила опубликовать материал после того, как спустя три месяца моим родителям пришел оригинал отказа в возбуждении дела.
- В комментариях к самой статье на сайте немало реплик в духе «сама виновата» — одна из самых распространенных реакций на случаи домашнего насилия в России. Каково читать все эти комментарии применительно к себе?
- У меня уже есть какая-то дистанция по отношению к тому, что случилось, и по отношению к этому материалу тоже. Он живет собственной жизнью, и эта история, став настолько публичной, уже не имеет никакого отношения к моим эмоциональным переживаниям. Поэтому комментарии «сама виновата, небось 20 лет била его половником по голове» я воспринимаю точно так же, с определенной дистанцией. По факту что тут можно сказать: нет, это не случилось в состоянии драки, ссоры, никто не кидался друг в друга посудой, не было африканских страстей, я спала — меня разбудили. Лишить 48 сонных кг возможности сопротивляться — дело нехитрое.
- Из всех реакций в интернете самую большую дискуссия вызвала колонка главного редактора TJournal Никиты Лихачева, который, правда, потом за нее извинился.
- Он извинился публично, потом извинился перед нашим главным редактором Катей Герасичевой и лично передо мной. Принято, что тут еще скажешь. Но я его тексты не прочитала. Не потому, что я такая высокомерная. Просто колонка главного редактора TJournal относится к разряду комментариев из «ВКонтакте». Так и оказалось — ну не подумал человек, написал ерунду.
- В его текстах есть два опорных и при этом противоречащих друг другу тезиса: во-первых, претензия в самой колонке, что «ВОС» сделал из бытовой истории сенсацию, во-вторых, в посте с извинениями отсылка к сайту telo4ka.ru — мол, пока вы там обсуждаете какую-то дребедень, каждый день в России погибает от домашнего насилия столько-то женщин, и вот о чем нужно думать. По результатам всей этой дискуссии, что вы сами про это думаете?
- Вот бытовые истории и нужно обсуждать, а не то, кто кого обозвал телочкой. Именно поэтому я всегда с большой иронией относилась к интернет-постфеминизму, писала свои статьи про страшные ботинки и буду продолжать это делать. По сути, это выглядит так: кто-то кого-то чуть не убил в своей хрущевке, но это скучная бытовуха, давайте лучше обсудим, кого как называть в интернете, сидя в теплом кресле с компьютером. Людей бьют, а иногда и убивают. Давайте побольше об этом поговорим и поменьше будем акцентироваться на телочках.
- Журналист Настя Каримова сравнивала реакцию на скандал с «телочками» с откликами на вашу историю, замечая, что у нас принято смеяться над феминистками, считая, что клевая девчонка не страдает от гендерной дискриминации и никогда не обидится на слово «телочка», ведь у нее достаточно самоиронии. В похожем ключе некоторые отреагировали на вашу статью: клевую девчонку так избивать не станут, значит, сама чем-то спровоцировала, нужно послушать вторую сторону, наверное, это все объяснит.
- Наверное, назрел спор про курицу и яйцо. Но в дискуссии о телочках я никогда не вписываюсь и не буду этого делать. И вообще не участвую в срачах в фейсбуке. Что же касается дискриминации: по образованию я недоучившийся концертный звукоинженер. Это в целом мужское поле. Мне было 17 лет, я ездила с группой на гастроли. Я прихожу на площадку, там сидит чувак с бородой, и тут я такая на каблуках, нимфетка. Он смотрит на меня с таким выражением — мол, кто ты вообще такая? Я начинаю ему подыгрывать, скакать вокруг микрофона и говорить «микрофончик, миленький, не заводись» и так далее. Потом просто делаю свое дело и ухожу. И конечно же, в его пренебрежительном ко мне отношении, наверное, была дискриминация, но я в жизни не сяду писать колонку про то, как я страдаю от того, что женщин-звукорежиссеров в России не принимают или смеются над ними. Но удары по лицу — это то, с чем я не могу справиться. На бытовую дискриминацию мне хватает чувства юмора, а в этом случае юмором не поможешь.
- Давайте поговорим про процедурную сторону истории. Когда вы писали заявление в полицию, неужели никто вас не предупредил, что дело могут не возбудить, и не посоветовал обратиться напрямую в мировой суд?
- Если бы они мне сказали, что нужно снять побои и идти с документами в суд, то я бы туда пошла, но мне об этом не сообщили. Никто не знает об этой процедуре, и закона о домашнем насилии у нас тоже нет. Поэтому нет никакой методики. Обычно заявления такого рода либо забирают сами женщины, либо в органах просто ждут, пока у них все заживет и они просто забьют на это все. А поскольку полиция не обязана возбуждать дело по таким обвинениям, все глохнет. По статистике, только 4% женщин подают в суд в итоге. А есть еще официальная статистика, что каждые 45 минут сожитель убивает партнершу в России. И опять-таки, мы не знаем, насколько точны эти данные. Судя по разговорам и историям, которые я слышала за последнее время, вообще мало кого это миновало. Если собираются пять женщин в комнате, три из них пережили домашнее насилие, одна испытывала психологическое насилие, а пятая, может, еще испытает.
- Как, на ваш взгляд, нужно бороться с домашним насилием?
- Если примут закон о домашнем насилии, мужчина будет знать, что если он замахнется на женщину, то оставшиеся 20 лет он будет, к примеру, выплачивать ей четверть зарплаты. Наверное, в таком случае он подумает, прежде чем поднимать руку.
- Прочитав ваш дневник, многие заявили, что хотят узнать версию второй стороны, уверяя, что она якобы может что-то объяснить. Ваш бывший бойфренд как-то отреагировал на публикацию и пытался ли он с вами связаться?
- Несмотря на то что за прошедшие три месяца мы с ним неоднократно общались, на связь после публикации он не выходил. Все довольно быстро вычислили, кто это. Наверное, если бы он хотел высказаться, то уже высказался бы. Единственное, его вроде бы уволили с работы. До этого мы неоднократно виделись, когда я забирала вещи, перевозила мебель из квартиры. Было, конечно, не по себе. Первый раз после этого видеть его было немного страшно, сейчас уже нет. Невозможно постоянно об этом думать.
- Имея этот тяжелый опыт, как бы вы обозначили момент, когда нужно собирать рюкзак и убегать?
- Очень сложно зафиксировать этот момент, пока он еще не начал бить и сильно прессовать, но уже нужно начать действовать. Теперь, наверное, я уже буду узнавать эти маркеры. Тогда мне казалось, что можно с этим что-то сделать. Были мысли: может, я тоже не так уж хороша. С одной стороны, зачем он говорит мне при друзьях, что я слишком громко разговариваю? С другой стороны, может, я правда слишком ору? За несколько месяцев до случившегося начались замечания при других людях, претензии, что я много времени провожу с друзьями, являюсь домой поздно. Еще он мучил кошку, прямо до крика. В общем, были какие-то вещи, которые свидетельствовали о серьезном нарушении границ, но я вместо этого списывала это все на внешние факторы. Думала, что стоит поработать над собой. Уйти сразу было тяжело: мы были вместе три года, все это хозяйство, квартира, мебель, коты, а вдруг наладится, я буду лучше. Но лучше не будет. Это как игра в земельки — он все больше и больше откусывает от твоей территории, пока ты занимаешься самокопанием и анализом.
- Кажется, во многом именно про эту необходимость отстаивать свои границы и говорят феминистки. И вы говорите ровно то же.
- Наверное, да, теперь уже деваться некуда. Но я как раз тру, труевее некуда. Я сама к этому пришла — книжек не читала и университетов не кончала.
- Кроме неудачной попытки позвонить на горячую линию, которая ушла на новогодние каникулы, вы пытались получить какую-то профессиональную психологическую помощь?
- Нет, мне очень помогли мои друзья и коллеги, а специально к психологу я не обращалась. Первые месяцы не чувствовала ничего вообще. Может быть, у меня просто сильная психологическая защита. Я провела первое время с Катей Герасичевой (главред «ВОС». — Прим. ред.), мы с ней много разговаривали, мне это тоже помогло. Сейчас у меня нет каких-то флешбэков финчеровского толка, нет депрессии. Я не исключаю, что однажды мне станет худо, но этого пока не произошло. Наверное, благодаря друзьям и тому, что мне есть всегда с кем поговорить.
- У вас есть какие-то определенные ожидания по поводу суда и общего итога разбирательства?
- Мои ожидания уже перешли из сферы личного в другую плоскость. Я не одержима жаждой мести. Я просто хочу добиться прозрачности методики — это будет для меня лучший результат. Описать, как нужно действовать, и довести дело до конца, показав, что себя отстоять возможно — и для этого нужно делать то-то и то-то, а не скрываться, потому что стыдно, и молчать годами.
Интервью
Фотографии