Все развлечения «Вконтакте» Что такое трэш-ностальгия и почему она появилась

Действующие лица

Феликс Сандалов

редактор «Афиши»

Александр Павлов

администратор паблика ­«Орбита-4», посвященного раритетным видео из российских телеархивов конца 80-х — начала 90-х

Татьяна Симакова

администратор музыкального паблика «Сапоги старшей сестры», посвященного среди прочего самым неожиданным героям вроде Александра Розенбаума или Виктора Салтыкова

Антон Вагин

создатель паблика Red Disco, ­специализирующегося на низовой поп-музыке российского производства с конца 80-х и до нашего времени, осмысляемой в контексте модной синт-электроники

Феликс Сандалов: Понятно, что ностальгия — тотальное свойство современной культуры, но в «ВКонтакте» она приобретает очень неожиданные формы: здесь умиление зачастую вызывают вещи, которые вовсе не вызывали его в то время, когда появились, — или которые были в тот момент скорее маргинальны; с теле­визионной ностальгией это не совпадает совершенно. Как это объяснить?

Александр Павлов: Когда году в 2008-м люди стали подключаться к «ВКонтакте», произошел мощнейший ностальгический всплеск. Сперва были группы типа «Вы выросли в 90-е, если…», где люди выкладывали сканы вкладышей от жвачки «Турбо» и прочее. Но это была такая лобовая ностальгия. А вот пару лет назад, когда подросло следующее поколение, уже чуть подальше от вкладышей и «Утиных историй», стал доминировать иро­нический взгляд. Ностальгический мейнстрим начал смещаться в пародийную плоскость, и, с другой стороны, появились люди, которые стали копать глубже. Те, кто захотел рассказать, что в 90-е у нас не только было счастливое детство, но и еще много другого интересного. Я смотрю много старых телепередач и слежу за тем, кто все это оцифровывает и выкладывает, — так вот, в какой-то момент я с удивлением осознал, что этим занимаются люди, которым сейчас 16–19 лет. Для подростков это же вообще параллельная реальность. Наверное, они это старое телевидение смотрят как пришельцы с другой планеты. Возможно, отсюда и смех. Они же с этим не жили — вот им и весело.

Татьяна Симакова: По поводу возраста — я недавно смотрела, напри­мер, кто как отреагировал на наш пост про Анну Герман, и там было очень смешное сообщение. Двенадцатилетняя девочка написала: «Ой, прикольно, а я ведь смотрела недавно про нее сериал». Меня это поразило. Анна Герман, сериал, 12 лет, вот блин… Ведь Герман достаточно тяжело слушать, если это делать с открытым сердцем, то оно может не выдержать. Часто говорят, что попса, эстрада — легкий жанр, но не в этом случае.

Сандалов: Но ведь у вас не только Герман появ­ляется, а и Игорь Тальков, и Муджус, например. Это такой способ эстетизировать трэш, легитимизировать одно через другое, своего рода ноубрау?

Симакова: Получается, что так. Но в этом нет ничего удивительного — и то, и другое, и третье представляет собой самобытную музыку на русском языке. И это не трэш. Для меня трэш — это российские группы, которые поют на английском. Вот это просто мерзость и скука. А то русское, что у нас есть или было, — это не трэш. ­Знаешь, как в песне поется: она хотела бы жить на Манхэттене, но не бросать же торговлю котлетами. Вот в этом Россия. Кто-то торгует котлетами, а кто-то представляет, что он живет на Манхэт­тене. Мне котлетное интереснее.

Сандалов: Давайте все-таки без лукавства: многие проявления 90-х сегодня смотрятся чудно и даже чудовищно. Вот, скажем, содержание паблика Red Disco, весь этот сельпокор и лоходанс…

Антон Вагин: Я абсолютно не отношусь к этому как к дичи. У меня не возникает никакого диссонанса, если утром я слушаю Маккартни, а вечером Фоломкина (деятель трэш-хип-хопа, пользуется локальной популярностью в «ВКонтакте». — Прим. ред.).

Павлов: Я вот живу в Омске, в районе, который называется Городок нефтяников: стандартная ­застройка, типовые пятиэтажки, с 80-х годов ­особо ничего не изменилось. И я отлично себе представляю, как в соседних квартирах могли бы звучать плей-листы из Red Disco. Пусть это и не очень приятная мысль.

Сандалов: То есть это такая попытка приручить реальность, поместить ее в знакомый контекст и тем самым обезопасить?

Вагин: Отчасти да. Этот материал надо преподнести в красивой упаковке, иначе никто не обратит на него внимание. Если окружить его знакомыми модными понятиями вроде термина «минимал-синт», можно привлечь аудиторию, которой в обычной ситуации было бы наплевать.

Симакова: Я не считаю, что это попытка при­ручить реальность. Это просто реальность такая сама по себе. Можно бежать от «Ласкового мая», а можно принимать его как важную часть нашего опыта, и часть важную. Глупо считать, что группа Onyx заведомо лучше «Мальчишника». Нет России журнала «Афиша» и России газеты «Мир криминала» — это одна страна, и невозможно ­делать вид, что мы не соприкасаемся.

Павлов: «ВКонтакте» — это площадка для встреч с очень разной Россией, тем она и интересна. Вот перед Новым годом был случай: я дома смотрел мультсериал про домовенка Кузю по старенькому телевизору Funai, который мне достался от товарища, — и я выложил снимок в «ВКонтакте». И посыпались комментарии: ой, у меня такой же, а у меня стоит такой на даче… очень неожиданный ­повод для невероятного единения всех со всеми. Тут еще надо понимать, что в моем случае, например, современное ТВ — полная противоположность того, что пестует «Орбита-4». Сегодня это лакированная реальность, пресловутые «лоснящиеся упырьки». А ведущие в очках с толстыми стеклами и в херовых свитерах — они намного ближе были и есть к жизни. Это было искреннее телевидение, может быть, по наитию искреннее, но все же. А сейчас какая-то пропасть между тем, что в телевизоре, и тем, что за окном. И у меня нет ностальгии в этом плане — передача «Телекурьер» 1990 года для меня гораздо живее всех нынешних репортажей.

Вагин: Нынешние подростки про американское телевидение знают все, а про наше им никто толком ничего не скажет. И они ничего не захотят сами искать, им нужно это предоставить на тарелочке.

Павлов: В «Орбите» совершенно серьезно пишут под видео из нулевых с Гребенщиковым в пере­даче Диброва: «Ох как круто и смело! Сейчас такое невозможно!» Хотя, казалось бы, — десяти лет не прошло. Люди хотят погрузиться в атмосферу времени, когда вообще не было понятно, как что делать: ни музыку, ни ТВ, ни прессу — все с чистого листа. Может быть, это своего рода отрицание стабильности и установленных правил.

Симакова: А мне кажется, что это просто тоска по искренности и попытки ее найти. Я нахожу в «ВКонтакте» хороших ребят, которые в Кирове играют на копеечных инструментах, приобретенных на сэкономленные деньги, — это впечатляет. Все мы скучаем по настоящим, невыдуманным вещам.

Сандалов: А вы не задумывались о том, кто будет Игорем Тальковым и Владом Листьевым для следующего поколения, вот такими объектами ностальгии? Grumpy Cat? Не странно это?

Симакова: Ну да, а чего такого? Никуда от этого не уйти уже.

Павлов: Страшная мысль, но, видимо, так и будет.