перейти на мобильную версию сайта
да
нет

Итоги нулевых 20 пьес 2000-х

Главные театральные тексты десятилетия — и их лучшие постановки.

архив
[альтернативный текст для изображения]

1. «Гамлет» Уильяма Шекспира

Главная пьеса мирового репертуара была впору девяностым: тогда Гамлета играли Евгений Миронов и Константин Райкин. В нулевых Гамлета играли актеры, имена которых вам ни о чем не скажут: очевидно, человек в нулевых измельчал.

 
[альтернативный текст для изображения]

2. «Экспонаты» Вячеслава Дурненкова

«Новая драма» десять лет самоопределялась — заодно ли она с театром, какой он есть, или против него. В конце концов один из самых талантливых, Вячеслав Дурненков, определился — и выдал пьесу о двух семьях, схлестнувшихся насмерть, когда встала дилемма: подыхать с гордо поднятой головой или жить по законам нового времени. Ровно так же две лучшие постановки «Экспонатов» — омский спектакль Дмитрия Егорова, выдержанный в традициях реалистического театра, и прокопьевская постановка Марата Гацалова, которая выглядит модным европейским спектаклем, — схлестнулись между собой на театральных фестивалях.

 
[альтернативный текст для изображения]

3. «Вишневый сад» Антона Чехова

В 1904-м Станиславский поставил ее как реалисти­ческую элегию, и Чехов был недоволен — он считал ­пьесу комедией. Но мхатовский стиль был канони­зирован, а к середине века превратился в замшелую традицию. В 70–80-х театр взялся ее оспаривать, и пьесу ставили резко, как трагикомедию, подпуская прозрачные антисоветские намеки. Во весь голос о «России, которую мы потеряли» заговорили в девя­ностых. В нулевых же родился великий спектакль — шестичасовая постановка Эймунтаса Някрошюса с Людмилой Максаковой, Евгением Мироновым, ­Алексеем Петренко и Ингой Оболдиной. За нагромождением метафор в нем читалась метафора глобальная — про потерянный рай.

 
[альтернативный текст для изображения]

4. «Дядя Ваня» Антона Чехова

«Дядю Ваню» всегда играли как пьесу о кризисе ­среднего возраста. Римас Туминас год назад по­ставил ее в Вахтанговском как пьесу о прошлом, ­которое, стоит ему довериться, уничтожает будущее. К Войницкому, в грандиозном испол­нении Сергея Маковецкого, являются тени из прошлого, чтобы вконец измучить и увести с собой.

 
[альтернативный текст для изображения]

5. «Изображая жертву» братьев Пресняковых

Братья Пресняковы написали, а Кирилл Серебрен­ников поставил, а потом снял «Гамлета» новейшей истории. У Пресняковых Валя, за мелкий прайс изображающий жертву во время следственных экспериментов, не умеет связать двух слов. Вместо него о «распавшейся связи времен», как умеет, рассуждает капитан милиции, по сов­местительству тень Валиного отца. Его вопль «Вы откуда, на х…, прилетели сюда?!» в нулевых стал исчерпывающей характеристикой отношений отцов и детей.

 
[альтернативный текст для изображения]

6. «Ксения. История любви» Вадима Леванова

Валерий Фокин, реформировавший питерскую Александринку, пришел туда с новой пьесой. Для тольяттинца Вадима Леванова, воспитавшего Клавдиева и братьев Дурненковых, это была первая постановка на большой сцене за 40 с небольшим лет жизни.

 
[альтернативный текст для изображения]

7. «Калека с острова Инишмаан» Мартина МакДонаха

Мартин МакДонах пишет об ирландской провинции, поразительно похожей на Россию, вместе с ее провинцией и обеими столицами. В нулевых его пьесы, и самая популярная — про калеку Билли с богом забытого острова — пожаром шли по сценам России, а одной из них — пермскому театру «У моста» — постановки МакДона­ха составили не просто репутацию, но более того — славу. Слух об этом дошел до Мак­Донаха только в конце 2010-го — судя по тому, что тогда он впервые взялся взыскать с театра авторские права.

 
[альтернативный текст для изображения]

8. «Жизнь удалась» Павла Пряжко

В лидера нового поколения «новой драмы» минча­нина Пряжко влюблены все молодые режиссеры. Михаил Угаров поставил Пряжко адекватней всех. Его спектакль — о жизнедеятельности, которая всегда «удалась» и которую по ошибке называют жизнью.

 
[альтернативный текст для изображения]

9. «Братья Ч.» Елены Греминой

В стране, где играют преимущественно Чехова, не было пьесы про самого Чехова. Елена Гремина написала ее для постановки в Театре Станиславского в 2010 году. В ней Чехов еще молод, здоров и еще очень остро помнит, что значит «выдавливать из себя раба по капле».

 
[альтернативный текст для изображения]

10. «Кислород» Ивана Вырыпаева

«Кислород», который Вырыпаев вместе с Ариной Маракулиной сыграл в «Театр.doc» в 2002-м, называ­ли манифестом поколения нулевых, из чего можно сделать вывод, что поколение влеклось одновременно к страшному, красивому и непознаваемому. С тех пор Вырыпаев чрезвычайно талантливо выражает одно через другое, другое через третье.

 
[альтернативный текст для изображения]

11. «Я, пулеметчик» Юрия Клавдиева

Юрий Клавдиев — воин городских окраин, у ко­торого в настоящем питерская прописка, а в прошлом — Тольятти, «групповые драки, торговля ­краденым, наркотиками, работа главным редак­тором, спекуляции валютой, игра в группах, шаманизм». Лучшее из написанного — монолог «Я, пулеметчик» от имени братка, ощущающего свое родство с воевавшим дедом.

 
[альтернативный текст для изображения]

12. «Номер 13» Рея Куни

В 2001-м один знакомый британец был поражен, ­увидев на афише МХТ имя Куни: автор легкомысленных английских комедий оказался на афише главного театра России, который тогда под руко­водством Олега Табакова интенсивно реформи­ровался. Но факт есть факт, и вслед за МХТ в ту же сторону в нулевых реформировался весь ­российский театр. Сейчас Куни есть в репертуаре едва ли не каждого крупного театра, и не скажу про британца, а переводчик Михаил Мишин сделал на нем состояние.

 
[альтернативный текст для изображения]

13. «Пластилин» Василия Сигарева

Пьеса Василия Сигарева про замученного мальчика, а в конечном счете про худший из миров, в который новичкам не имеет смысла приходить. Когда Сигарев получал за нее в Лондоне премию Лоренса Оливье из рук Тома Стоппарда, тот сказал, что если бы сейчас был жив Достоевский, его звали бы Сигаревым. Кирилл Серебренников поставил «Пластилин» в такой жиз­нелюбивой оптимистической манере, что получился спектакль о лучшем из миров, который новичкам имеет смысл как следует перетряхнуть.

 
[альтернативный текст для изображения]

14. «Кухня» Максима Курочкина

Максим Курочкин к началу нулевых был известен как юный гений, но все его пьесы проваливались на сцене. Олег Меньшиков предложил ему написать что-нибудь веселое, чтобы можно было петь и бить степ, но Курочкин не таков, чтобы писать под ногу. Меньшиков получил от него ни много ни мало — версию легенды о нибелунгах. Так зимой 2000 года Меньшиков стал Гюнтером.

 
[альтернативный текст для изображения]

15. «Облом-off» Михаила Угарова

Михаил Угаров написал свою версию гончаровского «Обломова» по заказу Олега Ефремова, когда тот еще был жив. Обломов был похож на самого Угарова — стоик, сложивший над головой руки домиком, не пожелавший взрослеть, в то время когда ровесники превращались в чертовски деловых людей. Но пьеса лежала во МХАТе без дела, поэтому в 2002-м драматург взял, да и перепрофилировался в режиссеры — поставив в казанцевском Центре драматургии и режиссуры один из главных спектаклей нулевых.

 
[альтернативный текст для изображения]

16. «Док.тор» Елены Исаевой

Елена Исаева записала монолог астраханского врача о мытарствах по поселковым больницам без инструментов и лекарств. Тот доктор давно эмигрировал, а пьеса встала в один ряд с булгаковскими «Записками на манжетах» и чеховской «Палатой №6». Кроме того, на этой документальной пьесе Владимир Панков отточил придуманный им синтетический жанр саундрамы и сколотил свою труппу.

 
[альтернативный текст для изображения]

17. «Терроризм» братьев Пресняковых

Пьеса про бытовой терроризм, с которой началась карьера Кирилла Серебренникова в МХТ и непрерывное путешествие братьев Пресняковых по миру на свои премьеры. В 2005-м, когда журнал «Афиша» провел фестиваль их пьес и опубликовал роман «Убить судью», британские агенты Пресняковых подсчитали, что их пьесы ставят в мире чаще, чем русского драматурга номер один А.П.Чехова.

 
[альтернативный текст для изображения]

18. «Час восемнадцать» Елены Греминой

Первая и единственная политическая пьеса нуле­вых. Поводом к ней послужило дело юриста Сергея Магнитского, умершего в Матросской Тишине. Дело имело резонанс и привело к каким-никаким пере­менам в пенитенциарной системе. Свой вклад внес и спектакль Михаила Угарова в «Театр.doc», пред­ставляющий из себя театрализованный суд над ­судьями, тюремщиками и врачами. Гремина написа­ла пьесу на основе десятков интервью и материалов Общественной наблюдательной комиссии Валерия Борщова.

 
[альтернативный текст для изображения]

19. «Берег утопии» Тома Стоппарда

Трилогия Тома Стоппарда про Бакунина, Герцена, Огарева, Белинского, Тургенева, о переплетении их личных судеб с судьбой России и Европы, а в конечном счете про метаморфозы либеральной мысли. Первыми ее поставили англичане, потом американцы, а только затем пьеса появилась в России, в Молодежном театре. С тех пор спектакль Алексея Бородина идет по выходным единым блоком, три спектакля в один день, и это редкий спектакль нулевых, который не только стоит, но и нужно видеть.

 
[альтернативный текст для изображения]

20. «+1» Евгения Гришковца

В бурные девяностые, если бы кто-то заговорил со сцены о частном и незначительном, его бы не поняли. Театр — форум, территория крупных героев и больших тем. Гришковец мог появиться только в начале нулевых. Десять лет спустя в спектакле «+1» он по-преж­нему выговаривает себе право ничем не отличаться от своего зрителя и при этом чувствовать себя уникальным. По-существу, он делал это и десять лет назад, только теперь — с большой убежденностью и в самых больших театральных залах.

Ошибка в тексте
Отправить