Владимир Филиппов о том, как управлять культурой, когда закрывают выставки

— «Афиша» давно не встречалась с функционерами из Департамента культуры: жанр «интервью с чиновником из Депкульта» после ухода Капкова как-то скис, потому что Кибовскому внимание прессы куда менее лестно. Скажите, как в целом стиль жизни вашего ведомства поменялся со сменой руководства? Ну, может, сушки заменили на сухарики в офисе там, где чай наливают?

— Во-первых, департамент сократился в два раза.

— Стало сложнее?

— Не сложнее, а по-другому. Нет теперь такого количества управлений в центральном аппарате департамента, например. Мне трудно оценивать. При Сергее Александровиче я вел организацию детского отдыха, занимался некоторым количеством культурных центров и спецпроектов. А сейчас в моем ведомстве выставочные залы, музеи, фестивали — масштаб поменялся. Хотя формально ничего не изменилось.

— С Капковым принято ассоциировать некий культурный поворот, случившийся в Москве, однако с его уходом направление политики действительно не поменялось.

— Депкультуры, как и любой департамент, работает по регламенту, утвержденному правительством Москвы. В принципе, задачи госпрограммы, которая принималась в 2012 году, и сейчас исполняются. Сергей Александрович пришел в департамент в 2011 году, и с его участием формировалась программа.

— То есть вы хотите сказать, что административный механизм отстроен идеально и не зависит от личностей и не важно уже, чья фамилия это будет — Капкова, Кибовского, Филиппова, Ценципера или Миронова с Дементьевой?

— Конечно, рабочая атмосфера от человека зависит. Даже один и тот же человек в разном настроении проецирует разную атмосферу на коллектив. Но говорить, что принципиально векторы меняются, наверное, не стоит. Мне кажется, многие москвичи привыкли, их сложно удивить улучшениями пространства вокруг — даже когда в Москве возникают проекты, объективно лучшие в Европе. О культуре вспоминают в связи с какими-то конфликтными сюжетами — например, с украшениями города к фестивалям. Но и про них 80% респондентов нашего соцопроса положительно отзываются. И это вечный вопрос о культуре: она должна быть демократичной или аристократичной? Баланс должен быть.

— Пешеходные зоны, торговые шале, фестивали варенья — все это возникло вместе или параллельно с Капковым. Есть ощущение, что с каждым годом городские праздники расширяются в масштабах и уходят в несознанку в плане хорошего вкуса. Эти праздники с «Урбантино» и розовыми слонами тоже часть политики, установленной в 2012 году?

— У нас нет увеличения расходов по праздникам: последние несколько лет все расходуется в пределах тех же средств, что и в 2012–2013 годах. А вместе с тем покупательная способность рубля изменилась не в нашу пользу.

— Какое мероприятие департамент для себя считает образцовым?

— Мне нравятся «Ночь музеев», «Ночь искусства», «Библионочь». Когда мы проводим мероприятия, то всегда задаемся вопросом, какую проблему с их помощью решаем. А вообще задача каждой ночи — используя такой социально-психологический эффект, как желание людей быть приобщенными к какому-то большому процессу, показать людям, что в Москве существуют учреждения культуры, о которых они, возможно, не знали, что там интересно, там есть своя атмосфера. Поэтому сказать, что «Ночь искусства» менее идеальна, а «Ночь кино» — более, невозможно.

— С деятельностью Департамента культуры принято ассоциировать возрождение парков, активность библиотек, проведение упомянутых вами ночей. А есть ли еще какие-то городские сюжеты, которые вы активно разрабатываете?

— Журналистов интересуют парки — а вот вы знаете что-нибудь про организацию «Московское кино»? Речь про кинотеатры, которые находятся в ведомстве Москвы. 30 из них продали ADG Group, которая занимается их реконструкцией вместе с Ольгой Захаровой, а 15 осталось — и это большая тема. В этом году появился проект «Музыка в метро», которым занимается Андрей Петров, директор ДК «Северное Чертаново». Под него собираются уличные музыканты, чтобы систематизировать их выступления в городе — в парках, в метро.

— Это та самая система лицензирования уличных художников? Как в Лондоне?

— Сейчас мы пытаемся оценить, насколько это необходимо, есть ли вообще потребность контролировать деятельность музыкантов и художников.

— Контролировать — нет, но если вспомнить ужасные истории, как художников и музыкантов выгоняли с Арбата, то защищать необходимо.

— Тут снова говорим про демократичность: некоторые жители Арбата считают, что художники там не нужны.

— Можно вспомнить недавнюю ситуацию с Патриками и то, как она разрешилась. У нас все-таки демократия работает очень специфически — для избранных.

— Культура — особая сфера. Во все времена и во всех обществах она развивалась особенно интенсивно на тех этапах, которые не назовешь демократичными.

— Есть еще одна сфера, пострадавшая в этом году от властей. Я говорю про ночные клубы и электронную музыку. Фестиваль Outline был отменен в день проведения, в клубе «Конструктор» случился беспрецедентно жесткий антинаркотический рейд. Кажется, будто власти на эту индустрию точат зуб…

— Фестиваль Outline максимально провалил подготовку. У них было запланировано масштабное мероприятие — более чем на 5 тысяч человек. Мы об этом фестивале узнали уже на том этапе, когда у них возникли проблемы, и постарались помочь чем могли: перенесли часть концертов в парк «Музеон». Я, честно говоря, не готов эту тему комментировать: кейс уникальный — настолько странно это все было организовано.

— Дело в том, что сейчас ночная жизнь активно легитимируется в Европе именно как культура: в Берлине Berghain в результате судебного заключения был признан объектом высокой культуры, в Лондоне в защиту клуба Fabric мэр выступает. Могли бы клубы в Москве оказаться в одном списке через запятую вместе с театрами, парками и библиотеками?

— Парки и библиотеки — государственные институции. Они оказались в фокусе нашего внимания, потому что мы их финансируем, мы за них отвечаем. Клубы работают сами по себе, и я не уверен, что не нужно здесь вводить какое-то государственное регулирование. А вообще в сфере культуры нужно инвестировать в репутации. То, что у нас нет ценности репутации как таковой, приводит к тому, что может снижаться качество продукта и менеджмента проектов. У нас в стране нет ценности репутации и нет истории репутации.

— Как нет ценности? Вот есть имя Серебренникова, которое было делегировано «Гоголь-центру», — теперь и центр вполне себе учреждение с репутацией.

— Ну это случай единичный. Я не говорю про лидеров отрасли — я про ментальность. В России многие ориентированы брать короткие дистанции, это приводит к снижению качества продукта и его ценности.

— То есть еще раз: вы считаете, что нашему государству не нужно забираться в сферу электронной музыки и клубной культуры?

— Я не вижу потребности, чтобы мы взваливали на государственные плечи еще и такие вещи. Об этой индустрии многие узнали так же, как о Центре фотографии им. братьев Люмьер: многие слышали словосочетание, понимали, что это на «Красном Октябре» где-то находится, но совершенно не представляли, что там выставляется. А после скандала выяснилось, что у всех есть по поводу Люмьеров мнение. Тут вспоминается фраза «Я Пастернака не читал, но осуждаю», когда некоторые авторитетные коллеги позволяют себе высказываться в том же духе. Наверное, скандалы, закрытия выставок и отмена фестивалей — процесс, сопутствующий взрослению нашего общества.

— Центр им. Люмьер — частное предприятие, но все-таки можете выразить взгляд Департамента культуры на выставку Стерджеса? Это запрещенка или нет?

— Если говорят, что работы господина Стерджеса признаны Роскомнадзором вызывающими, то их нельзя выставлять. Насколько я понимаю, такого заключения по фотографиям не было.

— Будете ли вы учитывать последствия скандала с выставкой? Собираетесь ли пересматривать политику своих учреждения?

— У нас действует незыблемый, неприкосновенный принцип творческой автономии. Это ответственность директоров каждой конкретной галереи или выставочного зала.

— Это понятно, но вот, скажем, Свиблова решит выставить Хельмута Ньютона, а Мизулина с Кузнецовой увидят в нем порнуху и с вилами придут в Дом фотографии. Не страшно?

— Мы не ставим себе задачи находить консенсус между Ольгой Львовной и Еленой Борисовной. У нас, допустим, была ситуация в Манеже с выставкой Вадима Сидура. Более того, благодаря той скандальной истории Музей Вадима Сидура, находящийся на окраине города, приобрел популярность — туда стало ходить больше людей. Я считаю, если ты поднимаешь руку на продукт творчества, то должен понимать всю ответственность за свои действия. Вывод может быть только один: надо принимать дополнительные меры по охране. Выставки же не открываются в пешеходных зонах или на какой-то общедоступной площади — провокаторы сознательно идут в галереи и музеи.

— Так же, как Pussy Riot в храм?

— Некорректно сравнивать акции Pussy Riot с тем, что происходило в галереях. В храмы люди ходят все-таки с совсем другими задачами.

— Ну почему же: храмы с музеями генетически связаны, оба места требуют определенным образом регламентированного поведения. Так или иначе, в менеджменте культуры в сегодняшней России остро стоят вопросы защиты, противодействия провокациям и цензуры…

— Цензура у нас конституционно запрещена. Еще раз хочу подчеркнуть принцип творческой автономии учреждений, ответственности директоров и коллективов за план выставочных работ или фестивалей, которые они проводят. На департаменте — деньги и кадровая политика. Мы даем задания на год, и директор занимается их реализацией: это формирование у горожан привычки посещать культурное учреждение, предоставление качественного культурного продукта и так далее.

— При этом вы многие вещи сами инициируете, но, полагаю, Департамент культуры не будет организовывать фестиваль перформанса с участием Pussy Riоt и Петра Павленского. Равно так же, как другие госучреждения не будут выдавать премии художникам, критикующим государство.

— А я не считаю Петра Павленского крутым современным художником, хотя понимаю, что мое мнение могут не разделять. Я не считаю поджигание двери акцией, достойной называться искусством.

— Было бы странно, если бы все-таки чиновник одного госведомства поддерживал поджигание двери другого госведомства.

— Я бы даже и поджигание двери в квартиру Павленского не поддерживал просто потому, что не поддерживаю вандализм.

— О чем вы будете говорить на саммите в условиях, когда у России по-прежнему довольно изолированный статус во всем мире.

— Вот в Манеже открылась выставка про Италию — про культуру, гастрономические радости… Делаем ее вместе с посольством Италии, а на следующий год собираемся проводить Дни российской культуры в Италии. Для нас это важно, потому что мы мировая культурная столица вне зависимости от внешнеполитической конъюнктуры.

— Притом что в московской культуре столько острых моментов — мы о них говорили, — тема вашего саммита сформулирована, скажем так, не злободневно: что будет с культурой в городах будущего.

— Саммит объединяет 33 абсолютно разных города — в том числе Шанхай, Сеул, Токио, Лондон, Нью-Йорк, Сан-Франциско, Буэнос-Айрес…

— Такая широкая география может говорить о том, что это больше протокольная штука, чем практическая. У нас выставки с детскими фотографиями мочой обливают, а в Нью-Йорке открывают 10-й музей современного искусства — какой тут обмен опытом?

— Нет, наоборот, это абсолютно практическая штука, потому что мы понимаем, что жизнь нации в целом сильно отличается от жизни в мегаполисе, особенно культурной. Ну то есть, возможно, москвич лучше поймет жителя Нью-Йорка, чем россиянина из маленького сибирского городка. Сейчас культура переносится в цифровую сферу, и мегаполисы — это первые ее потребители. Существуют города — трендсеттеры мировой культуры, это Сан-Франциско, Лос-Анджелес, Нью-Йорк, Гонконг, Москва, Токио. Мы не собираемся обсуждать русскую культуру, Москву и ее проблемы. Мы являемся площадкой для обсуждения международных культурных вопросов. Саммит дает возможность руководителям культурных ведомств — нас порядка 70 человек — понять пути и методы решения проблем, которые во многом схожи.

— Как строится работа форума? У него есть открытая и закрытая часть?

— Это уже пятый саммит, он проходит с 2012 года ежегодно и до этого всегда был закрытым. Устроен он как и все конференции: 3 дня идет утром, днем и вечером, каждый день разбит на секции с темами и спикерами. Выступающие делятся своими кейсами, идут вопросы из зала, обсуждения. Все, что происходит в рамках саммита, нельзя записывать, нельзя транслировать, нельзя комментировать журналистам без согласия коллег — такое негласное правило. Плюс на вечерних мероприятиях можно неформально общаться. А в этом году мы сделали открытую сессию почти на 900 мест в ЗИЛе, где на подиуме будет представлено 5 городов: вице-мэр Амстердама, вице-мэр Лондона, руководитель культуры Мадрида, представитель Сеула и я от Москвы.

— Почему такая строгость с закрытой частью?

— Закрытые заседания будут проходить на разных площадках: начинается с заседания в мэрии на Тверской, 13, потом мы переходим в Мироваренную палату Кремля, дальше — МАММ, «Гараж», ВДНХ, итоги подводятся в «Электротеатре Станиславский». Кстати, все переезды осуществляются на московских автобусах ЛиАЗ — решили не заказывать микроавтобусы, а взять транспорт, которым пользуется большинство москвичей. Почему такие меры? А иначе не случится откровенного разговора и просто каждый из докладчиков будет кичиться своими успехами. Среди делегатов есть, например, представитель Дубая, где действуют свои системы управления. В Лондоне своя история, в Варшаве — своя.

— А дорогая штука это вообще для бюджета?

— Мы на это тратим 12 миллионов рублей, потому что обеспечиваем логистику и проживание участников. Поскольку основная часть совещаний проходит за закрытыми дверями, спонсоров сюда не привлечь. Однако из мероприятий такого уровня это самое дешевое по государственным тратам с учетом того, что к нам приезжают 20 городов на достаточно топовых уровнях.

— А Москве в вашем лице что интересно как городу принимающему?

— Мы в Москве еще как-то не учитывали в структуре трудоспособного населения долю людей, занятых в креативной экономике, — вот это важно сейчас считать. И мы сейчас начинаем подходить к этой теме вместе с Департаментом труда. Креативная экономика вообще ключевая вещь. Культура является одним из главных драйверов городской экономики в мегаполисе, и если ты сейчас хочешь поддерживать и развивать культуру, то индикатором является самочувствие креативной экономики. В Лондоне, например, зарегистрировано 44 тысячи стартапов в креативной индустрии, а в Сан-Франциско — 11 тысяч. Все уверены, что именно в Силиконовой долине расцвет цифровых компаний, а для Лондона это приоритет. Также мы будем обсуждать городские фестивали, изменения городских кварталов и в том числе ситуацию в Москве с Патриаршими прудами — будет выступать Петр Мансилья-Круз, директор Музея Булгакова. Запланировано выступление Софьи Троценко про взаимодействие частных и государственных инициатив, речь Федора Павлова-Андреевича про международные коллаборации, а также директора Некрасовской библиотеки Марии Приваловой и многих других коллег.