«Мастер и Маргарита» и «Панические атаки» — хорроры о том, как страшно жить в России

Москва, 1930-е. Пьесу «Пилат» модного драматурга по прозвищу Мастер (Евгений Цыганов) снимают с готовящегося показа в «Театре», а ему самому устраивают выволочку на собрании в Доме литераторов за антисоветчину — особенно постарался критик Латунский (Дмитрий Лысенков). Мастер уже думает покончить с собой на первомайском параде, но его спасает томная красавица Маргарита (Юлия Снигирь), у которой тоже все не слава богу: в ее браке нет любви.

Встреча двух одиночеств приводит к тому, что Мастер, благодаря чуткому редакторскому уму своей возлюбленной, начинает писать роман с рабочими названиями «Великий канцлер» и «Князь тьмы» (настольная книга у писателя, разумеется, гетевский «Фауст»), который затем превратится в «Мастера и Маргариту». Масла на трамвайные пути еще подливает знакомство главного героя с инфернальным немцем (Аугуст Диль), который приехал посмотреть, как Москва «похорошела» при Сталине, и заодно понять, как атеизм стал главной религией в Советском Союзе. С этого иностранца Мастер напишет Воланда.

Тень Дюнкерка незримо нависает сразу над двумя громкими российскими кинодолгостроями января — «Воздухом» и «Мастером и Маргаритой», работа над которыми велась с 2018 года. И если вайбы нолановской картины в «Воздухе» Алексея Германа-младшего выглядят как нечто само собой разумеющееся (оба фильма рассказывают про войну как катастрофу всемирного масштаба), то «Мастер и Маргарита» неожиданно оказалась нашим «Искуплением», в котором, напомним, была грандиозная однокадровая сцена эвакуации с дюнкеркского побережья. А еще в постмодернистском «Искуплении» Джо Райта по роману Иэна Макьюэна была матрешечная композиция (в искусстве этот прием называется «мизанабим»Mise en abyme («помещение в бездну» с французского), или принцип матрешки, — рекурсивная художественная техника, известная в просторечии как «сон во сне», «рассказ в рассказе», «спектакль в спектакле», «фильм в фильме» или «картина в картине».). Фильм состоял из двух слоев — реального и выдуманногоОн существовал в книжке писательницы Брайони Таллис, которая решила переписать финал истории своей сестры Сесилли и ее возлюбленного Робби: на самом деле они погибли во время Первой мировой войны, а на страницах ее романа обрели счастье. . По такому же принципу устроен «Мастер и Маргарита» Михаила Локшина по сценарию Романа Кантора («Эпидемия»).

С одной стороны, есть как бы реальный мир, в котором Мастер пишет роман (прием, до которого югославский режиссер Александар Петрович додумался еще в 1972 году). С другой — вымышленный мир романа, а внутри него еще рассказ про прокуратора Понтия Пилата (Клас Банг) и подсудимого Иешуа Га-Ноцри (Аарон Водовоз). В выдуманном Советском Союзе 1930-х годов милиционеры похожи на лондонских констеблей, сталинская Москва — на дизельпанковский Нью-Йорк из «Небесного Капитана и мира будущего», а по небу летают цеппелины. Иными словами, фильм Локшина не совсем экранизация «Мастера и Маргариты», а скорее изящный метакомментарий к ней с элементами внутрицеховой сатиры, как в «Театральном романе».

От работы художников-постановщиков, которые вместе с режиссером создали страшно красивый и просто страшный мир на экране (да, этот «Мастер и Маргарита» — натуральный хоррор с происками нечистой силы и скримерами, как в готических страшилках). От того, как Локшин и Кантор дискутируют с Булгаковым, дополнительно зарифмовав Мастера и Воланда (особенно элегантно M превращается в W в перевернутом отражении первой буквы метрополитена). От головокружительного полета по ночной Москве голой Юлии Снигирь, заключившей сделку с дьяволом. От Воланда в виртуозном исполнении эффектного Аугуста Диля. От того, что, в конце концов, это почти Голливуд: уже на «Серебряных коньках» было видно, что Локшин крайне техничный постановщик, а в «Мастере и Маргарите» он поднялся на еще более высокий визионерский уровень.

При этом картина подкупает не только визуальной, но и содержательной, ужасно злободневной стороной. В ней можно увидеть горькие размышления об отношениях творца и власти. О том, на какие компромиссы готов или, наоборот, не готов идти автор в ситуации тоталитарной (само)цензуры. О том, как «квартирный вопрос испортил москвичей», раз ради получения жилья можно написать донос.

Этот мир со снятыми спектаклями, заканселенными властью авторами, «голой вечеринкой» директора варьете Лиходеева, балом у Сатаны (жаль, снятым не одним кадром), маленькими людьми, попавшими в жернова большой истории, выглядит таким осязаемым и до чертиков узнаваемым — кажется, еще немного и откроются врата в настоящий ад.

Северный моногород Никель. Совершеннолетняя, но все еще живущая вместе с абьюзивной, не отпускающей ее матерью Вика (Елена Тронина) страдает от панических атак, которые местные считают бесовской одержимостью. Не помогает и поход к знахарке. Тогда Вика решает уехать из родного города, в котором «перспективы нет и бизнеса», к сестре (Дарья Савельева) в соседнюю Норвегию. Для этого она обращается за помощью к знакомому «водиле Никитосу» (Сергей Двойников), который часто по работе гоняет в Скандинавию и у которого с собой есть ствол: мало ли что может случиться в дороге. Вскоре это «чеховское ружье» выстрелит.

Север помнит, что десять лет назад уже был фильм про суровое российское Заполярье — «Комбинат „Надежда“» Наталии Мещаниновой как раз с Дарьей Савельевой, чья героиня Света хотела уехать из Норильска (примечательно, что он расположен с Никелем на одной широте, но в разных частях страны). Финал «Комбината» заставал Свету в аэропорту. Вика трогается в дорогу уже на тридцатой минуте фильма, позаимствовав у подруги шубу, так как до этого ей без вещей приходится сигануть из окна в огромную и глубокую лужу, потому что мать заперла ее в комнате.

Похожую шубу мы уже видели у Анны Михалковой в «Чувствах Анны» Анны Меликян и у Светланы Устиновой в «Холодном фронте» Романа Волобуева. Есть, возможно, обманчивое, но стойкое ощущение, что все эти шубы генеалогически восходят к шубе Скарлетт Йоханссон из не дающего покоя кинематографистам шедевра Джонатана Глейзера — научно-фантастического хоррора «Побудь в моей шкуре». «Панические атаки» тоже своего рода фильм ужасов. И даже больше: он выглядит как спин-офф отечественного ретрофутуристического боди-хоррора «Кольская сверхглубокая». Правда, если его герои спускались в ад, то сделавшие по дороге остановку персонажи Твердовского просто решают прогуляться до Кольской сверхглубокой скважины, ведь, как рассказывает Никита, если в трубу прокричать все свои желания, они обязательно сбудутся. «Говорят, что ты типа дьяволу прямо в уши кричишь!»

Надо сказать, что, в отличие от «Мастера и Маргариты», Сатана собственной персоной в «Панических атаках» не появится. Да он тут и не нужен. Дьявол и так всегда здесь — главным образом в деталях. Вике настолько тесно, настолько нечем дышать в России, что она готова продать душу лукавому за пропуск в лучший из возможных миров. К слову, чтобы создать клаустрофобическую атмосферу в российской части картины, Твердовский позвал оператора балаговской «Тесноты» Артема Емельянова, который снял ее настолько душно, что в какой‑то момент начинаешь задыхаться от всей этой коробочности. Норвежская же часть, наоборот, поставлена иначе: там больше общих планов, больше воздуха в кадре. Так, авторы словно хотят подчеркнуть, что в свободной Норвегии даже дышится по-другому.

Впрочем, это «душное» роуд-муви не стоило бы и выеденного яйца, если бы в третьем акте идущей почти два часа картины Твердовский не решил устроить полный беспредел. К сожалению, про впечатляющую концовку нельзя рассказать без спойлеровЕсли вы не боитесь спойлеров, то знайте, что смысл финала сводится к тому, что тюрьма в Норвегии лучше жизни в России., но, кажется, совершенно не случайно, что герои едут в Скандинавию. Там живет великий датский кинорежиссер-трикстер Ларс фон Триер, с «Идиотами» которого сравнивали дебют Твердовского «Класс коррекции». В «Панических атаках» Твердовский выдает такой образцово фон-триеровский, провокационный финал, что в другой обстановке он бы запросто мог произвести эффект звягинцевского «Левиафана». А сейчас «Атакам», скорее всего, суждено затеряться на фоне «Мастера и Маргариты», что, право слово, немного жаль.

Сколько в этом взрывном финале фрондерства, а сколько холодного расчета, знает только сам Твердовский, но факт, что от такого радикального социального высказывания в нынешней ситуации у кого‑то может задергаться глаз, а у кого‑то начаться панические атаки.