«Побудь в моей шкуре» Джонатана Глейзера: Охота темное

Соткавшись из каких-то космических колебаний, голая женщина (Скарлетт Йоханссон) с помощью молчаливого мотоциклиста присваивает вещи и одежду мертвой брюнетки, лежащей на обочине шотландской дороги. Теперь у нее есть белый фургон, рваные чулки и немного денег, на которые она немедленно приобретает в торговом центре помаду, пролетарскую розовую кофточку, «варенки» в обтяжку и меховой жакет.

Это, как вскоре выяснится, набор для соблазнения провинциальных землян. Женщина станет колесить по Глазго и окрестностям, и делая вид, что заблудилась, заводить разговор с одинокими прохожими. Некоторые из них будут садиться к ней в фургон, приезжать в полуразрушенный дом и раздеваться – вместо секса их, впрочем, будет ожидать космическое Ничто.

Первый же знаменитый видеоклип Джонатана Глейзера, «Karmacoma» Massive Attack, передавал сердечные приветы фильму «Сияние», и едва ли не с тех же пор англичанин ходит в «новых Кубриках». Титул, как известно, переходящий от одного талантливого формалиста к другому – но, похоже, наконец попавший к человеку, который просто так с ним расставаться не собирается. Он умеет бесконечно затягивать съемки – на подготовку «Шкуры» ушло доброе десятилетие. Он умеет уничтожить литературный первоисточник – от одноименного дебютного романа Мишеля Фейбера остались рожки и, безусловно, ножки. И главное, в каждом из своих – ну да, пока всего трех – фильмов Глейзер выбирает новое направление движения и неизменно по встречной полосе. 

«Сексуальная тварь» с Беном Кингсли, который никогда еще не был так похож на фаллос, прожевала и выплюнула жанр британской гангстерской комедии. «Рождение» с Николь Кидман вышло чем-то вроде хичкоковского «Головокружения», из которого изъяли триллер и оставили только волнение и скорбь – фильм получился настолько печальным, что публике ничего не оставалось, как его дружно осмеять. Наконец, «Побудь в моей шкуре», издалека похожий на фантастический хоррор с американской звездой, оказался радикальным и идиосинкратическим киноэкспериментом, напоминающим то ли самые мутные фильмы Николаса Роуга (который тоже, кстати, интересовался пришельцами), то ли, допустим, «Необходимое убийство» Сколимовского. 

Взяв из книжки некий фантастический сюжет (инопланетянка для своих инопланетных, крайне неаппетитных нужд охотится на земных мужчин) Глейзер слой за слоем снимал с него лишнее, пока не осталась только сердцевина – или пустота, есть и такое мнение. Значительную часть фильма Скарлетт Йоханссон молча ездит на машине под нарочито раздражающий саундтрек, на котором стонет альт и что-то ухает. Ее личность стерта, цели туманны. Самая популярная легенда о «Шкуре» гласит, что многие шотландцы, с которыми разговаривает героиня, были обычными прохожими и снимались скрытой камерой. Что, конечно, технически совершенно не требовалось, но задним числом выглядит символично: Скарлетт Йоханссон в черном парике, спрашивающая дорогу из фургончика, для нормального человека такой же абсурд, как инопланетная хищница, ее невозможно разоблачить, потому что мозг просто откажется работать в этом направлении. А глейзеровский фильм, куда она заманивает простофиль – такая же бездна вне привычных измерений, как то, что прячется за дверью героини.

Будучи нормальным пришельцем, она пытается понять, почувствовать эту планету – смотрит, слушает, задает наводящие вопросы. Но в отличие от десятков киношных инопланетян, эта совершенно не хочет заглядывать в нашу бессмертную душу. Она как путник проездом в незнакомом городе, которому просто любопытно, где тут выпивают, а где гуляют с детьми. Или как охотник, изучающий повадки будущей добычи в ее среде обитания. Или как человек из Первого мира, приехавший в Третий – впрочем, Глейзер, наверное, выше таких приземленных метафор. Важно, что героиня не испытывает никаких эмоций – ни став свидетельницей трагического инцидента, ни столкнувшись впервые с так называемым человеческим отношением к себе. Какой-то сбой в системе происходит однажды, после встречи с человеком-слоном, парнем с деформированным лицом, но мы можем лишь догадываться о его природе. И вряд ли это сочувствие – скорее, тревога. Глейзера, разумеется, интересуют не инопланетяне, а люди, отраженные в их глазах. Земля – и головокружительно снятые шотландские пейзажи, и толпа в ночном клубе, и болельщики «Селтика», расходящиеся со стадиона, и все эти одинокие мужчины – оказывается феноменально неуютной, враждебной, отталкивающей средой. Способной разъесть даже прибывший из космоса сверхорганизм.

Скарлетт Йоханссон – прекрасная, бесстрашная актриса и блестящее кастинговое решение; страшно подумать, как испортили бы фильм какие-нибудь Джессика Бил или Меган Фокс, вроде бы ходившие в кандидатках. Тело Йоханссон, которое играет тут ключевую роль, сколь маняще, столь и несовершенно. Девять из десяти режиссеров выбрали бы постоянную посетительницу фитнес-клуба, но Глейзеру прежде всего важен контраст между оболочкой, той самой шкурой, и тем, что под ней. Оболочка Скарлетт – несомненно, человеческая, а следовательно, уязвимая.

Как всякое универсальное высказывание, фильм охотно поддается разнообразным толкованиям, одновременно означает все и не означает ничего. Велик, к примеру, соблазн трактовать «Шкуру» в феминистском духе – тело отдельно, женщина отдельно. А можно как мизантропическую поэму, в которой пол – не более, чем инструмент. А можно, наверное, и как просто набор ничего не значащих красивых и страшных картинок. Есть подозрение, что Джонатану Глейзеру в тесте на гениальность осталось последнее задание: на вопрос «что ты сделал?» честно поставить галочку в графе «затрудняюсь ответить».