Москва, покрытая дымкой заводов. В сорока километрах от города две пары с отпрысками собираются на загородный ужин. Чуткая психолог Анна (Виктория Исакова) со своим новым мужчиной Сергеем (Кирилл Кяро) и сыном от первого брака с синдромом Аспергера, Мишей (Эльдар Калимулин). Бывший военный Леня, который выдает перлы про «1941–1945, можем повторить» (Александр Робак) с беременной женой Мариной (Наталья Земцова) и дочкой Полиной, которой палец в рот не клади (Виктория Агалакова). Встреча пройдет не очень гладко, а вскоре по телевизору скажут, что по стране расползается странный вирус, от которого уже 200 летальных случаев. «Две тысячи», — поправит независимый эксперт, и его спич тут же прервут тревожно-веселой рекламой лекарства «Грипдол». Значит, все очень серьезно.
В доме Сергея неожиданно появится отец (Юрий Кузнецов) и сообщит, что нужно куда‑то двигаться, чего, мол, сидеть на даче, через неделю ничего вокруг не останется. Сергей же, перед тем как послушать совета, предпримет героический финт — в одиночестве отправится через кордон в Москву вызволять свою бывшую жену Иру (Марьяна Спивак) с сыном (Савелий Кудряшов). В столице вовсю буйствуют мародеры, в ход оплаты нелегальных транспортировок через закрытые на карантин границы идет долларовая валюта. То ли болезнь запустила маховик времени, отмотав события на 20 лет назад, то ли в людях ничего, в сущности, не поменялось, и в этом и заключается настоящая гуманитарная катастрофа.
Если у вас возникло ощущение, что новый сериал от создателей «Чернобыля. Зоны отчуждения» может показаться душной драмой о метаниях глянцевых москвичей в агонизирующей Москве, то вы ошибаетесь. «Эпидемия» — без дураков, высококонцептуальный сериал, нужный именно здесь и сейчас.
Главное противостояние происходит не с зараженными или бандитами, которые, бесспорно, тоже стали частью первоклассного развлечения, а между ведущими женскими партиями Исаковой и Спивак. Россия, если угодно, разверзлась, когда две сильные женщины полюбили одного не очень сильного мужчину. Вспоминается русская фольклорная старофеминистская традиция «коня на скаку остановит, в горящую избу войдет». К культурологическому контексту добавляется социополитический: правительство, дозирующее информацию, население в поисках ответов, бороздящее каналы вменяемых и не очень блогеров, военные санитары в инфернальных нарядах, — будто материализовавшийся батальон с ближайших наших войн.
Неслучайно героиня Спивак приходит за своим ребенком в практически идентичной сцене и в похожую школу, как в «Нелюбви». Апокалипсис пришел совершенно неожиданно. Бодрийяр бы сказал, что самое время. Пока Звягинцев запускает свою Женю в цикличное движение по беговой дорожке, не находя трансгрессивного выхода из мира успешных облицовочных поселенцев новой Москвы, сценарист Кантор и режиссер Костомаров просто к чертовой матери выдергивают шнур питания из этой беговой дорожки и включаются в жанровый контекст фантастики и хоррора.
Это динамичное кино, в меру экспериментальное (камера будет брать неожиданно не «зрительские» углы), действительно неуютное, пугающее и физически отталкивающее. Где‑то в зимних сценах «Эпидемия» наследует карпентеровское «Нечто», где‑то иронические музыкальные отбивки отсылают к «Рассвету мертвецов» Ромеро. В то же время сериал далек от «Ходячих мертвецов», который давно превратился в феодальную стратегию, а ближе все-таки к франшизе «Судная ночь», где тоже ужасно интересно наблюдать за психологией в экстремальных ситуациях.
«Эпидемия», подобно вирусу, постоянно мутирует. От модного психоэкшена а-ля «Нокаут» или «Заражение» Содерберга в кино про выживание из него в тихую деревенскую драму, дальше и вовсе появляются хлебниковские актеры Евгений Сытый и Александр Яценко (в лучшей своей роли со времен фильма «Сердца бумеранг») в образах врачей скорой помощи, и начинается притягательный микс из сигаревских лент «Страна ОЗ» и «Жить», куда вторгаются костомаровские главные герои сериала.
По-хорошему, «Эпидемия» может скрестить бессчетное количество реальностей внутри российского кино, потому что выходит на островке творческой свободы под названием Premier, где ровно год назад в те же даты появился «Звоните ДиКаприо!» Жоры Крыжовникова. Возможно, именно в этом заразительном азарте платформы и заключается причина, почему так прекрасно играют актеры, почему так живо звучат диалоги и почему столь неожиданно и круто работает камера? Но, разумеется, дело еще и в идее.
Самый важный идейный фундамент сериала — духовный. Он держит все остальные смысловые надстройки. Сказочная, православная, языческая — по большому счету любая вера русского человека. Молитва вполголоса или с бравой песней в бой. Не имеет значения.
Значительно другое: беременная Марина кричит бандиту, собирающемуся ее изнасиловать, «у меня ничего больше нет», имея в виду, конечно, ребенка. Так и вся «Эпидемия» — о жизненно необходимом, инстинктивном желании сохранить близкого человека. О выходе из зоны комфорта, когда редкая возможность обнять любимого (-ую) посреди очередной чумы — самый ценный дар. И прислониться щекой к грязному матрасу в избе, и поесть подмерзшей тушенки не покажется омерзительным, пока есть с кем эти радости разделить.
Кажется, чтобы люди по-настоящему начали ценить тех, кого любят, вокруг все должно немножко подохнуть или покрыться сероватым пеплом. Неутешительно, конечно, но смахивает на правду.
«Эпидемия»
на Premier
