Драма, триллер и вечеринка года: подводим итоги в новом списке фильмов для малых экранов

Две пары родителей встречаются в помещении епископальной церкви, чтобы путем разговоров и выражения эмпатии постараться если не проговорить, то хотя бы на время ослабить давнюю травму, раны от которой вряд ли когда‑то полноценно затянутся. Впрочем, лента поначалу крайне неохотно делится деталями и причинами произошедшего: вроде и ощущаешь, что случилось что‑то страшное, по всей видимости школьный массшутингМассовое убийство, совершенное с помощью огнестрельного оружия; массовый расстрел., но при этом не до конца понимаешь, в чем, собственно, дело. Однако дальше «Исповедь» с головой погружает в продолжительный сеанс психотерапии между четырьмя глубоко сломленными людьми, отчаянно пытающимися найти выход своим эмоциям и чувствам.

Кинематограф полнится фильмами, подробно реконструирующими трагедии и исследующими их причины (например, недавний «Нитрам» Джастина Курцела, где тот пристально всматривался в портрет и мотивы будущего палача), но почти нет произведений, посвященных последствиям и документированию быта людей, пробующих жить дальше внутри лабиринта травмы.

«Исповедь» даже в этом смысле поставлена не как принято: именно родители расплачиваются за грехи детей, а не наоборот. Более того, картина на своем примере показывает, как можно и, наверное, нужно поступать в сложившейся ситуации, совершенно при этом не занимаясь морализаторством. Побуждает к действию, предлагая один из вариантов. Конечно, это социальное кино, однако сделанное невероятно ювелирно. Два часа выворачивающего наизнанку зрелища, но практически не срывающего голос.

Здесь подробно обсуждают депрессию и буллинг среди подростков, проговаривают мысль о том, как социальная изоляция укрепляет негативные ожидания, как интернет становится заменой реальной жизни. Поздно бьющие тревогу родители в известной степени такие же заложники ситуации, так как зачастую их страховка не может покрыть лечение у дорогих специалистов. И как, спрашивается, в таком случае понять, что из родного дитяти вырастет убийца, как определить момент, когда что‑то пошло не так. И если видеоигру Call of Duty тут приводят скорее для общего примера, то на мерах по регулированию свободного оборота оружия эпохи Барака Обамы делается определенный акцент.

Это в первую очередь — всеобъемлющее кино о вине и попытках с ней справиться. Внимательная постановка и тщательно выписанный сценарий — плод работы обаятельного актера Фрэна Кранца: кажется, новой звезды профессии, стартовавшей с «Сандэнса». У Кранца нет медийности Джесси Айзенберга («Когда ты закончишь спасать мир»), Пола Дано («Дикая жизнь») или, скажем, Джоны Хилла («Середина 90-х») — артистов одного поколения, не так давно ставших на наших глазах еще и режиссерами.

Высшая точка актерской карьеры Кранца, помимо опрятных и забытых фестивальных триллеров, ревизионистский хоррор «Хижина в лесу». Характерно, что все четыре автора начали изучать ремесло с аккуратных инди-драм, но именно «Исповедь» добилась в конечном счете максимально эмоционального отклика, если судить по рейтингам зрителей и критиков.

Казалось бы, в аскетичной режиссуре «Исповеди» (четыре человека в четырех стенах ищут исцеления) вряд ли есть что предложить искушенной публике, но Кранц демонстрирует небывалую для дебютанта техничность. То, как тут выстраивают в рамках одной комнаты драматургию пространства, как камера меняет формат по срабатыванию сюжетного регистра, даже как перемещаются и куда садятся персонажи, — здесь важно буквально все, каждая мелочь. И это не говоря о главной ценности фильма — квартете мощных ролей Джейсона Айзекса, Марты Плимптон, Рида Берни и Энн Дауд.

В жизни Маргарет, казалось бы, все учтено. Отличная работа, где она всем улыбается и говорит много умных слов. Шикарная квартира с коллекцией блуз и строгих пиджаков, так идущих ее убийственному каре, о которое можно порезаться. В ее дотошно регламентированном расписании находится место и интенсивной утренней пробежке, и сексу — исключительно по звонку коллеге. Даже дочь, воспитываемая женщиной в одиночку, кажется, почти не досаждает подростковым характером: вечеринкам она предпочитает рейды с подругой в The Elder Scrolls. Но при всем внешнем благополучии почему‑то не покидает ощущение, что такой контрол-фриковский образ жизни Маргарет скрывает за собой глубокую боль. Так в итоге и оказывается, когда спустя уйму лет на горизонте появится тень из далекого прошлого — мужчина, утверждающий, что съел его с Маргарет сына. Тот все это время жил внутри него и ждал свою мать.

Этот многоликий триллер о проективной идентификации, манипуляциях и газлайтинге одновременно напоминает и творчество трикстера Райли Стернса («Искусство самообороны», «Клон»), и «Человека-невидимку» с Элизабет Мосс, и некоторую часть бэк-каталога Брайана Де Пальмы, где тот особенно не сдерживал себя в парадоксальных безделушках на грани хорошего вкуса, от которых тем не менее было не оторваться. Но в большей степени «Воскрешение» продолжает линию режиссерского дебюта Джоэла Эджертона «Подарок» (схожая тревога, обнажающая глубоко запрятанные страхи) и прошлогодней картины «Дом на другой стороне» — моментальной классике Дэвида Брукнера. Во всех этих работах предстает утонченная Ребекка Холл в идеальной роли — многого добившейся, шикарной женщины из Апстейта с большой трагедией за душой.

В связи с тем, что Семанс рассказывает о созависимости, порождающей созависимость, голос получает и дочь Маргарет Эбби (Грейс Кауфман). В переломный момент фильма мать начнет под благими намерениями копировать поведение своего же бывшего парня-абьюзера (убедительный Тим Рот, в юности подвергавшийся сексуальному насилию со стороны деда). Она учит дочь, как правильно пить виски, шеймит ее за худи (ходить в толстовке каждый день, по ее мнению, это проявление слабости и трусости), не пускает к подруге поиграть в Skyrim, а под конец и вовсе сулит деньги за отчетные СМС. Вместо тотального гиперконтроля и сталкинга подросток предлагает более изящное решение: «Мам, просто скажи, что любишь».

Лаура (Джемайма Рупер) топит одиночество в работе, алкоголе и наркотиках. Девушка убежала из родного пригорода 20 лет назад и с тех пор считает родную мать Селию (Кейт Дики) покойной. Однако та, как выясняется, живее всех живых — тем не менее для героини она давно умерла. Казалось бы, и жизни Лауры пришел конец. Наутро после вечеринки у нее вроде как остановилось сердце, но откуда ни возьмись появилась черная жижица неясного происхождения (будто позаимствованная из Death Stranding Хидэо Кодзимы), затекла ей в рот — и девушка переродилась. После инцидента героиню стало тянуть к родным пенатам. Однако после прибытия на место выяснилось, что Селия за это время ни капли не постарела. Как, впрочем, и почти все вокруг.

Два ключа к пониманию этой ленты — фильмы «Реликвия» Натали Эрики Джеймс и «Род мужской» Алекса Гарленда. От первой «Матриарх» наследует нарратив о дурной наследственности и доме, заполненном детской посттравматикой. В «Реликвии» старость в теле родителя отождествлялась со злом — и зло предлагалось обнять и простить. Тут же — раскроить черепушку прикладом с криками: «Ты лишь вагина, из которой я вылезла». От сбивающей с ног картины Гарленда «Матриарх» заимствует дух британского захолустья, в котором местные жители втянуты, скажем так, в очень странные дела. В отличие от «Рода мужского», языческий флер и библейские образы здесь не настолько навязчивы и не так ярко артикулированы. Нет и режиссерских обсессий, фирменной гарлендовской серендипностиТермин, происходящий из английского языка и обозначающий способность, делая глубокие выводы из случайных наблюдений, находить то, что не искал намеренно. Среди характерных примеров серендипити называют открытие рентгеновского излучения Вильгельмом Рентгеном, а также открытие взаимосвязи электричества и магнетизма Эрстедом. и зауми с чрезмерным гипертекстом. Однако все это с лихвой компенсирует величественная и инфернальная, как всегда, шотландка Кейт Дики, не так давно исполнившая роль штурмана с бельмом на глазу в другом симпатичном британском триллере, развернувшемся на завораживающем островном высокогорье Королевства.

Роуэн (Ли Маршалл) вместе со своей подругой Эмили (Лорен Битти) и ее бойфрендом (Арис Тирос) отправляется на окруженную зимним лесом дачу. С девушкой она сдружилась на работе полгода назад, а ее парня не то чтобы хорошо знает. Совместно приготовленные ужины, приятные разговоры, настолки и вино — ничего не предвещает беды. Но, как подсказывает богатый зрительский опыт, уик-энд молодых людей, предоставленных самим себе в изолированном доме, редко когда заканчивается без последствий. В первое же утро у Роуэн возникают подозрения в том, что Эмили, во-первых, подмешивает ей снотворное, во-вторых, прикладывается к ее руке за свежей кровью. Любо-дорого наблюдать за тем, как это «Истекай кровью со мной» пытается разобраться в собственной жанровой идентификации: то намеревается стать хоррором, но так им не становится, то ударяется в драму, но запала явно не хватает. В итоге фильм превращается во что‑то неожиданное третье. В этом будто и заключается творческий метод режиссерки Амелии Мозес: это ее вторая лента подряд с актрисой Лорен Битти, где у той, оставленной наедине с людьми в обособленном домике посреди заснеженного леса, по ночам просыпается жажда крови.

Пригород Северного Лондона, 1999 год, разгар сочельника. Троица приятелей спешит на рождественский гиг по случаю конца (света) миллениума, разъезжая на игрушечно-желтом Peugeot по расклеенным афишами улочкам столицы. Не так давно парни получили локальную славу, поставив в эфир пиратской радиоволны свою запись. Но в классическом триумвирате из эмси, диджея и менеджера намечается раскол. У первого в приоритете учеба, второй вообще из‑за девушки устроил суету с вечеринкой года вместо уютной посиделки с PlayStation, Tekken, прокатными DVD и парочкой косячков, а третий просто любит вкусно и часто поесть. С другой стороны, парням стукнуло 18, исход тысячелетия на носу — другого шанса может и не представиться.

Насыщенный необузданной энергией дебют Реджи Йетса всеми правдами и неправдами старается выбить ностальгическую слезу. Упомянутая выше «Середина 90-х» Джоны Хилла строилась вокруг уличной скейтерской культуры лос-анджелесского предместья. В «Пиратах» все держится на британской клубной сцене излета века. Вместо дырок на кедах Vans здесь стыдят за паленый Naf Naf и ворованный Gucci, снятый с протеза. «Пираты» также напичканы предметами времени: «Змейка» на телефоне, тамагочи, пейджер, тогда еще исключительно университетский поисковик Google, Джей Ло, Spice Girls и бесконечные шутки про мам.

Две другие составляющие успеха картины — ошеломляюще харизматичный кастинг и, конечно, музыка. Электро-хаус, брейкбит, тустеп, спид-гэридж, знаменитые ломаные и убыстренные секции с эпохального альбома «Is This Real». Британские модники встречали нулевые в стремительном и жизнерадостном танце: знали бы они тогда, что спустя каких‑то шесть лет их соотечественник Уильям Беван (он же Burial) распознает привлекательную музыкальность в сосредоточенных сумрачных басах, тем самым определив звучание электронной музыки на десятилетия вперед. Герои «Пиратов» надеялись пережить фатум смены эпох, непреодолимого векового рубежа, ждали перемен и революций. Burial же своим вязким и холодным дабстепом из кафетерия «Макдоналдса», отчаявшись, сообщает, что надежды не оправдались, осталось только чувство опустошенности и тоски по тем самым рейвам 1990-х, о которых он много слышал, но на которых никогда толком не бывал.