Нео умер, перезагрузка произошла успешно, да здравствует Нео. В новой версии путь Избранного-спасителя в войне человечества и машин, то есть весь сюжет той самой трилогии «Матрицы», — лишь реалистичная видеоигра, которую на основе своих видений разработал гениальный геймдизайнер Томас Андерсон (Киану Ривз), покорив умы многих фанатов. Путь нынешнего гиковского мессии — жалкое зрелище от планерок в офисе и работы за компьютером до ванны с уточкой и кресла у психоаналитика (Нил Патрик Харрис из сериала «Как я встретил вашу маму»), прописывающего спасительные синие таблетки. Из тайных радостей только крашиха или «огненная милфа» Тиффани (Кэрри-Энн Мосс), которая иногда заглядывает в кофейню «Симулатте» (!), но Томас не решается к ней подойти. Она подозрительно похожа на Тринити, возлюбленную Нео из его игры.
Тут еще как некстати учредители Warner Bros. заказывают мистеру Андерсону производство четвертой части «Матрицы» (в случае успеха еще и «Матрицу-5» и «Матрицу-6»). Бизнес-партнер (Джонатан Грофф из сериала «Охотник за разумом»), цитируя агента Смита и затягиваясь чем‑то заблюренным для российского проката (что? Да!), сообщает, что вопрос уже решенный и продолжение сделают вне зависимости от их участия. Главный герой с лицом потертого Киану Ривза, проглотив здравомыслие вместе с синей пилюлей и спустив последний стыд в унитаз, берется за бриф новой «Матрицы». Как вдруг из туалетной кабинки на работе материализуется пробудившаяся программа Морфеуса (Яхья Абдул Матин II, словно сгенерированный нейросетями из Лоренса Фишберна) в апельсиновом костюмчике с сообщением, что он прибыл прямиком из модуляции его игры, а все вокруг — лишь новый виток «Матрицы». В руке у Морфеуса теперь только красная таблетка, потому что выбор — лишь иллюзия, а бинарная концепция мира уже устарела.
Первое, что бросается в глаза при просмотре четвертой «Матрицы», — в этой версии система после перепрошивки обзавелась могучей самоиронией, которая, очевидно, выступает в качестве защиты от заранее просчитанных критических комментариев про целесообразность самого существования нынешнего продолжения культовой трилогии. Собственно, в фильме даже присутствует пародия на ретроградных олдфагов в исполнении француза Ламбера Вильсона, который в старой «Матрице» играл не менее древнюю программу Меровинген, а теперь он в грязных лохмотьях кричит в лицо Нео проклятия, звучащие в русском переводе как нечто вроде «Я ваш сиквел франшизы спиноффил».
Справедливости ради имеется и не менее злая ирония на самого автора. Обросший создатель игры Нео-Томас, который с усталостью берется за новую часть от безысходности, поскольку чувствует себя не в своем теле, — нечто иное как альтер эго самой Ланы Вачовски, в этот раз в одиночку оказавшейся в режиссерском кресле. Дуэт Вачовски распался после того, как Лилли по личным причинам ушла из кинематографа в более благоприятные художественные практики. Лана тоже не скрывает, что решила вернуться в мир «Матрицы» после ухода из жизни нескольких близких людей, почувствовав себя одинокой (фильм заканчивается посвящением умершим родителям). Ей на помощь пришли коллеги по «Облачному атласу» — сценарист-писатель Дэвид Митчелл и режиссер Том Тыквер, который написал для «Воскрешения» удивительную музыку, под которую все диалоги или драки в фильме выглядят чуть глупее, чем они есть на самом деле.
Впрочем, лучшая музыкальная сцена в фильме происходит под куда более давно известную композицию «White Rabbit» Jefferson Airplane, имеющую особый символизм внутри «Матрицы», где, как известно, полагается следовать за белым кроликом. Простейший прием, показанный прямолинейно в лоб, но мы же в «Матрице», а ее первородный грех — посильнее разогнаться, врезаться в стену, проломить башкой потолок, кулаком разнести стол, а потом сообщить, что ни стенки, ни столовых приборов на самом деле не существует. В этом фрагменте с нарезкой всех теорий насчет трилогии происходят фиглярское саморазоблачение и деконструкция фильма, в том числе в шутку звучит популярная идея о том, что это все-таки была метафора трансгендерного перехода.
Неоднократно в фильме припоминают и слово «бинарность». Режиссерский тандем Вачовски от самой дебютной «Связи» и вплоть до дорогого сердцу сериала «Восьмое чувство» давно рассказывал о людской эмпатии и многообразии синкретических взаимопроникновений. Оставшись единоличным режиссером «Матрицы-4», Лана Вачовски впервые так ясно говорит о том, что из скольких бы символов не состоял бегущий код, если заглянуть в самую глубину кроличьей норы дырявой циферки 0, то можно увидеть, что каждый нолик тянется к своей единичке, то есть человеку нужен человек.
«Матрица» апеллирует к будущему, но показывает разрушенную пару людей, которые уже не видят смысла что‑либо продолжать, затерявшись в своей судьбе и бесконечном цикле. Нео — обрюзгший холостяк и неудавшийся самоубийца, обремененный работой в корпоративном аду компании под названием Deus Machina (кстати, Богом из машины звался компьютер, который явился в финале «Революции»). Тринити — уставшая мать троих детей, зависшая в шаге от того, чтобы сломать мужу челюсть
Заметьте, что в фильме мужа Тиф-Тринити зовут Чад — его сыграл Чад Стахелски, который в трилогии «Матрицы» был постоянным дублером Киану Ривза, а потом стал режиссером «Джон Уика». Это мета-шутка со стороны «Матрицы», которая конструирует реальность вокруг Тринити и подсовывает ей в мужья двойника Нео. и списать свою семью на запрограммированный социальный конструкт. Он и она всегда были рядом, но не вместе, потому что уже оба забыли, почему прозябали все эти 20 лет. Экипаж корабля под названием «Мнемозина» (в честь древнегреческой богини памяти — традиция символических имен в «Матрице» сохраняется) поможет извлечь их из забытия, чтобы напомнить, что любовь способна впечатлить даже искусственный интеллект.
Забавно, что деконструкция «много лет спустя» в ленте Ланы Вачовски неожиданно оказывается куда ближе к фантастической комедии «Билл и Тед» с тем же вернувшимся увальнем Киану Ривзом, где главные герои тоже бились об стенку 25 лет, обзавелись семьей, хотя должны были исполнить предназначение по объединению мира.
Причем в этот раз финальный выбор между пробуждением и забвением лежит как раз за женщиной. «Раньше женщинами было проще управлять», — говорит один из главных злодеев новой части. Это становится еще одним важным мотивом новой серии, поскольку последним оплотом человечества теперь руководит как раз матриархат — отныне вместо бедствующего Зиона это куда более благополучный город Ио, названный в честь героини древнегреческой мифологии.
«Я не знала, что буду чувствовать, если вновь увижу тебя. Но я очень рада тебя видеть», — говорит в фильме одна из героинь после встречи с Нео. С этим сложно не согласиться, хотя, определенно, часть зрителей проклянет фильм, хотя в то же время почувствует острое чувство дежавю, и будет права. На этом эффекте «Матрицы» во многом строится «Воскрешение» — фильм почти поэпизодно повторяет структуру первой части с некоторыми поправками и вкраплениями «Перезагрузки» и «Революции». В этом приеме много как фансервиса, так и просто фана. Даже черного котика показывают гораздо чаще, чем удачные экшен-сцены, которые тут можно пересчитать по пальцам.
Поскольку по сюжету первые три фильма обернулись самой реалистичной видеоигрой, то не факт, что и вышедшая экранная «Матрица-4» не выполняет ровно такую же роль еще одной тренировочной модальности для ухода от реальности, в которой мы все оказались.
О чем говорит тот факт, что в конце 2021 года мы очутились в точке, когда одновременно вышли кинокартины «Матрица: Воскрешение» и «Человек-паук: Нет пути домой», которые реанимируют героев франшиз из начала нулевых, буквально извлекают их с той стороны экрана и подвергают зрительские воспоминания психоанализу? Даже Нео уже записался на психотерапию. Человек-паук тоже предлагает «не мочить, а лечить злодеев», параллельно давая индульгенцию своим версиям из прошлого. Не сговариваясь, супергерои заглядывают в глаза своим пассиям в кофейнях в надежде разглядеть там искорку воспоминаний. А что же Матрица? Она, как и Нео, оказывается в руках психоаналитиков, но на этот раз не в роли пациента, а в качестве свидетеля, которому предстоит рассказать о своих чувствах к Морфеусу и другим. Но и это не все. Как Нео и его друг по ту сторону экрана, зритель получает возможность переосмыслить заново свои отношения с родителями и другими близкими. И даже если эти отношения были не такими уж и близкими, то теперь они могут стать такими.
«Ностальгия — лекарство от тревоги», — сообщает новая Матрица. Быть может, возвращение знаковых кинофильмов и персонажей таким образом помогает извлечь давно забытые чувства? А чувства — это новая питательная среда для Матрицы. Могут ли чувства, возникающие в голове, быть такой же иллюзией, как и движущиеся картинки, которые их порождают и декодируют? Ведь что есть чувства, как не интерпретация уже произошедших событий? Если мы смотрим фильм, то не видим его, а видим лишь то, что хотим увидеть, и то, на что настроены наши чувства. А что если чувства — это лишь отражение того, что уже произошло, но еще не понято нами?
Если мы все увязли внутри Матрицы, то, может, она производит не реальные чувства, а лишь симулякры? В таком случае было бы логично, что если реальность и существует, то она где‑то там. Но реальность как раз таки находится здесь. И ее реальность не имеет ничего общего с тем, что мы видим на экране. По крайней мере, не в той форме, в которой мы привыкли ее воспринимать.
До сих пор сложно поверить, что у «Матрицы» вышло продолжение, но раз уж Матрица существует, то мы отказываемся дальше оценивать ее по правилам — пора признаться, что последние абзацы этого текста дописывали нейросети искусственного интеллекта по производству генеративного текста. Матрица сама рецензирует «Матрицу» в половине случаев этого обзора. Так же и в фильме мы видим будущее, где человечество научилось сотрудничать с машинами, поэтому уже не нуждается в спасении, а лишь тоскует по большим идеям и здоровым чувствам, ведь теперь, как мы видим, все придуманные ранее киновселенные помещаются у вас на ладошке в форме новой пилюли.
Максима Сухагузова
