Фильм на выходные «Ветер и лев» Джона Милиуса

1904 год, Марокко формально сохраняет независимость, но де-факто оккупировано половиной европейских держав. Часть страны вдобавок контролируют мятежные берберы под руководством Мулая Ахмеда Эль-Райсули (Шон Коннери), который, как обычно бывает с полевыми командирами, кому-то кажется отважным патриотом, а кому-то –разбойником с большой дороги.

Райсули совершает набег на Танжер и берет в заложники богатую американку Иден Пидекарис (Кэндис Берген) – привлекательную молодую вдовушку с двумя детьми. Она, естественно, немного влюбляется в похитителя. Но не знающий об этом президент Теодор Рузвельт (Брайан Кит), у которого на носу перевыборы, решает, что американскую гражданку следует немедленно спасти, даже если потребуется военное вмешательство.

Название «Ветер и лев» (The Wind and the Lion, 1975) звучит так поэтично, что просто обязано, кажется, относиться к романтическому дуэту, но не тут-то было: если лев – это, конечно, Райсули, то ветер — вовсе не американская блондинка, а Рузвельт. И именно эти отношения — заочные и тоже до некоторой степени романтические — являются смысловой осью картины, которая иначе превратилась бы в очередную экзотическую мелодраму про стокгольмский синдром.

Джон Милиус, автор фразы «Люблю запах напалма по утрам» и самых удачных непереводимых mots Гарри Каллахана, был белой вороной Нового Голливуда: в мире, где все поголовно были либералами и делали кино про сломленных системой одиночек, он восхищался войной, снимал «Конана-варвара» и «Красную зарю», козырял ультраправыми взглядами и коллекционировал оружие. Что каким-то образом не мешало ему писать сценарии для Копполы и Спилберга и вообще оставаться уважаемым человеком — феномен, по-видимому, сродни лимоновскому (если не прохановскому). Сделать в 1975 году, когда страна едва начала приходить в себя после Вьетнама, фильм, фактически воспевающий империализм и лично Тедди Рузвельта с его «большой дубинкой», означало, по идее, навечно закрыть для себя вход в «Жан-Жак».

Как этого не произошло, можно только гадать, но, скорее всего, пафос Милиуса коллеги никогда особенно не принимали всерьез — и по «Ветру и льву» очень понятно, почему. Это крайне легкомысленная, если не сказать глупая, и исключительно развлекательная картина. В основу лег реальный случай, о котором Милиус вычитал в журнале, — т.н. инцидент с Пердикарисом. Правда, Пердикарис был престарелым мужчиной, никакого военного вторжения в Марокко не было, и вообще по ходу дела выяснилось, что похищенный давным-давно поменял свой американский паспорт на греческий. Но Милиус художественно подкорректировал историю, слегка поменял фамилию жертвы, радикально изменил пол — и получил классический приключенческий сюжет, теплый привет колониальным сказкам Киплинга.  

Коннери в том же году сыграл в настоящей экранизации Киплинга — в «Человеке, который хотел стать королем» Джона Хьюстона, причем тот фильм снимался в настоящем Марокко. «Ветер и лев» за скромные деньги снимали в Испании — частично в декорациях, оставшихся еще от «Лоуренса Аравийского», а Хьюстон изображал у Милиуса легендарного госсекретаря Джона Хэя, который изящно оттеняет своими сомнениями рузвельтовскую решительность.

Шотландец в роли араба — откровенно дикое кастинговое решение (Омар Шариф отказался), но, в конечном счете, не существует такого фильма, который испортил бы своим присутствием Шон Коннери: от него тут, в принципе, требуется хорошо выглядеть в тюрбане и без запинки произносить витиеватые восточные афоризмы. Их отношения с деревянной, зато очень красивой Берген (Фэй Данауэй отказалась) расписаны безо всякого ненужного психологизма, в комедийном ключе с заметным фрейдистским оттенком — так в 30-е общались с партнершами Кларк Гейбл или Гэри Купер: «Женщина, уйди, от тебя одни неприятности».

В остальном Милиусу явно хочется дать Сэма Пекинпа или того же «Лоуренса Аравийского» — даже прекрасный саундтрек Джерри Голдсмита отчетливо отсылает к жарровскому, — но у него нет ни угрюмости первого, ни тонкости второго, а главное, ему не хватает сосредоточенности: вокруг слишком много интересного. Уже минуте на пятой, когда седовласый джентльмен вдруг достает из нагрудного кармана пистолетик и начинает ловко отстреливать арабских всадников, становится видна природа таланта Милиуса — в которой озорства куда больше, чем напускной кровожадности.

Милиус боготворит Рузвельта (в конце 90-х он снимет о нем еще один фильм), но каждое появление того на экране — в том числе знаменитая речь про гризли, который, по мнению президента, должен заменить орлана на эмблеме США, — граничит с сатирой так, что эту грань уже и не нащупать. То же самое касается и вроде бы победоносного — а вроде бы и ужасно нелепого — марша морпехов по остолбеневшему Танжеру. Не говоря уже об американских дипломатах, которые, снятые с нижнего ракурса, со стуком барабанов на заднем плане, поднимают тост за мировую войну. С иностранцами Милиус, понятно, не церемонится вовсе: марокканский султан, его всемогущий дядюшка, а также все присутствующие немцы изображены исключительно карикатурно.

«Ветер и лев» с большим успехом прошел в прокате, но не встал на полку классики — будучи для этого то ли слишком дурацким, то ли слишком политически двусмысленным. Десятилетия спустя от этого зрелища по-прежнему трудно не получить удовольствия. А политический сюжет не состарился ни на день: это история страны, готовой пойти на опасную авантюру ради спасения одного своего гражданина — или готовой использовать одного своего гражданина как предлог для опасной авантюры.