Фильм на выходные «Театр крови» Дугласа Хикокса

Театральный критик лондонской Financial Times спешит на заседание критической гильдии — пора обсуждать вручение ежегодных наград, — когда полиция срочно вызывает его как общественника в подлежащий сносу дом, где обосновались бомжи. На дворе 15 марта, мартовские иды. Жена просит не ехать — у нее дурные предчувствия, ей приснилось, что его разрывают львы, — но критик не слушается, а зря: бомжи вдруг набрасываются на него с колюще-режущими предметами. Последнее, что видит умирающий: высокий пожилой констебль, проводивший его через развалины, вдруг отклеивает усы и начинает с чувством цитировать трагедию Шекспира «Юлий Цезарь».

Это Эдвард Кендал Шеридан Лайонхарт (Винсент Прайс) — актер, который всю жизнь играл исключительно в постановках Барда и достиг в этой области, по собственному мнению, невероятных высот. Но понимала его только дочь (Дайана Ригг) — критики же злобно насмехались в своих заметках. Когда они в очередной раз обошли Лайонхарта наградой, тот, продекламировав «Гамлета», рухнул в Темзу и был объявлен мертвым. Однако выжил, собрал в заброшенном театре банду из потребителей денатурата и приготовил изощренную месть.

«Театр крови» («Theatre of Blood», 1973), смешной, иногда страшноватый, душещипательный, изумительно дурновкусный и в целом безусловно величественный бенефис Винсента Прайса, отчетливо повторяет фабулу «Отвратительного доктора Файбса», классики альтернативного хоррора, снятой парой лет ранее. В том фильме Прайс методично мстил хирургам, не сумевшим спасти его жену, руководствуясь списком казней египетских — от саранчи до града. Авторы «Театра» то ли решили воспользоваться удачной формулой, то ли пародируют ее — так или иначе, вместо Ветхого Завета они достали с полки собрание сочинений Шекспира, где разнообразных способов убийства оказалось не меньше, и именно в соответствии с ними стремительно редеет Лондонское общество критиков. Лайонхарт, пожалуй, действует не столь изобретательно, как Файбс (который, скажем, убивал латунной головой единорога, выпущенной из катапульты), но у него тоже есть свои козыри.

Помимо прочего, это прекрасная викторина по Шекспиру — включающая, наряду с самыми растиражированными сценами и цитатами, и менее популярные пьесы вроде «Цимбелина». Для тех, кому недосуг вспоминать, что произошло в «Тите Андронике», а что — в «Ричарде III», имеется туповатый инспектор Скотланд-Ярда, которому все это тоже приходится объяснять — как правило, постфактум. По фильму еще разбросано множество более или менее очевидных подсказок, от предметов обстановки до имен (например, критика, которому досталась «Троил и Крессида», зовут Гектор). Иногда Лайонхарт жульничает — финал «Венецианского купца» пришлось подправить. В одной сцене жертва сама уже начинает говорить словами Шекспира вслед за убийцей.

Критики, с нескрываемым наслаждением сыгранные характерными английскими актерами, омерзительны; ограниченные, самовлюбленные, потворствующие своим порокам — кто-то алкоголик, кто-то обжора, кто-то ревнивец, кто-то волочится за юбками. Их комическая ничтожность, как и все в картине, бьет через край: один, скажем, всюду ходит с двумя пудельками (что ему, понятно, аукнется). И это, конечно, шутка — но, конечно, не исключительно. В кровавой буффонаде «Театра» есть, несомненно, и толика искренней горечи, и зерно серьезного высказывания. А в Эдварде Львиное Сердце, который разыгрывает «Короля Лира» перед толпой пьяных дегенератов, есть Винсент Прайс. Большой артист, в узких кругах боготворимый, но практически не востребованный за пределами своей ниши. Сыгравший две сотни ролей и катастрофически обойденный профессиональным признанием: за полвека в кино и театре он получил полторы награды, и то на склоне лет, «за вклад».  

Прайса не звали в шекспировские постановки, но в эти полтора часа он не отыгрывается — он первым готов посмеяться над своим вечно брезгливым лицом, гигантским ростом и знаменитым голосом, и именно в этой самоиронии открываются бездны подлинного достоинства. В каком-то смысле «Театр крови» — предшественник «Эда Вуда» Бертона, большого, кстати, поклонника Прайса. Беззаветное, так сказать, служение искусству, честная вера в собственный талант где-то и важнее, чем его объективная ценность — о которой, впрочем, тоже можно поспорить. Признание — для слабаков. Делай, что считаешь нужным, и обязательно найдутся люди, для которых Винсент Прайс — это о-го-го, а оливье — это салат. Последнее слово, констатирует фильм, все равно останется за критиканами — но ничего страшного, всегда можно отрезать им головы.