Фильм на выходные «Святой Джек» Питера Богдановича

Сингапур, начало 70-х. Американец итальянского происхождения Джек Флауэрс (Бен Газзара), ветеран корейской войны и неудавшийся писатель, каким-то образом застрял в Юго-Восточной Азии на неопределенный срок, возможно, навсегда. Он работает сутенером — профессия, в которой его природная общительность и дружелюбие оказались востребованы: он знает по именам, кажется, все население города. Сегодня Флауэрс препирается с боссами из-за мелочи на такси и водит по барам симпатичного англичанина (Денхолм Эллиотт), присланного из Гонконга с аудитом, завтра пытается открыть собственный бордель в колониальном особняке, послезавтра по предложению человека из ЦРУ (Питер Богданович) управляет целым развлекательным комплексом для американских солдат.

На рубеже 1970–1980-х Питер Богданович встык поставил два своих лучших, вероятно, фильма: «Святой Джек» («Saint Jack», 1979) и «Они все смеялись» — и оба они оказались никому особенно не нужны. Всего за несколько лет до этого Богданович был голливудской сенсацией, новым Орсоном Уэллсом: «Последний киносеанс», «В чем дело, Док?» и «Бумажная луна» собирали восторженные рецензии и миллионы в прокате. А потом быстро сделал три провальные картины подряд и ушел в пике — из которого, в принципе, не вышел до сих пор. Поначалу это даже забавляло окружающих, они все смеялись — поскольку Богданович носился со своей тогдашней подругой Сибилл Шеперд, задирал нос и чисто по-человечески всех бесил. Чуть позднее, после жуткого убийства Дороти Страттен, он стал уже фигурой скорее трагической, но это другая история.

«Джек» — экранизация романа Пола Теру, американского писателя и путешественника, который в конце 60-х преподавал в сингапурском университете. Идея фильма пришла в голову Орсону Уэллсу, который покровительствовал Богдановичу, — он вроде бы даже хотел сам его ставить. Но права принадлежали Хью Хефнеру, издателю «Плейбоя». И вот когда несколько лет спустя Сибилл Шеперд стала судиться с «Плейбоем» по поводу публикации своих смелых снимков (всего лишь кадров из «Последнего киносеанса» — так жили люди до интернета), она включила в итоговое соглашение эти права, и Богданович получил свой фильм. Студии хотели на главную роль звезду — то ли Пола Ньюмана, то ли Фрэнка Синатру, однако Богданович настаивал на малоизвестном Газзаре, с которым познакомился на съемках «Премьеры» Кассаветеса, где сам играл в эпизоде. В итоге режиссер обратился к Роджеру Корману, когда-то выведшему его в люди, и тот взялся финансировать малобюджетный, но по кормановским меркам весьма затратный проект.

Съемочная группа несколько месяцев провела в Сингапуре, работая почти партизанским методом. Страна, не так давно получившая независимость, стремительно развивалась под чутким руководством Ли Куан Ю: полный либерализм в экономике не распространялся на права человека, а развитая секс-торговля не мешала, например, гомосексуализму оставаться вне закона (где он и по сей день). Богданович понимал, что не получит разрешение на съемки фильма о проституции, — и подал в инстанции фальшивый синопсис. Даже многочисленные местные жители, играющие в фильме эпизодические роли, были уверены, что снимаются в романтической комедии. Потом, когда все выяснилось, «Джека», естественно, в Сингапуре запретили — и впервые показали на фестивале только в конце 90-х.

Богданович, друг, интервьюер и ученик великих голливудских стариков, знакомствами гордился — демонстративно снимая фильмы то под Джона Форда, то под Говарда Хокса. «Святой Джек» — первый фильм, который он сделал под явным впечатлением от почти что ровесника: это, конечно, кино «под Кассаветеса». Роман Теру был написан раньше, но даже на уровне сюжета «Джек» отчаянно напоминает «Убийство китайского букмекера». Там стрип-клуб, здесь бордель, там, в Америке, от Бена Газзары требуют убить китайца, здесь, в окружении китайцев, его отправляют с неприятной миссией к американскому сенатору. Последнего, кстати, играет Джордж Лазенби — одна из двух отсылок фильма к Бонду; в другой сцене пара транссексуалов исполняет стриптиз под «Goldfinger».  

В фильме прозвучат еще несколько интересных песен, в том числе Луи Армстронга, и даже «Okie from Muskogee», одиозная кантри-отповедь хиппи, но закадровой киномузыки в нем принципиально нет. Роль музыкального сопровождения выполняют речь на заднем плане, гудки машин, несмолкающий гул большого города. Пока идут начальные титры, камера, установленная на берегу сингапурской гавани, медленно поворачивается на 360 градусов, обозначая концепцию фильма: в кадр попадает то, что попадает, мы ничего не скрываем. Робби Мюллер, волшебный оператор Вендерса, ходит за героем через рынки, бульвары, набережные, рестораны; их окружает не массовка, а люди. Длинные планы в движении, множество полуимпровизированных диалогов с непрофессиональными актерами — квазидокументальная манера, не имеющая вообще ничего общего с тем, что Богданович делал прежде.

Здесь нет даже времени: какой-нибудь персонаж может сказать «Увидимся через год» и появиться как ни в чем не бывало через пару сцен — потому что год уже прошел; в «Джеке» спрятано несколько таких скачков. Богданович сознательно нарушает конвенции, отказываясь делать за зрителя часть его работы, проглатывая звуки и целые слова, — так на самом деле интереснее. Расслабленность, необязательность, антидраматизм происходящего на экране — обманчивы, у этого фильма железобетонная структура. Просто режиссер относится к зрителю с уважением, верит, что он самостоятельно интерпретирует ту или иную реплику, уловит драматический момент, даже если не акцентировать его барабанной дробью. 

Это история о морали и коррупции — на макро- и микроуровне. В самом общем смысле — зыбкая переходная жизнь постколониальной страны, которая меняется на глазах (эти городские пейзажи скоро обрастут небоскребами), но которую белые господа по привычке считают своей: американские джи-ай отдыхают здесь от Вьетнама на «рекреационных базах», седые англичане шумно безобразничают в гостиничных барах, туристы покупают на сдачу девочек и мальчиков. В частном случае — судьба усталого хорошего человека, которого бывшие соотечественники тоже пытаются равнодушно, технично совратить. Джек видел слишком много порока, чтобы его осуждать, но у него есть этический кодекс, построенный не на отрицании, а на готовности понять и простить. В том числе, конечно, и себя самого, но себя в последнюю очередь. В названии фильма куда меньше иронии, чем сперва представляется, — это удивительно привлекательный, сложный персонаж. Кажется, только Газзара с его умными смеющимися глазами мог так естественно и убедительно сыграть эту смесь цинизма и безграничной готовности к эмпатии. Джек, который торгует чужими телами, угощается сигарами заведомого мерзавца и терпит унижения от сингапурского гангстера-карлика, каким-то чудом умудряется сохранить главное — чувство собственного достоинства, возможно, именно потому, что слишком часто наблюдал, как другие его теряют.