Фильм на выходные «Сладкий яд» Ноэла Блэка

Молодой человек по имени Деннис Питт (Энтони Перкинс) выходит из исправительно-лечебного заведения, где его долго держали за некое юношеское безобразие. Доброжелательный инспектор по УДО (Джон Рэндолф) отправляет его на лесопилку, строго-настрого наказав отзваниваться каждую неделю и перестать фантазировать: «Ты вступаешь в жестокий реальный мир, где вовсе нет места фантазиям».

Год спустя где-то в Новой Англии Деннис, нарушивший оба распоряжения, работает на химической фабрике, которая сливает в местную речку подозрительные красные отходы. Он увлекается 17-летней старшеклассницей Сью Энн (Тьюсдей Уэлд) и начинает рассказывать ей всякую чепуху о том, что он глубоко законспирированный агент ЦРУ и на фабрике выполняет важное задание. Школьница доверчиво слушает, хлопая голубыми глазами, легко соглашается помогать ему в качестве младшего агента и совсем скоро расстегивает платьице на лесной аллее, известной всей округе. Питту по-прежнему кажется, что он контролирует ситуацию.

«Сладкий яд» («Pretty Poison», 1968) был дебютом 30-летнего режиссера Ноэла Блэка — он уже успел победить в Каннах и получить номинацию на «Оскар» за короткометражку про скейтера, но впоследствии авансов не оправдал, снимал в основном ерунду для телевидения (и умер этим летом). Не лучшим образом сложилась судьба и у звезд этого фильма. Энтони Перкинс, прекрасный, тончайший актер, до гробовой доски вынужден был играть Нормана Бейтса и его разнообразных двойников. Тьюсдей Уэлд, популярная в 60-е старлетка, так и не сделала по большому счету карьеру серьезной актрисы, для которой у нее были все данные. «Яд» — маленький, прошедший незамеченным фильм — никоим образом не изменил их жизни, но остался в истории кино одной из тех причудливых редкостей, к которым традиционно липнет эпитет «культовый».

Это отчасти триллер, отчасти, может быть, черная комедия — для тех, кто способен находить смешное в неочевидных местах. Тут есть некоторые отзвуки только что вышедших «Бонни и Клайда» (где Уэлд отказалась от роли Бонни Паркер) — скорее, впрочем, эстетические, чем сюжетные, — и кубриковской «Лолиты» (где Уэлд отказалась от роли Лолиты). В каком-то смысле это родственник нуаров Эдгара Г.Ульмера или Джозефа Х.Льюиса про опасную глубинку. Так или иначе, «Сладкий яд» — в высшей степени циничная, остроумная и дерзкая зарисовка о природе зла, которое растет там, где хочет, а не там, где посадили.

Герой Перкинса, который формально не в ладах с головой, на самом деле, как постепенно выясняется, довольно адекватен — в данном случае актер из «Психоза» взят в качестве отвлекающего маневра. При этом он, конечно, полон неврозов, в том числе, очевидно, сексуальных, и Перкинс играет его в резкой, сдержанно эксцентричной манере: быстрая четкая речь, немигающий взгляд, порывистые движения — в нем есть одновременно и возможность взорваться, и страх перед этой возможностью. Через окружающую его сонную провинциальную жизнь сквозит сюрреалистический холодок. Химические отходы пророчески напоминают Деннису кровь, в своем вагончике он ловит русское радио: «Внимание! Взять редиску, две картошки, кусок хлеба, положить в кастрюльку, перерезать, перерубить и выбросить», — веско командует голос с легким акцентом. Деннис умен и, возможно, аморален — в конце концов, он обманом соблазняет школьницу, — но готов платить за свою аморальность.

А подлинным социопатом в этой паре оказывается, разумеется, Сью Энн — собственно, «сладкий яд». Насколько фильм опередил свое время, понятно по тому, что только в 90-е в Голливуде взойдет урожай подобных героинь — их будут играть Дрю Бэрримор (в фильме с похожим названием), Алисия Силверстоун и прочие едва совершеннолетние девицы со стальным отливом светлых глаз. Уэлд на съемках было 25, и она, может быть, главная удача фильма: невинность, которой вроде бы проникнута ее кукольная внешность на средних планах, куда-то естественным образом улетучивается, стоит камере взять крупный (а Блэк по тогдашней моде пользуется ими весьма активно) — и в чертах героини начинает проступать что-то очень темное и неприятное. В одном сюжетном повороте «Яд», может быть, слегка перегибает в своей бескомпромиссности, а в эпилоге, наоборот, слишком демонстративно сдает назад — на дворе все-таки по-прежнему 1968-й, — но его извращенная поэзия беспокоит так, словно он был снят вчера. Хотя и вчера непросто представить фильм с белокурой школьницей, весело оседлавшей труп, раскинув мокрые ноги.