Фильм на выходные «Шугарлендский экспресс» Стивена Спилберга

1969 год, Техас, блондинка с подтекшей тушью, в мешковатой одежде (Голди Хоун), выходит на шоссе из автобуса. Ее зовут Лу Джин Поплин, ей 25, она приехала в исправительный центр — что-то вроде тюрьмы нестрогого режима для тех, кто скоро освободится, — к своему мужу Кловису (Уилльям Атертон). Тому осталось сидеть несколько месяцев, но Лу Джин считает, что времени нет: пока они оба отбывали сроки за мелкие кражи, суд определил их двухлетнего сына Бэби Лэнгстона в приемную семью. Поэтому Кловис должен немедленно бежать, чтобы отправиться вместе с Лу Джин в Шугарленд и забрать Бэби Лэнгстона.

Побег дается без усилий, вскоре Лу Джин и Кловис мчатся в Шугарленд на угнанной полицейской машине вместе с заложником — молодым патрульным (Майкл Сакс), оказавшимся не в то время не в том месте. За ними гигантской кавалькадой едет вся полиция штата — и то, что им никогда не видать Бэби Лэнгстона, кристально ясно всем, кроме самих Лу Джин и Кловиса.

Выросший из газетной заметки формальный кинодебют Спилберга («Дуэль» была сделана для телевидения) провалился в прокате: роуд-муви про беглых любовников к 1974 году уже вышли из моды, для массовой публики фильм оказался слишком мрачным, для пуристов — слишком развлекательным. Через год Спилберг снимет «Челюсти» и заработает все деньги мира. Роджер Эберт, отметив некоторые достоинства «Экспресса», пожурил 26-летнего автора за то, что он увлекается машинками и забывает про людей. Полин Кейл назвала фильм «одним из самых феноменальных дебютов в истории кино»: «Не уверена, что у него есть мозги или даже сильная личность <…>, но он рожден развлекать и вполне может стать Говардом Хоуксом нового поколения». 1:0 в пользу Полин.

«Экспресс», конечно же, радикально отличался от «Беспечного ездока» и автомобильных фильмов самого начала 70-х — где дорога была синонимом свободы, а трип по шоссе — разновидностью наркотического трипа. Хотя бы потому, что Спилберг, зажатый очкарик, даже в молодости никогда не употреблял наркотики. На шоссе опасно, там незнакомые мужчины меряются друг с другом непонятно чем, там как бы чего не вышло, — собственно, про это целиком снята «Дуэль». В «Экспрессе» шестидесятническая мечта о свободе выпотрошена, высмеяна: побег Лу Джин и Кловиса — иллюзия, во время своего путешествия они не свободны ни минуты. Повсюду впереди их ждут засады, а следом за ними, сохраняя символическую дистанцию, едут десятки, а потом и сотни полицейских машин, — Спилберг доводит ситуацию до абсурда, одновременно подчеркивая свою мысль и получая возможность для удивительных кадров, автомобильного балета эпических масштабов.

Закон здесь уже не равен репрессиям — главный полицейский похож скорее на мудрого шерифа из старых вестернов и вообще самый приличный человек в фильме, — а его нарушение больше не является доблестью: новые Бонни и Клайд тырят какую-то мелочь в магазинах. Революция, которую вскоре произведет в Голливуде Спилберг, — революция конформиста, мечтателя, может быть, но аккуратного и в целом законопослушного.

Это первый и последний раз, когда Спилберг позволяет себе столько прямой сатиры, и главный ее объект — помимо таких напрашивающихся мишеней, как журналисты, воинственные реднеки и техасский акцент, — зеваки, поклонники, толпа на обочине, готовая приветствовать любых жуликов, как героев, просто потому, что о них говорят по радио. Опять же, ехидный комментарий по поводу уходящего романтического протеста, растиражированного к тому времени уже до заводских листков.

Впрочем, самое увлекательное в «Экспрессе» — не то, как юный Стивен разделывается с мифами старших товарищей, а то, как на их обломках он начинает строить собственные, каким уверенным с первых страниц оказывается его почерк. Как эффектно он вводит новых персонажей — даже если это пара полицейских, которая проедет сотни километров, только чтобы попасть в аварию, — и как ловко с ними прощается. Как свободно чувствует себя камера в крошечном пространстве машины. Как постоянная смена точек зрения служит синтаксисом фильма, заменяя кучу лишних слов, — в том числе появляется фирменный детский взгляд (из деликатности умолчим об игрушечном медведе, раздавленном полицейским колесом).

А главное — как работает стокгольмский синдром: синхронно с заложником-полицейским зритель начинает сочувствовать главным героям, довольно отталкивающей парочке, чья вина, конечно, не в том, что они нарушают уголовный кодекс, а в том, что они очень глупые и очень шумные молодые люди. По ходу поездки они не становятся ни умнее, ни тише, но где-то — на сцене в трейлере? — образы ломаются, мы больше не можем относиться к ним как к крупным человекообразным насекомым. Кажется, это и есть гуманистическое искусство — голливудские триумфы которого следующие сорок лет будут связаны с именем Спилберга. В финале «Экспресс» все-таки становится немножко и «Беспечным ездоком», и «Бонни и Клайдом»: свобода лучше, чем несвобода, все американские дороги рано или поздно сливаются в одну.