Фильм на выходные «Поезд» Джона Франкенхаймера

Пару лет назад узкоспециальный, но пользующийся заслуженным уважением американский ежемесячник Trains сделал спецномер «100 лучших фильмов про поезда». Фильм Франкенхаймера неожиданно оказался на первом месте, подвинув куда более популярных конкурентов: даже «К северу через северо-запад», впервые отметивший сексуальный символизм подвижного состава и явно польстивший железнодорожникам, пришел вторым. Признание профессионалов тем трогательнее, что редкий фильм обходился с поездами столь бесцеремонно, как этот.

Дело происходит во Франции в августе 1944-го — в Париж со дня на день войдут войска союзников, и это понимают обе стороны. Немецкий полковник фон Вальдхайм (Пол Скофилд), ценитель прекрасного, собрал в галерее Жё-де-Пом сотни полотен из других музеев: Ван Гог, Пикассо, Матисс, Ренуар и все остальные. Теперь он хочет успеть переправить их в Германию и снаряжает специальный поезд.

Французы стремятся этого не допустить, но захватить поезд не могут, а взрывать его, разумеется, не хотят. На первый план против своей воли выходит Лабиш (Берт Ланкастер) — смурной железнодорожный диспетчер, активно участвующий в Сопротивлении, а к живописи в целом равнодушный.

«Поезд» планировал и даже начал снимать другой выдающийся режиссер, Артур Пенн, но его немедленно уволили — вроде бы по настоянию звезды, всемогущего Ланкастера. Он же позвал Франкенхаймера, с которым неоднократно работал. Главные фильмы 40-летнего Пенна были еще впереди, а тогда он ставил интеллигентные драмы и уважал «новую волну». Продюсеры и Ланкастер хотели хит. Франкенхаймер был молодым, наглым и уже в зените славы после «Маньчжурского кандидата» и «Семи дней в мае». Он потребовал полный творческий контроль и автомобиль «феррари».

К 1964 году широкоэкранные развлечения давно уже снимались в основном на цветную пленку, но Франкенхаймер из последних сил держался за ч/б, и в данном случае его ставка сработала на все сто: помимо ретроаспекта, монохромность в сочетании с фирменным глубоким фокусом придала фильму суровую, почти архитектурную монументальность, без которой «Поезд» превратился бы в еще один лихой военный боевик. 

Наверное, хватило бы и боевика: Франкенхаймер в этом жанре был и Хичкоком, и Орсоном Уэллсом. Что в иезуитски просчитанных раскадровках, что в царской мегаломании, когда доходило до съемок. Настоящая Франция, настоящие железные дороги, настоящие поезда, настоящий динамит — груды раскореженного металла, сломанные камеры, крушения без возможности второго дубля.

Но «Поезд» — не только кряжистый отец всех бесчисленных фильмов про поезда-беглецов — от «Своего среди чужих» до последнего Тони Скотта. На протяжении своих двух часов он несколько раз незаметно меняет тональность. В нем выделено, конечно, место и подвигу французского народа с местными иконами в небольших ролях: старенький Мишель Симон играет колоритного машиниста, Жанна Моро — понимающую хозяйку гостиницы. Где-то в середине он ненадолго превращается в почти мелвиллевское кино про ограбление — только молчаливые профессионалы пытаются украсть не драгоценности в запертой комнате, а железнодорожный состав посреди Франции. 

И, наконец, ближе к финалу «Поезд» становится по-настоящему большим фильмом, противостоянием двух упрямых воль: один двигает, другой не пускает. Англичанин Скофилд, великий шекспировский актер, плавит экран в роли, которую мог бы при желании сыграть и во сне, — интеллигентный нацист для человека со злым умным лицом — дело нехитрое. Ланкастер полностью отключает в себе интеллектуальное и оставляет только физическое — в последние полчаса главный герой не произносит ни слова, в том числе в кульминационной сцене, которую иначе как диалогом не назвать. 

И в этом смертельном диалоге уже не остается места благородной болтовне, которой до того питался фильм, — о гордости Франции, о национальном достоянии, за которое и жизнь положить не жалко, о бесценной красоте, которую скрывают грубо сколоченные ящики со знаменитыми фамилиями на крышках. Красоту и гордость не измерить деньгами — а трупами? Там, где просится мажорный восклицательный знак или кокетливый вопросительный, Франкенхаймер вдруг ставит точку, гордо саботируя собственный фильм, отказываясь рассуждать на тему, не имеющую ответов. «Тебе просто повезло», — скажет проигравший, и с его точки зренья он прав.